Истинная правда. Языки средневекового правосудия

Тогоева Ольга Игоревна

Даже если этот вопрос и поднимается тем или иным ученым, решение его каждый раз упирается в проблему соотношения воображаемого и действительного. Так, Норман Кон (один из признанных критиков теории Мюррей) указывал на существование некоего древнего агрессивного стереотипа, одним из вариантов которого явился шабаш ведьм. Однако сам образ ведьмы, присутствующей на этом шабаше, был, по его мнению, выдумкой инквизиторов и демонологов, которые навязали его остальному населению. Таким образом, категория «воображаемого», в интерпретации Н.Кона, имеет отношение только к представлениям верхушки общества, к «ученой культуре». И, следовательно, практически сливается с категорией

– 56

«действительного» .

Еще дальше пошел американский исследователь Брайан Левак. Его книга,

вышедшая в 1987 г. (французский перевод - 1991 г.), считается на сегодняшний день самым авторитетным обобщающим трудом по истории средневекового ведовства и охоты на ведьм, отражающим последние достижения науки в этой области. Для Б.Левака фольклорных корней средневекового ведовства вообще не существовало. Он отрицал наличие представлений о шабаше на том основании, что не сохранилось ни одного свидетельства очевидца о

57

подобных сборищах . Ведьму, с его точки зрения, выдумали судьи. Сначала они рассказывали друг другу о своих первых процессах такого рода (и так возникла некая судебная традиция). Затем за дело взялись демонологи, написав достаточное количество трудов по разоблачению ведовства, чтобы с ними могла ознакомиться прочая публика, в том

58

числе, надо полагать, и неграмотные крестьяне . (Ил. 3)

Тему фольклорных истоков образа ведьмы из современных исследователей последовательно разрабатывал только Карло Гинзбург. Именно он первым поставил вопрос о соотношении воображаемого и действительного применительно к восприятию ведьмы в средние века. Он также первым попытался решить его на основе судебных документов, реконструируя народные представления по признаниям обвиняемых¹³⁷.

56 CohnN. Europe's Inner Demons. St.Albama, 1976.

57 Levack B.P. Op. cit., p. 16-17. Это, впрочем, не мешает ему устанавливать мифологические

корни средневекового образа Дьявола (Р. 28-32) и даже — идеи о полетах ведьм на шабаш (Р. 41)! Иными словами, ведьмы у Б.Левака летят — но никуда не прилетают____

58 Ibidem. Р. 46-54. Он, в частности, пишет: «Когда мы видим 2000 неграмотных баскских крестьян, добровольно описывающих свое участие в грандиозных шабашах и происходящее там, мы можем быть совершенно уверены (fairly certain), что идеи элиты общества достигли их тем или иным путем» (Р. 52).

К сожалению, ни постановка проблемы, ни метод не нашли отклика среди специалистов по истории ведовства: Гинзбург констатировал это «непонимание» в предисловии к американскому изданию "Benandanti"¹³⁸.

Теория Гинзбурга условно распадается на две составляющие. Первый тезис (ведовство берет начало в древнем культе плодородия) пользуется особой нелюбовью коллег, которые видят в нем прямое развитие идей М.Меррей. Второй тезис логически связан с первым и представляет собой теорию о существовании неких вневременных мифологических корней ведовства, неподвластных никаким сиюминутным общественнополитическим изменениям и, следовательно, одинаковых для всех регионов Европы. Эта теория нашла свое отражение в «дешифровке» образа шабаша ведьм¹³⁹. Ее положения представляют для нас особый интерес, поскольку позволяют более полно оценить образ Марго де ла Барр в интерпретации Алома Кашмаре.

Впрочем, поскольку Карло Гинзбург исследовал истоки шабаша, его внимание поневоле с самого начала было приковано только к одному типу средневековой ведьмы. Он называл его «агрессивным» и интерпретировал в соответствии со вторым и третьим типами Бабы-

60 Ginzburg С The Night Battles. Witchcraft and Agrarian Cults in the 16th and 17th centuries. Baltimore, 1983. P. XIV: "misinterpretation of my book". Критика "Benandanti" началась со статьи Monter E. W. Trois historiens actuels de la sorcellerie // Biblioth`eque d'Humanisme et Renaissance. 1969. № 31. P. 205-207, в которой работа Гинзбурга рассматривалась как не слишком удачное развитие идей М.Меррей. Ученые высказывали по поводу казуса benandanti самые разные предположения, ни одно из которых не соответствовало интерпретации Гинзбурга. Как отмечал последний,

