Источник
Шрифт:
– Я беру ее. – Урбаал взял маленькую богиню, поднес ее к губам и через площадь пошел к монолитам.
Секрет успехов Урбаала заключался в том, что он сейчас собирался сделать. Он понимал: если Астарта – богиня плодородия, то она должна обожать совокупление как источник ее силы, поэтому он никогда не обрекал своих богинь на одиночество, а искренне заботился, чтобы в изобилии обеспечивать их мужскими богами. Поднеся свою новую покровительницу к древнему монолиту, он представил ее ушедшему в землю божеству:
– Сегодня ночью, великий Эль, ты можешь взойти в дом Урбаала, где тебя будет ждать богиня. – Затем он поднес ее к другим баалам, показал богиню в самой
Нежно держа маленькую богиню в чаше ладоней, он поклонился четырем монолитам и собрался двинуться в сторону дома, но едва он повернулся, как на ступени храма вышла высокая стройная девушка лет шестнадцати. На ней было одеяние из груботканой материи и позолоченные сандалии. При каждом ее шаге сквозь одежду были видны длинные голые ноги; черные волосы, падавшие ниже плеч, блестели на солнце. Лицо девушки отличалось изумительной красотой: темные, широко расставленные глаза, прямой нос, высокие скулы и нежная шелковая кожа. Она шла с подчеркнутой грациозностью и отлично знала, какое впечатление производит на мужчин.
Стоило только этой рабыне, захваченной во время похода на север, появиться в Макоре, Урбаал потерял покой. В своих снах он не раз видел, как она идет. Он встречал ее в оливковых рощах, а когда девушки Макора топтали виноградные гроздья, она тоже была среди них, и ее длинные ноги были в пятнах красного виноградного сока. Даже когда Тимна, его вторая жена, носила ребенка, Урбаал мог думать только о высокой рабыне, и именно из-за нее он решил купить четвертую Астарту. Прижимая богиню к сердцу, он неотрывно смотрел на девушку, пока она не исчезла в другой части храма, но все же ему не давали покоя и другие мысли. Поднеся богиню к губам, он поцеловал ее и тихо сказал: «Астарта! Мои поля должны плодоносить. Помоги мне! Помоги мне!»
Какое-то время Урбаал еще постоял в тени, надеясь, что высокая рабыня вернется, но она не появилась, и он, расстроенный, побрел к главным воротам. К ним вел зигзагообразный проход, похожий на лабиринт. С башен на стене за этим проходом наблюдали лучники. Давным-давно Макор понял, что если ворота широкие и распахнутые, да к тому же ведут прямо к сердцу города, то стоит врагу прорваться сквозь них, город обречен. Но проход в Макор такой возможности не предоставлял. Как только захватчики оказывались за воротами, им тут же приходилось резко сворачивать налево, но прежде, чем они кидались вперед, нужно было так же резко поворачивать направо. В узком проходе враг был беззащитен перед копьями и стрелами засевших наверху защитников. В этом месте и располагался дом Урбаала.
В центре его с давних пор размещался двор странной формы. Он и был сердцем дома, крылья которого расходились в разные стороны. В той его стороне, что была ближе к воротам, жили две его жены и пятеро их детей: четверо от первой и новорожденный мальчик от второй. Противоположное крыло вмещало в себя амбары, бочки с вином, кухню и помещение для рабов, включая двух симпатичных девушек, уже успевших одарить его детьми, к которым он испытывал привязанность. Под крышей дома Урбаала обитали примерно двадцать человек. Дом был полон жизнью и любовью, и в нем всегда стоял гул голосов. Крестьяне предпочитали работать на этого громогласного и вспыльчивого человека, чем гнуть спину на полях, принадлежащих храму. Хотя трудиться на Урбаала было труднее, чем на жрецов, он нравился им, потому что и сам был такой же, как они. Он так же жадно ел и пил вино, как и они, работал в поле,
Войдя в дом, Урбаал пересек двор и сразу же прошествовал в богато убранное святилище, где на маленькой полке стояли три Астарты, а рядом с каждой – продолговатый камень, напоминавший об одном из менгиров у храма. Урбаал бережно установил четвертую Астарту и вынул из укромного уголка кусок базальта, который берег именно для этой цели. У него была подчеркнуто фаллическая форма, символ мужской мощи, и Урбаал пристроил его поближе к богине, прошептав: «Ночью, когда зайдет луна, баал бури придет и возляжет с тобой». Он давно знал: если будет радовать своих богинь, они ответят ему взаимностью, но сейчас его желание было особым. Он хотел, чтобы новая покровительница поняла смысл сделки, которую он ей предлагал: «Да будет у тебя радость и в эту ночь, и во все другие. Я прошу тебя лишь об одном: чтобы мне было воздано по заслугам».
Ему помешало появление Тимны, второй жены, которая обычно не заходила в святилище, но на этот раз она была чем-то расстроена. У нее был классический облик жены, который мужчина за прошедшие восемь тысяч лет запечатлел в статуях: воплощение материнства, заботы и понимания. Ее темные глаза были вытаращены от страха, и, прежде чем она открыла рот, Урбаал догадался, что могло случиться. Несколько лет назад он видел то же испуганное выражение на лице своей первой жены, когда она так же не могла понять, что происходит. В этом сказывались женские слабости. И Урбаал приготовился к потоку слез.
– В чем дело? – мягко спросил он.
Тимна была не совсем обычной девушкой. Родом из Акко, она появилась тут вместе с отцом, который навестил Урбаала по торговым делам. Она завоевала уважение Урбаала той вежливостью, с которой отнеслась к Матред, его первой жене, хозяйничавшей в доме. Вместо стычек и споров Тимна принесла в дом атмосферу любви. С ее стороны это было совершенно правильно, ибо первые три года жизни с Урбаалом она оставалась бездетной, что и вызывало презрение со стороны Матред. Но с недавним появлением ее первенца в доме установились более ровные отношения. Став матерью, Тимна могла требовать от Матред уважительного отношения. Но сейчас, потеряв все присущее ей спокойствие, она сообщила мужу:
– Пришел жрец Молоха.
Урбаал ждал его появления. Жрец не мог не прийти. Урбаал хотел хоть чем-нибудь успокоить свою подавленную жену, но знал, что тут уже ничего не сделать.
– У нас будут и другие дети, – пообещал он. Тимна начала всхлипывать, и ему пришла в голову умная ложь. – Тимна, – сладко прошептал он, – гляди, что я тебе принес. Новую Астарту.
Она посмотрела на улыбающуюся богиню, лучащуюся плодовитостью, и закрыла лицо руками.
– А мы не можем убежать? – взмолилась она.
– Тимна!
Сама идея была богохульной, потому что Урбаал являлся неотъемлемой частью этой земли… этих полей… этих оливковых деревьев у источника.
– Я не отдам своего сына, – твердо сказала она.
– Все будет в порядке, – мягко успокоил он ее и притянул к себе на ложе, откуда она видела уверенную Астарту, обещающую, что год за годом ее чрево будет плодоносить. Обняв Тимну, Урбаал постарался внушить ей уверенность, рассказывая, как Матред, столкнувшись с той же проблемой, обрела мужество. – Сначала она чуть не скончалась от горя, – признался он, и Тимна удивилась, каким образом эта суровая женщина могла горевать. – Но потом она родила еще четверых детей и как-то ночью призналась мне: «Мы поступили правильно». У тебя еще будут другие дети, и ты будешь чувствовать то же самое.