Испытание огнем
Шрифт:
Он делал просящие жесты — сложенные ладони, поклоны, вытягивание рук. Один раз даже ткнулся лбом в пол, как паломник перед священным камнем. Он простирал руки, будто клянчил пощаду, возможно, предлагал какую-то сделку. Указывал на алтарь, на Катю, на меня. Снова склонялся. Размахивал руками, прижимал их к груди. Я смотрел, как эта воплощённая гордыня превращается в воплощённую мольбу. Ответом ему была тишина. Нет. Фигура в сером стояла неподвижно. Ветер не колыхал её балахон. Насекомые за её спиной жужжали, но она была похожа на стержень реальности. Сосредоточие
Наконец, она пошевелилась. Голова чуть наклонилась — будто в ответ. И из-под капюшона раздалось одно слово. Всего одно. На том же языке. Шипящее, режущее, словно сквозь хруст сломанного дерева.
— Нахш’ту.
Я не знал значения этого слова. Но я понял. Нет.
Это было отрицание. Окончательное. Безапелляционное. Бесповоротное.
Азар вздрогнул, будто его ударили. Он отпрянул, сел на пятки, замотал головой. Потом заговорил — быстрее, более нервно. Его руки дёргались, как у человека, которому сейчас отсекут пальцы. Фигура в сером не ответила. И тут я понял: его просьбы не имеют никакого значения. Всё уже решено.И приговор оглашён.
Я ощутил, как по позвоночнику пробежал холодный пот. Не от страха. Нет. От понимания величия происходящего. От осознания, что я — человек — стою в зале, где только что один древний ужас вынес приговор другому. И вот этот, второй, теперь сидит в пыли и сыплет мольбы, как прах в огонь.
— Ты это видишь, Никак? — прошептал я, не отрывая взгляда от сцены.
Никак, всё еще оставаясь в своих гигантских размерах, не рычал. Он просто смотрел. Так же, как и я. На эту молчаливую расправу. Было понятно, что Аз'хаар — сильный, но далеко не главный. Здесь, на земле, он почти бог. Но где-то там, в других слоях мира — есть те, кто гораздо сильнее. И одна из них уже здесь...
Азар молчал. Его лицо оставалось неподвижным, но в глазах метались искры ужаса. Он словно цеплялся за воздух, пытаясь что-то придумать. Что-то невозможное. Что-то, что даст ему шанс выбраться из этой ситуации. И в этот момент он начал исчезать.
Не так, как бывает у телевизионных фокусников. Его очертания начали как-то размываться, растворяясь в пространстве. Контуры его тела дрогнули, стали полупрозрачными, словно фигура теряла плотность, как туман на утреннем солнце.
— Нет, — выдохнул я. — Он пытается сбежать.
Фигура в сером даже не изменилась в лице — если у неё вообще было лицо. Она лишь взмахнула рукой, как бы лениво стряхивая крошку с ладони. И Азар… вернулся. В одно мгновение его тело вновь обрело чёткость. Прозрачность ушла, как будто её и не было. Он отшатнулся, глядя на свои руки, которые снова стали предательски плотными. Недоумение и злость читались на его лице. Он не мог уйти.
— Нет! — прошипел он. — Нет, ты не можешь… Я…
Но фигура молчала. Лишь стояла неподвижно. Тьма под её балахоном казалась глубже самой пустоты. Азар дрогнул, потом, держа руки перед собой, начал чертить в воздухе дугу. Пальцы двигались быстро и точно. Словно он резал ткань пространства. И это пространство действительно дрогнуло.
Появился зияющий разлом — не яркий,
— Портал, — прошептал я. — Он уходит.
Азар рванулся — то ли прочь, то ли в портал, который начал вспыхивать за его спиной, — но вдруг замер. Я не сразу понял, почему. И тут дошло: Фигура в сером. Сама она даже не двигалась, а он… он просто не мог. Его лицо исказилось от усилия, но каждый жест будто вяз в невидимом сиропе. Она блокировала его. Легко. Молча. Вот чего он боялся. Не только разоблачения. Не только поражения. Он знал, что если она пришла — пути назад больше нет.
Фигура в сером снова подняла руку. Очень медленно. И сжала пальцы в кулак. Портал мгновенно закрылся, словно его сжали невидимыми створками. Пространство заворчало, хрустнуло — и стало целым. Азар отпрянул. Потом зарычал. В голосе было всё — страх, ярость, отчаяние загнанного зверя.
— Нет! Эти люди, их кровь, алтарь — всё было как предрешено! — Он сорвался на крик. — Ты не имеешь права!!
Он бросился вперёд — прямо на фигуру. И тут двинулись они. Два чёрных столба мух, стоящих за фигурой, вспыхнули, как живые рты. Они рванулись вперёд — быстро и неумолимо. Плотные вихри рванулись с гулом, от которого уши выворачивались наизнанку. Азар замер на бегу. Понял. Но было уже слишком поздно.
— Подожди! — выкрикнул он. — Дай сказать! Я... я... могу ещё быть полезен!
Но фигура не слушала. Первый столб мух ударил его в грудь — и Азар вздрогнул, как от пули. Его тело начало обволакиваться чернотой, словно плотной живой материей. Второй столб сомкнулся на нём с другой стороны. Они оплели его с головы до пят, не оставляя ни малейшей щели. Азар взвыл.
— Ты не знаешь, что творишь! Я — Аз'хаар ибн-аль-Харам аль-Мут'нафис фи-Ннари аль-Азраиль! Я — живое пламя пустыни, голос лавы, дитя вулкана! Ты не...
Звук затихал. Последние слова человеческим ухом расслышать было невозможно. Чёрная масса сжалась, сделалась плотнее, Азар перестал быть виден. Только две груды гудящей тьмы свернулись в единую форму, которая постепенно оттянулась за спину фигуры в сером, словно ничего и не было.
В помещении стало тихо.
Тьма не исчезла сразу. После того как жужжащие столбы вновь заняли место за спиной фигуры в сером, всё вокруг будто застыло. Воздух был совершенно неподвижен. Лишь тусклое свечение пяти активированных знаков мерцало в полумраке.
Я не знал, как долго мы стояли в этой тишине: я, Никак и существо в сером балахоне, около которого только что исчез Азар. Моё сердце всё ещё билось часто, в висках тяжело стучало. И вдруг она зашевелилась. Ткань на капюшоне дрогнула, словно от лёгкого ветра. Потом фигура медленно протянула руку к лицу, взялась за край капюшона и сбросила его. Мутные черты лица существа начали обретать знакомые очертания. Через несколько секунд я увидел, что это была... Нурия.
Та самая. Чёрные волосы, янтарные насмешливые глаза, спокойное лицо.