часть его коллег (Расселл, Мидлфорт) в своей критике исходили из убеждения, что автор доказывает реальное существование шабаша (Ginzburg C. Op.cit. P. XIII). Для Н.Кона деятельность benandanti была связана с «состоянием транса» (Cohn N. Op. cit. P. 223). С точки зрения БЛевака, Гинзбург изучал языческие верования (witch-beliefs), а не колдовство (witch^craft), которое являлось изобретением судей и демонологов. Мысли о взаимовлиянии и взаимопроникновении народной и «ученой» культур Левак, по-видимому, не допускал (Levak В.Р. Op. cit. Р. 17-18). Наиболее резкое высказывание в адрес К.Гинзбурга принадлежит французскому историку Р.Мюшембле: «Слабая методологическая база, сравнимая с приемами М.Меррей, приводит к популистскому видению крестьянской жизни. Авторы не охватывают всей проблемы [ведовства]. Они весьма охотно используют для ее классификации категории современной психологии. Они полностью отрицают критическое изучение источников и особенно их сопоставление. Поэтому их теории вызывают к себе мало доверия. Больше того, они просто-напросто ведут в тупик... Что до Карло Гинзбурга, то он за 20 лет не породил ни единого противника или сторонника [своих идей]. Ни одна работа не доказала действенность его теории». «Это очень субъективные предположения, ведущие в пустоту» (Muchembled R. Op. cit. P. 17-18, 255). Действительно, только через десять лет после выхода итальянского издания "Benandanti" методика Гинзбурга по работе с судебными регистрами получила дальнейшее развитие у ЭЛеруа Лядюри: Le Roy Ladurie E. Montaillou, village occitan de 1294 a 1324. P., 1975. 61 Ginzburg С Le sabbat des sorcieres. См. также русский перевод его статьи за 1984 г.: Гинзбург К. Образ шабаша ведьм и его истоки // Одиссей - 1990. М., 1990. С. 132-146.

Яги, рассмотренными В.Я.Проппом в классическом труде «Исторические корни волшебной сказки»: «В основном сказка знает три разные формы яги. Она знает, например, ягу-дарительницу, к которой приходит герой. Она его выспрашивает, от нее он (или героиня) получает коня, богатые дары и т.д. Иной тип - яга-похитительница. Она похищает детей и пытается их изжарить... Наконец, сказка знает еще ягу-воительницу. Она прилетает к героям в избушку, вырезает у них из спины ремень и пр. Каждый из этих типов имеет свои специфические черты, но кроме того есть черты, общие для всех типов»⁶² .

Вполне естественно, что из поля зрения К.Гинзбурга выпадал первый тип Яги - дарительницы, помощницы. Его исследование было нацелено на выявление корней будущего стереотипа ведьмы - сугубо отрицательного образа, способствовавшего и соответствовавшего расцвету репрессий. Этим обусловливалась та «последовательность фактов», которую рассматривал Гинзбург в подтверждение своих идей. Он начинал анализ с процессов против прокаженных и евреев во Франции XIV в., видя в них начало складывания образа «злой», «агрессивной» ведьмы: «Из нашей реконструкции событий

вырисовывается следующая последовательность: прокаженные/евреи -евреи/ведьмы - ведьмы. Возникновение образа колдовской секты, накладывающегося на образы отдельных чародеев и ведьм, но не вытесняющего их, следует рассматривать как главу в истории сегрегации и изгнания маргинальных групп .... Это была идея, которую ожидала большая будущность»⁶³.

Не ставя под сомнение приведенную выше схему (по крайней мере, ее первую часть), я, тем не менее, хочу обратить внимание на то, насколько соответствовали ей единичные ведовские процессы, имевшие место в Северной Франции в XIV (и даже в XV) в.

"yc "yc

Как мне представляется, не менее (а, может быть, и более) характерным для этого периода и региона был иной образ ведьмы - образ доброй Яги-дарительницы, описанный В.Я.Проппом наряду с двумя агрессивными типами: «Даритель - определенная категория сказочного канона. Классическая форма дарителя - яга... Типичная яга названа просто старушкой, бабушкой-задворенкой и т.д.»⁶⁴. Основная функция Яги-дарительницы всегда положительная: она заключается в помощи

62 Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. С.53.