Испытание огнем
Шрифт:
Огонь — владыка всех стихий,В его мерцаньи — вечный зов.Он очищает, он живой,Свидетель времени основ.
— Вот как дед говорил. Он много чего красиво говорил, и я всё помню, - приговаривал торговец, упаковывая сочные порции для меня.
— Очень душевные слова. Ваш дед был поэтом?, — спросил я, поддерживая разговор в основном из вежливости.
— Мой дед был больше, чем поэт!, — энергично и чуть громче сказал мастер гриля, чуть наклонился ко мне и внезапно засмеялся. Очень долгим, громким, немного натужным смехом, глядя мне
Я немного отстранился от этого навязчивого человека и слегка нахмурился.
Что-то в этом человеке меня настораживало, несмотря на показное радушие.
Никак сидел рядом, внимательно глядя на гриль-шефа. Пёс не рычал, не лаял, но его взгляд был пристальным, почти гипнотическим. Шашлычник заметил это и слегка улыбнулся.
— Какой красивый пёс, — сказал он. — У него глаза, как угли.
Я кивнул, стараясь не показывать своего беспокойства.— Да, он у меня особенный.
Мангальщик, протягивая пакет с шашлыком, сказал:— На, держи, дорогой, на здоровье! И запомни: огонь — это жизнь.
Я взял пакет, расплатился. Уже хотел уйти, но что-то вдруг заставило меня обернуться. Какая-то интуиция.
Шашлычник смотрел на меня в упор. Его глаза... они были красными. Без зрачков. Как раскалённые угли. На секунду показалось, что от них даже исходит небольшое пламя. Смотрел вслед и натурально скалился, показывая свои удивительно ровные, крупные, острые зубы.
Я замер. Метка на ладони кольнула так сильно, что я поморщился.
— Всё в порядке, дорогой? — спросил барбекюшник, широко улыбаясь.
— Да, — коротко ответил я ему. — Всё отлично.
И отвернувшись, быстро пошёл прочь.
— Что это было? — спросил сам у себя, открывая переднюю дверь машины для собаки.
Никак запрыгнул на сиденье и обернулся в сторону рынка. Его уши были приподняты, шерсть на загривке слегка взъерошилась.Я бросил пакет с шашлыком в багажник, даже не притронувшись к нему — что-то внутри подсказывало, что не стоит так рисковать — даже на голодный желудок.
— Ну что, Никак, — сказал я, глядя на пса. — Что-то после такой горячей беседы мне уже не до еды. Ладно, — сказал я. — Кажется, мне что-то показалось. Наверное, заработался. Похоже, нужно сделать себе выходной.
— Так, стоп, — внезапно мне в голову пришла светлая мысль. — Ты какой-то слишком лохматый, друг мой. Нам нужно привести тебя в порядок, навести марафет, так сказать. Как же там называется ваш собачий барбершоп?Никак вильнул хвостом, но его взгляд оставался настороженным.
В этот момент зазвонил телефон. Я взглянул на экран — там высветилось «Роман» — мелким шрифтом под именем — «брат».На самом деле он был двоюродный, но я привык считать его близким родственником.
— Ну, привет, — сказал я, нажав на зелёную кнопку.
— Стасяяян, а ты сейчас где? — вопросительно протянул Рома. Мне показалось, что его голос звучал напряжённо.
— В машине, как всегда. А что?
— Слушай, мне нужно с
Я недовольно нахмурился.— Опять долги?
— Ну тут такое... Не только, — ответил Рома. — Кое-что случилось. Пересечёмся?
— Ладно, — вздохнул я. — Где?
— У меня на точке. Приезжай.
Я вздохнул ещё раз.— Хорошо. Через полчаса буду. Только будь на месте, чтобы не пришлось тебя искать.
После этого нажал красную кнопку отмены вызова и посмотрел на собаку.
— Ну что, пёс, поехали к брату.
Никак вильнул хвостом, но его уши оставались поднятыми, как будто он чувствовал, что что-то не так.***
Я припарковался и вышел из машины. Никак прыгнул за мной, держась рядом.
Московецкий рынок был оживлён, как всегда. Продавцы что-то убедительно втирали покупателям, те неспешно рассматривали товары. Словом, жизнь шла своим чередом.
Роман ждал меня у своего павильона, нервно покручивая в пальцах смятую пачку сигарет. Его глаза бегали по сторонам, будто выискивали что-то в толпе.
— Ну, что случилось? — спросил я, подходя к нему.
Он резко схватил меня за рукав:— Давай зайдём внутрь, — прошептал он, кивая на помещение. Его пальцы дрожали.
Мы вошли в тесный павильон, заставленный товарами. Рома прикрыл дверь, затем резко дёрнул шнурок лампочки — свет замигал, отбрасывая нервные тени на горы сигаретных пачек и ящики с газировкой. В углу трещало радио, заглушая наш разговор статикой.
— Стас, ты ж не поверишь... — Рома закусил губу, оглянулся на дверь. — Вчера Славка с пятого ряда испарился. Будто сквозь землю провалился. Утром кассу открыл — а к обеду уже и след простыл. И так пятеро за неделю. Менты пальцем о палец не ударили, будто их заранее предупредили не лезть.
— Ром, излагай с наглядными примерами. Для понимания ситуации.
Он нервно провёл рукой по лицу:
— Ну вот Славка — мы с ним вчера утром кофе выпили. Поболтали, посмеялись. А через два часа — тю-тю. Касса открыта, телефон на месте, куртка висит... — Он вдруг побледнел. — И везде этот запах...
— Какой запах?
— Горелого мяса. Словно шашлык забыли на углях...
Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Никак, сидевший у моих ног, вдруг насторожился, уши его напряглись.
Роман понизил голос, прикрыв рот ладонью:— И пожары... Два павильона сгорели дотла. Огонь — как живой! По стенам полз, будто искал кого-то... Пожарные говорят — снаружи следов поджога нет.
Его пальцы впились в край прилавка до побеления костяшек:
— Есть слухи, что на Давиловском появился странный шашлычник.
Вот тут я насторожился.
— И что такого? Они же там меняются, как на вахте.
— Этот... другой, — прошептал Рома. Глаза его стали круглыми от страха.
— Говорят, у него глаза... как раскалённые угли. А те, кто берут у него мясо...— он сделал паузу, — потом исчезают. Навсегда.