Испытание Ричарда Феверела
Шрифт:
Выпив кофе, они вышли на воздух посмотреть закат солнца с владений леди Джудит. Ветер стих. Тучи спустились с зенита и, расположившись полукругом, простерли свои огромные раскрасневшиеся тела над морем и сушей. Гигантская багровая голова и торс, поднимаясь из волн, взирали на клонящегося долу Гипериона [120] . Это был Бриарей; туловище его было в зубцах, брови тяжело нависли, и он простирал все свои руки к недостижимым синим вершинам. На северо-западе гряда облаков сияла ослепительной белизной, словно предназначенной для луны, а на западе потоки
120
Закат солнца изображен здесь аллегорически как борьба титана Гипериона, отца бога солнца Гелиоса (Гиперион было также одним из имен самого Гелиоса), и сторукого чудовища Бриарея, одного из тех, кто помог олимпийским богам победить титанов. Об аллегорическом значении образа Бриарея см. выше, с. 513.
– То, что Сендо называет небесною пассифлорой, – шепнул Ричард Адриену, который в это время торжественно растягивал греческие гекзаметры и в одну из цезур вставил свой ответ:
– Он с тем же успехом мог назвать это цветной капустой.
Леди Джудит в черной кружевной вуали на голове шла им навстречу. Это была смуглая высокая женщина; темные волосы, темные глаза; голос и манеры ее были приятны и располагали к себе.
«Второе издание леди Блендиш», – подумалось Адриену.
Она поздоровалась с ним как с человеком, у которого было право требовать от нее особенной учтивости. Потом она покровительственно поцеловала Люси и, сказав несколько слов по поводу удивительного заката, завладела ее мужем. Адриену и Люси оставалось только идти за ними следом.
Солнце зашло. Небо со всех сторон светилось, а воображение Ричарда разгорелось.
– Значит, вы нисколько не опьянели от вашего сегодняшнего успеха? – спросила леди Джудит.
– Не смейтесь надо мной. Когда все кончается, мне становится стыдно за то, что я трачу на это столько сил. Взгляните, какая красота! Я уверен, что в душе вы меня за это презираете.
– Помилуйте, я же вам аплодировала! Но мне думается все же, что такую неуемную энергию, как у вас, лучше было бы употребить с большей пользой. Только в армию вам идти совершенно незачем.
– А на что же еще я годен?
– На очень многое, что гораздо этого выше.
– Ну что же, спасибо вам за то, что вы такого мнения обо мне, леди Джудит. Я что-нибудь придумаю. Как вы правильно сказали, человек должен быть достоин права жить на свете.
– Соуса, – отчетливо послышалось сзади. Это был голос Адриена. – Соуса – вот вершина этого искусства. Женщина, которая овладела секретом их приготовления, поистине достигла вершин цивилизации.
Бриарей над морем побагровел. Запад весь был объят розовеющим пламенем.
– Можно ли видеть всю эту красоту и бездельничать? – воскликнул Ричард. – Мне стыдно просить моих слуг на меня работать. Во всяком случае, меня это тяготит.
– Только не тогда, когда вы стараетесь обогнать «Бегуму». Вовсе вам незачем становиться таким демократом, как Остин. Вы сейчас пишете?
– Нет. Чего стоит все мое писанье? Меня этим не обманешь. Я знаю, что пишу только для того, чтобы оправдать мое теперешнее безделье. С тех пор как… за последнее время я не написал ни строчки.
– Это потому что вы так
– Нет, вовсе не поэтому. Конечно, я очень счастлив… – Он не договорил.
Смутное, расплывчатое тщеславие вспыхнуло на месте любви. Поблизости не было ученого гуманиста, чтобы изучить естественный ход развития событий и его, Ричарда, направить. Говорившая с ним дама вряд ли особенно подходила для этой роли: она не смогла бы указать верный путь разбрасывавшему свои силы юноше, однако установившиеся меж ними отношения нечто подобное подразумевали. Она была пятью годами старше его и была замужней женщиной, чем и объяснялось все ее неколебимое высокомерие.
Гигантские туши стали распадаться на части: мускулистое плечо дымилось и тлело теперь над морем.
– Во всяком случае, в городе мы с вами что-то предпримем вместе, – сказал Ричард. – Почему бы нам не начать обходить ночью все закоулки и не поискать людей, которые нуждаются в помощи?
Леди Джудит улыбнулась и только попыталась умерить его неуемное рвение, сказав:
– Мне кажется, нам не следует чересчур увлекаться романтикой. Вам, должно быть, суждено стать странствующим рыцарем. В вас есть для этого все качества.
– Особенно за завтраком, – послышался голос Адриена, с неуместной назойливостью преподающего уроки гастрономии молодой жене.
– Вы должны стать нашей гордостью, – продолжала леди Джудит, – защитником и спасителем обездоленных женщин и девушек [121] . Нам такой очень нужен.
– Он действительно нужен, – совершенно серьезно заметил Ричард, – я сужу об этом по всему, что я слышу и знаю!
Мысли его унеслись куда-то вдаль, он ощутил себя странствующим рыцарем, которого в критические минуты призывают на помощь обездоленные дамы и девы.
121
В эпоху, когда был написан роман, поборники филантропической деятельности, например писатель Чарлз Кингсли (1819–1875), представляли ее современной формой рыцарских подвигов в защиту несчастных и угнетенных, вдохновляемой идеалами столь же возвышенными, как и в те далекие времена.
Со всех сторон над ним повисали воздушные замки. В воображении своем он уже совершал удивительные подвиги. Крепостные башни рушились. Звезды ширились и трепетно мерцали над головой. Воображение его дрогнуло вслед за воздушными замками; сердце его защемило; он повернулся к Люси.
– Милая моя! А что ты делала все это время? – спросил он. И как бы вознаграждая ее за присущую всем странствующим рыцарям неверность, он очень нежно прижался плечом к ее плечу.
– Мы только что чудесно поговорили о кулинарии, – вмешался Адриен.
– О кулинарии! Это в такой-то вечер? – лицо Ричарда искривилось гримасой, вроде той, которую вызвал у Гиппиаса свадебный торт.
– Дорогой мой! Это же очень полезно, – весело возвестила Люси.
– Поверьте, я совершенно согласна с вами, дитя мое, – сказала леди Джудит. – И, мне кажется, тут вы одержали над нами верх. Что до меня, то я непременно постараюсь когда-нибудь заняться кулинарией.
– Что, короче говоря, призвание женщины, – изрек Адриен.
– А скажите на милость, в чем же заключается призвание мужчины?