Испытание временем
Шрифт:
— Закрой свой рот, осел, не бросайся товаром… Мужик берет в кредит… Отговаривай его покупать, скажи — на днях будут лучшие образцы, материал первого сорта…
День отшумел многоголосыми выкриками, ржаньем коней, громом подвод по булыжной мостовой.
Уховский запер кассу и вышел на крыльцо продолжать разговор с Федькой. В лавке громоздились разбросанные куски материи. Густо пахло потом. Приказчики торопливо восстанавливали порядок: Курис складывал сукно, Сукальский — ситец, Гилель — платки, а Мунька — шелка.
За дверью, на улице, слышалась оживленная
— Как тебе не стыдно, — мягко упрекал Аврум Федьку, — пора остепениться… Жениться пора, хозяином стать, семьей обзавестись…
Послушай Федька своего благодетеля, упреки Аврума примерно были бы такими:
— Что ты, дуралей, наделал? Чем ты семью кормить будешь? К чему тебе, дураку, жена?..
Шимшон забыл о своей неудаче. Он складывает розовые и алые куски кретона, бережно разглаживает каждый сгиб и морщинку. Рука его скользит вверх и вниз по полкам, придвигая и отодвигая цветные стопки материи. Он прицеливается, отходит и возвращается, любуется строгой линией сложенного кретона и, поглядывая на соседние полки, думает, что лучше его не сделает никто.
Хозяин прикидывается равнодушным, словно не замечает его искусства. Приказчики снисходительно усмехаются и отделываются шуткой.
— Шимшон добивается медали, — говорит Курис, осторожно смахивая ворсинку с пиджака. — Придется ему дать…
Этот изящно одетый жених с нежно-розовыми щечками любит исподтишка укусить.
— Подумаешь, медаль, — зубоскалит Сукальский, — ему памятник подай на базарной площади…
Шимшону нет дела до этой болтовни, он выравнивает полки кретона, мельком поглядывая через открытую дверь на улицу. Как знать, увидит кто-нибудь прекрасно сложенные полки кретона, залюбуется и спросит:
«Скажите, господин Уховский, какой приказчик так блестяще сложил ваш кретон?..»
Разговор с Федькой обрывается на самом важном месте, как раз когда рука Аврума ушла в карман за гривенником. На базаре появляется инженер городской управы Ефим Исакович Гер в сопровождении человека с кокардой на фуражке. За ним толпой следуют ремесленники, торговцы и нищие. Они шумно спорят, встревоженные и гневные. Иося, потный, в развевающемся лапсердаке, больше всех суетится, таинственно шепчется то с тем, то с другим и решительно жестикулирует. Козачинский часто перебивает его и отмахивается от старика. Торговки баранками и засахаренными орехами неистово стонут и заламывают руки. Жестяник Мотель растерянно теребит свою рыжую бороденку и громко икает.
Инженер берет об руку своего спутника и чертит рукой в воздухе план:
— Кузню придется отодвинуть в сторону или перенести на другое место…. Цирюльню и лотки сломать — они мешают движению… Взгляните на чертеж: шесть лавок мы переделаем, десяток уберем — и проходы станут вдвое шире…
У инженера привычка все время улыбаться. Скажет слово и улыбнется, точно обрадуется самому себе…
— Ефим Исакович, — прорывается вдруг Иося, — что вы здесь затеваете?
Приплюснутый нос его оживает, ноздри вздрагивают, и алые жилки ярко выступают на них.
Инженер улыбается как ни
— Нравится вам это, реб Мотель? — высоким, девичьим голосом поет Ривка. — Он тычет пальцем в мою лавку…
Она поднимает юбку, засовывает руку в привешенный карман и принимается грызть семечки.
Уховский встает и протягивает инженеру руку:
— Здравствуйте, Ефим Исакович! Что вы тут замышляете?
Странный человек этот Мотель-жестяник, всюду и везде он вмешивается.
— Разве вы сами не видите? Ефим Исакович собирается нас задушить…
Задушить? Инженер смеется и укоризненно качает головой.
Аврум тоже усмехается и повторяет вопрос:
— Что вы скажете хорошего, м-сье Гер?
Кажется, сейчас он потрет руки и прикажет:
«Покажите им заграничные образцы, не жалейте… Выкладывайте все, что у нас есть лучшего. Дайте им «лурики», «шматыс» и берите «а мэках»…»
— Что я замышляю? — непрестанно улыбается инженер. — Поздравьте меня с успехом: решено перестроить толкучку… Три года ничего нельзя было добиться: у одного гласного здесь брат торгует, у другого — участок в аренде… И наконец со мной согласились…
Шимшон бросает восторженный взгляд на сложенный кретон и выходит за дверь.
Торговцы, ремесленники и нищие тесно окружили инженера, наперебой кричат и ссорятся. У Ефима Исаковича большие, широко открытые глаза, точно его однажды удивили на всю жизнь. Теперь изумленный взгляд его застыл и глаза неподвижны.
— Подождите, не сразу, говорите по одному… Что я вам делаю плохого?.. Толкучка — источник наших бедствий. Тысячи крыс отсюда разносят всякую заразу… Пока мы с этой грязью не покончим, город не станет на ноги.
За каждым словом — улыбка и любезное кивание головою. «Не будем спорить», — говорит улыбка; «Обещайте», — дополняет кивок.
Он замечает вдруг Шимшона, пристально смотрит на него и кивает головою. Шимшон отвечает ему смущенной улыбкой. Они старые знакомые, давние друзья. Было время, когда Ефим Исакович был «русским» учителем в хедере Каца, обучал детей чтению и письму, счету и географии, играл с ними на переменах в жмурки, вперегонки и в загадки. Ученики смеялись над странностями учителя, шумели на его уроках и жестоко с ним обходились. Как и теперь, он улыбался и смотрел на мир удивленными глазами. Дети со временем полюбили его, и больше всех Шимшон. Он был для них старшим товарищем и судьею. Над студентом в городе смеялись, Кац терпел его из жалости: «Человек вот-вот в инженеры выйдет, уволишь его — с голоду помрет…»
Однажды разыгрался скандал.
Янкель Шполянский — староста главной синагоги, крупный оптовик и благодетель города — явился в хедер к сыну и увидел там нечто поразившее его. Посреди двора с завязанными глазами стоял Ефим Исакович, ученики дергали его за рубашку, строили ему рожи и ловко увиливали из-под его рук.
Шполянский взял сына за руку и, не показываясь Кацу, увел мальчика домой. Сторону богача приняли все родители, и Ефима Исаковича убрали. Нищий, без средств, он уехал из города и через два года вернулся инженером…