Испытательный срок
Шрифт:
— Откуда я знаю, — растерявшись, пробормотал Мишка. — Нежити к нам сюда напустить… Или, может, там ментальные маги стадами бродят, их сюда к нам и тащат в товарных количествах…
— Плохо, Миша, — золочёный «паркер» выбил мелкую дробь по лакированной столешнице. — Ты пытаешься отвечать на вопросы, которые даже не ставил. Давай-ка я тебе помогу. Какая может быть выгода от путешествий на другую сторону разлома? Кому она на руку? Кто обладает достаточным объёмом знаний? Где их источник?
— В исследованиях Свешниковой, — ляпнул Мишка, просто чтобы что-то сказать.
— Или нет, — рыкнул
— Это тут при чём?
— При чём-то, раз я счёл нужным тебе сообщить, — сердито фыркнул Верховский. — Зайдёшь в пять, поделишься результатами осмысления.
Всё, свободен. В глубокой задумчивости Мишка вывалился из логова в кабинет; Андрюха, рыхливший землю в цветочном горшке, сочувственно проводил его взглядом. Макса не было — наверное, ушёл оформлять командировку. Зато была Ксюша, которой Старов перед головомойкой у Верховского обещал с чем-то помочь.
— Поштурмуем? — Тимофеева просочилась к нему за стол с распечатками и пачкой печенья в руках, уселась рядом на складном стуле. — Я тут подсуетилась на выходных, кое-что раскопала…
Вообще-то ему хватало собственных неприступных вершин для мозгового штурма, но обещал — значит, обещал. Стараясь не обращать внимания на ревнивые Костиковы взгляды, Мишка придвинул к себе Ксюшины распечатки. Лучше бы она к Чернову пошла, ей-богу, тот-то в самом деле умный…
— Наследничек прислал, — хмыкнула Оксана, кивнув на копии приходных накладных. — Настырный. Хочет во что бы то ни стало гадов на чистую воду вывести.
На бумагах ярко-розовым маркером выделены были одни и те же позиции — «амулет стандартный, класс воздействия III-А, не подлежит обязательной сертификации». Пробные партии: десять штук, пятнадцать, пять. Всё какие-то индивидуалы, свидетельства о регистрации проверять замучаешься: Лыков, Бугаев, Петраков, Зацепин — ни о ком Мишка навскидку ничего не помнил. Класс III-А — мелкие медицинские фитюльки, чар в них на донышке; серьёзный артефакт за такое не выдашь, любой приёмщик на складе завернёт, едва наведя сканер чар на упаковку. Старов оглянулся на сейф; запертая в нём подвеска и впрямь мощностью не отличалась. Тонкая иголка, безошибочно направленная в сердце. У Татьяны Свириденко диагностировали инфаркт…
— Ты их искала? В реестре индивидуальных предпринимателей? В нашей базе? — наугад спросил Мишка.
— Да, разумеется, — Ксюша подперла щёку кулаком и вздохнула. — Всё чисто, максимум — мелкие налоговые грешки. И не скажешь, что барыжат нелегальщиной…
— Может, и не барыжат, — Старов, только что сам получивший за отсутствие логики в рассуждениях, изо всех сил старался делать корректные выводы. — Может, только один из них… Или вообще ни один, а этот амулет просто подсунули в коробку. На производстве, при перепродаже или в самой «Гекате»…
Ксюша приободрилась.
— Это выяснить как нефиг делать. Коробки все на складе, даже из витрин всё изъяли. Съезжу вечером к Свириденко, проверю… Спасибо за идею!
— Подсунули, — уверенно сказал Мишка. Его только что осенило. — Официальная партия — слишком прямолинейно, её легко отследить. «Геката» же не у кустарей
— Я всё равно съезжу, — Ксюша энергично закивала, выбивая длинным ногтем дробь по экрану телефона. Договаривалась о визите, не иначе. — Выясню, кто принимал партию, всё такое… Можешь эту штуку достать, пожалуйста? Покажешь мне, как распознать…
Мишка покорно потянулся к сейфу. Поставил перед собой контейнер, с великой осторожностью снял крышку, сощурился, принуждая себя воспринимать чары в видимом спектре.
— Вот, смотри, сюда вшито, — он взял со стола одну из десятка близнецовых пластиковых ручек, которые терялись быстрее, чем исписывались, и кончиком обвёл крохотный значок на серебряном креплении. — Вот это, по краям — обвязка: усиление, маскировка, повышение точности… Остальное — декор.
Он пригляделся к безликому, почти промышленному узору чар. Простенький, но надёжный; снять грубой силой нелегко, но можно нейтрализовать, если нарушить несколько звеньев или, например, добавить лишнюю линию… Руки зачесались попробовать и посмотреть, что получится, но тогда обезвреженный амулет мигом перестанет быть уликой.
— В общем, если бы в «Гекате» водились маги с четвёркой или выше, нифига бы не сработало у этих гадов, — Мишка вздохнул и поднял взгляд на коллегу. — Тут уже по цвету видно, что дрянь. Скажи Свириденко, пусть всё опечатает, и забери на экспертизу — посмотрим тут у себя…
Он озадаченно осёкся. Ксюша сидела между ним и окном, жалюзи на котором он с утра раздвинул, радуясь хорошей погоде. Солнечные лучи путались в её каштановых локонах; в игре света он не сразу обратил внимание на тонкий, почти прозрачный двойной ободок, кончики которого растворялись в фарфоровой коже где-то у висков. Строгие, безупречно аккуратные узоры; один замысловатый, второй значительно проще. Не широкая лента, безжалостно опутавшая несчастную Тришину, но, без сомнения, той же природы. Мишка нервно поскрёб в затылке.
— Ксюш, — осторожно проговорил он, на ходу неумело подбирая слова, — ты… э-э-э… хорошо помнишь последние два месяца?
Коллега удивлённо вскинула брови.
— В смысле? Хочешь сказать, что-то уже случалось похожее?
— Нет, я… — Старов непроизвольно поднял глаза к календарю, с которого Андрей утром сорвал ушедшие в прошлое листы. Коллеги с интересом поглядывали на Мишку со своих мест. Из вивария упустили тень, ту самую… — Тридцать первого мая помнишь, что было?
Остатки улыбки смыло с Ксюшиного лица. Она поникла, отвела взгляд.
— Забудешь такое…
Значит, не то. Или то, но по-другому?.. Не похоже, чтобы Оксану тяготили наложенные на неё чары. Тришина — та явственно чувствовала, что с ней что-то не так, но её и прошили, как листок бумаги суровыми нитками…
— Не было такого, чтобы вот хоть убей, не помнишь, что делала? — безнадёжно спросил Мишка. — Ни разу? Только честно…
— Было, — огрызнулась Ксюша. — На день рождения Макса. Я была пьяная и злая на кое-кого бестолкового.
Старов виновато отвёл взгляд. Что бы там ни было, допытываться бесполезно. Не хочется верить, что в этих чарах кроется что-то зловещее, но вера — не та категория, которой следует оперировать… Мишка вздохнул и зашелестел бумагами.