Испытание выживанием
Шрифт:
Ее каштановые длинные до пояса волосы теперь свисали до пола, пока ее лицо заливалось краской от разбухавших сосудов из-за неестественного положения, но ее это нисколько не заботило. Эти две сестренки, которых Тормунд так точно обозвал Шишками, потому что они вечно торчали отовсюду, как любопытные варвары, всегда отличались простодушием и пытливым характером.
— Математика? — продолжала я.
— Да!
— Неорганическая химия?
— Да!
Меня снова скрутил спазм кашля от стремительно развивающейся астмы. Подземелье сжирало мои легкие, как плату за возможность продолжать жить. Я отняла платок от губ и увидела красные брызги: уже второй раз за день я отхаркивалась кровью.
— Экологическое равновесие? — продолжила я, не подавая
— Да!
— Сочинение?
Каришка запнулась и перестала качаться. Я замерла, ожидая верный ответ.
— У меня острый дефицит информации для грядущего доклада!
Я немного скривила лицом, потому что Каришка повторила мою фразу, сказанную ей десять минут назад, слово в слово. Двенадцатилетние так не выражаются. Они из этого предложения разве что предлоги да союзы знают. Более того, она так по-заговорщически сверлила меня взглядом и ухмылялась, что весь ее вид выдавал наш заговор.
Краем глаза я взглянула на караулившего меня солдата из отряда внутренней безопасности. Он стоял возле входа в спальный отсек. В последнее время, как и предсказывал Маркус, их стало гораздо больше, причем эпицентром их сосредоточения стала я. Меня забавляло, что полковники так и не просекли мои тайные способы обмена информацией между заговорщиками. Как бы полковники меня ни блюли, а я все равно найду выход подобно канализационной крысе, имеющие тысячу и один проход из тупика.
Я делала вид, что собираюсь усердно учить материал по агрономии, устраиваясь за столом с планшетом и кружкой воды. Кроме нас в спальном отсеке было еще около пяти человек, занимающихся своими делами: кто сидит за столом и читает планшет, кто просто лежит и отдыхает после тяжелого дня, кто сидит на кровати и шепчется с соседом. Казалось, они занимались совершенно обычными делами, но мой нынешний статус да знакомство с Фиделем и Маркусом сделало из меня параноика: я во всех видела шпионов, замечала солдат вокруг себя, иногда даже казалось, будто видеокамеры Желявы теряли статичность рядом со мной и поворачивали свои красные глаза мне вслед. У меня не было возможности проверить ни людей, ни солдат, ни тем более видеокамеры, а потому я вела игру двадцать четыре часа в сутки, даже когда оставалась одна в помещении, даже когда спала.
В моем отсеке проживало двадцать человек. Через пару часов людей в отсеке станет больше, потому что желявцы начнут возвращаться с ужина и разбредаться по жилым отсекам готовиться ко сну. Это шло мне на руку, потому что я обеспечивала себе круглосуточное алиби, пока самый ценный артефакт базы снова проведет мероприятия по разрушению нынешнего режима. Разница лишь в том, что сегодня Каришка примет непосредственное участие в боевых действиях, и за это я себя ненавидела.
У меня не было выбора. Мятежники потеряли свою единственную боевую мощь на базе — Падальщиков — и теперь мы пытались выжить любой ценой. Разумеется, мы не собирались кидать детей в мясорубку типа той, что случилась две недели назад, но и невинными их игры быть перестали.
— У тебя проблемы с идеями? — нарочито громко спрашиваю я, а сама то и дело кидаю взоры по сторонам.
Нас должно услышать как можно большее количество людей.
— Да! Мне нужно в компьютерный зал, чтобы поковыряться в Хрониках и найти материал про взаимосвязь обезлесивания и обмеления рек! — я знаю, что Каришка даже таких терминов не знает, но чтобы попасть в компьютерный зал нужна веская причина, и серьезные научные доклады — одна из них.
Каришка отважно исполняла свою роль, которую я ей поручила.
Она не отказалась. Боюсь, она даже не поняла, к чему я ее привлекаю. Двенадцатилетние не понимают глубокого смысла слов «мятеж», «революция», «расстрел». Для них это просто понятия из книжки, из истории, которая произошла когда-то давно с какими-то незнакомцами и означала что-то, чего люди боялись и не хотели повторять. Каришка воспринимала свою задачу, как приключение. Я же не желала упускать возможность воспользоваться ее любопытством
К сожалению, в нынешних условиях Каришка может так никогда не дорасти до того возраста, когда рутинные проблемы, вроде работы и детей, станут для нее стимулом двигаться дальше. Иронично выходило: мне было жалко детей, потому что их будущее под большим вопросом, но в то же время мы бросали их в самое пекло в войне за выживание, грозя сократить их и без того короткие деньки.
— Хорошо. Вот тебе запрос для пропуска, предъявишь на входе в компьютерный зал.
Я сажусь за стол и начинаю заполнять стандартный бланк запроса, где указываю имя, фамилию, возраст допускаемого, а также причину: «Экзаменационный доклад, раскрывающий эффект обезлесивания на обмеление водоемов и их последующая деградация. Аграрный блок. Первый курс обучения аграрному делу».
Причину мне подсказали. Разумеется. Я всех тонкостей системы допусков между блоками и общими зонами не знаю, но отныне я обрела мощную поддержку старожилов, включая самых главных бунтовщиков, так что мой путь революционера, пробивающего тропу на поверхность, мне облегчат настолько, насколько это возможно. Я очень рада этому, потому что вместе бояться не так страшно.
Это была любимая фраза Тиграна. Ею он руководствовался, когда объединял своим светочем людей. И мы действительно боялись меньше, чувствуя плечи друг друга, словно страх был некоей определенной массой, которую можно было разделить на тысячу триста человек. Каждому по маленькому кусочку страха. Наше единство помогало нам сплачивать армию сильных душ, пусть и в истощенных телесных оболочках. Дух вечен.
— Вот. Держи. Чтобы в девять была здесь, как штык!
Я протягиваю записку Каришке и нарочито сурово и громко даю наставление.
Каришка тут же спрыгивает с лестницы, немного шатается из-за попыток кровообращения вернуться в нормальный человеческий режим, а потом берет клочок бумаги в руки, складывает в карман своей хлопковой туники. Пара любопытных глаз обратила на нас внимание, вторая пара улыбнулась в умилении. Другие не обращали внимания. Я погладила Каришку по голове — обычный ласковый жест, которым я награждаю каждого встреченного по пути ребенка из деревни, словно они все мои дети. А потом не удержалась и поцеловала Каришку в лоб за ее храбрость и верность, а также чистоту и наивность, которой так мало в этом мире и которую нам необходимо защищать, как самое дорогое сокровище, что осталось здесь под землей.
Дети.
Именно это сокровище станет моим призраком, разносящим мятежный дух по недоступным местам. Сокровище, которым я рискую, осознавая последствия. Сокровище, которым не рискнет ни один человек в здравом уме, и оттого поступок мой кажется еще чудовищнее. Я прошу прощения у Господа, у Тиграна, пытаясь самой себе доказать, что у меня нет выбора, а также обнадежить саму себя, что мой план удастся. Кто заподозрит ребенка? Кто арестует ребенка? Кто заставит ребенка совершить преступление, за которое наказанием будет расстрел?