Испытание. По зову сердца
Шрифт:
— Просрочил? Отпуск? — Мать испуганно схватилась рукой за щеку.
— А вы не волнуйтесь. Все будет в порядке, — и командир ушел.
— Марфа! Что это значит? — Пелагея Гавриловна дернула за руку невестку.
И Марфуша, заливаясь слезами, поведала свекрови всю правду.
— Боже мой, боже! — запричитала Пелагея Гавриловна и, представляя, какой грех совершил ее сын, по-матерински думала, как выручить его из навалившейся беды. Больше всего она боялась Назара.
Пелагея Гавриловна встретила Назара
— Ты это чего простоволосая, мать моя! Аль горячку схватить хочешь? — удивился Назар, опустив воротник и отряхивая с валенок снег. Подходя к дому, он заметил у ворот санный след. — Кто приезжал?
— Офицер из райвоенкомата... — ответила Пелагея Гавриловна.
— Из военкомата? По каким это делам? — шагнул Назар в избу и сбросил на руки невестки шубу.
— Да прямо-таки и не знаю. Ничего он не сказывал.
— Гм! — удивленно хмыкнул Назар. — Так-таки ни из-за чего за семь верст киселя хлебать?
— Да он обещал сегодня на обратном пути еще заехать... Банька готова. Може, сейчас, Назар, в баньку пойдешь?
— В баню? Что ж, можно и в баню. — И Назар подошел к висевшей шубе и из ее кармана вытащил поллитровку. — Завтра к нам в гости придут Илья Семенович, — поставил Назар в самодельный дедовский буфет водку, — Нина Николаевна, ребята — внуки Ильи Семеновича. Так ты, мать, наделай-ка пельменей, пирог испеки. А где Василий?
— Уехал в Морозово.
— Морозово? Что ж меня не дождался? — и бросил в сердцах: — Ну да, часто встречаемся!.. Тверезый? — Назар зло смотрел на жену.
— Тверезый... А что тут? По делу поехал.
— Раз не подождал отца, значит, голова не в порядке... Разве он не знал, что сегодня суббота и я должен приехать? Потом баня!..
— А може, и запамятовал.
— Запамятовал, — огорченно передразнил Назар жену. — Не запамятовал, а гульба — вот что! Испортила его война. Не тот Василий стал, не тот. Накось, отец работает на заводе, всего раз в неделю дома бывает, а он даже и не подумал меня обождать. Марфуша! — крикнул Назар, — давай белье! — Марфуша бросилась в горницу, взяла с сундука сверток и передала его свекру.
— А почему все это? Почему? — остановился Назар против жены. — Да все потому, что он не с винтовкой в руках на передовой воюет, а как барин на машине разъезжает. Если бы он так, как Костя, денно и нощно с пулеметом в окопе, аль как Семен у орудия, или наподобие Никиты — в небе, аль Захара — в танке, как Иван — под водой против супостата крутится, он дорожил бы собой и нашей фамилией. А так как ему все достается без крови и страха, вот и распустился, мать моя!.. — и с порога спросил: — Веник там?
— Там! — ответила Марфуша.
Стихли шаги Назара. Пелагея Гавриловна подошла к маленькой дежке и хотела было сказать невестке, чтобы она принесла из сеней муку, но другая мысль перебила ее намерение.
Марфуша
— А вы дайте ему чего-нибудь: сальца аль мучки.
— Пожалуй, Марфуша, и вправду дать. Небось, нуждается, — спохватилась Пелагея Гавриловна за эту мысль. — Бери лампу, и идем!
Женщины ушли в сени. Марфуша светила над ларем, а Пелагея Гавриловна отрезала большой кусок сала и насыпала мешочек первосортной муки.
— Ну как, Марфуша, хватит?
— Хватит, — ответила невестка.
Пелагея Гавриловна все это сложила в мешок и поставила его за ларь. Теперь она была охвачена одной тревогой, как бы Назар не вернулся из бани раньше представителя военкомата.
Вышло как раз так, как она желала: за окном заскрипели полозья.
— Ну, как? Приехал? — еще в дверях спросил офицер.
— Нет, товарищ... — засуетилась Пелагея Гавриловна. — Раздевайтесь и проходите в горницу...
— Я, мамаша, раздеваться не буду, а напишу вашему сыну записку, — и, чтобы не наследить, на носках прошел в горницу и там за столом стал писать.
Пелагея Гавриловна моргнула невестке. Та догадалась, быстро сбегала в сени и вернулась, держа за спиной мешок.
— Передайте вашему сыну вот эту записочку, — встал офицер. — И скажите, чтобы завтра же приехал в райвоенкомат. Предупредите, если не приедет, то в понедельник мы его арестуем.
У Пелагеи Гавриловны от этих страшных слов задрожали губы, и, передохнув, она заговорила, боязливо протягивая офицеру мешок:
— Прошу вас, товарищ, не знаю, как вас по-военному-то величать, не арестовывайте сына. Я с ним поговорю, и он завтра обязательно уедет... — протянула она офицеру гостинец.
— Что это такое? — побагровел офицер. — Не стыдно?.. Это же... Да это же, товарищ Русских, оскорбление!..
В сенях послышались шаги.
Растерявшаяся Пелагея Гавриловна опустила мешок и, не зная, как остановить гнев офицера, молила его:
— Дорогой товарищ, простите мне, старой дуре...
— Эх, мамаша, мамаша! — не слушал ее офицер. — Если бы я не знал Назара Ивановича, то сейчас наделал бы такого звону, что чертям тошно стало бы. Но...
— Ну, что замолчал? — В распахнутых дверях стоял Назар. Он сунул белье в руки Марфуши и шагнул в горницу.
Невестка, опережая свекра, бросилась к мешку.
— Марфа! Не трожь! — Глаза Назара налились гневом. — Продолжай, товарищ!
— Здравствуйте, Назар Иванович! С легким паром вас! — протянул офицер руку.
— Благодарствую. В чем дело?! — Назар снял шубу, потянул с гвоздя расшитое полотенце, вытер потное, раскрасневшееся лицо.
— Да вот жена ваша...
— Вижу! По какому такому случаю? А? — накалялся Назар.
— Не придавайте ее поступку, Назар Иванович, большого значения...