Истоки человеческого общения

Томаселло Майкл

There’s that woman who was at the shop yesterday ‘Там женщина, которая была вчера в магазине’

Другие конструкции направлены на смену угла зрения и акцентирование существенных моментов, позволяющих выявить ту фигуру, которая является ключевой в повествовании:

It was the man who got robbed (not the woman, as you suppose) ‘Это мужчину обокрали (а не женщину, как ты думаешь)’

It was the girl who robbed him (not the boy, as you suppose) ‘Это девочка его обокрала (а не мальчик, как ты думаешь)’

Не

будем отвлекаться на детали функционирования таких конструкций, а лишь повторимся, что они нужны для определения референтов, а их происхождение связано с расширенным дискурсом (extended discourse), что будет рассмотрено ниже.

Займемся теперь вопросом структурирования. Во всех языках есть сложные конструкции, которые соотносят события друг с другом и с их участниками сложными, но систематичными путями. К примеру, мы можем соотнести события следующими способами:

She finished₁ her homework, and then she went₂ to town ‘Она закончила_делать₁ домашнее задание и потом пошла₂ в город’

She pulled₁ the door, but it wouldn 't shut₂ ‘Она потянула₁ на себя дверь, но та не закрывалась₂’

She rode₁ her bike because she needed to find₂ him quickly ‘Она поехала₁ на велосипеде, потому что ей надо было побыстрее его найти₂’

Это лишь несколько примеров. В дискурсе и нарративах такие связки событий, соотнесенных с помощью служебных слов, которые определяют вид отношений между ними, встречаются на каждом шагу. Существует много других типов связи, и в различных языках мы сталкиваемся с огромным разнообразием подобных нечетко организованных конструкций.

Рассмотрим способы выражения отношения. Существуют специальные конструкции, позволяющие определить функции и мотивы речевого акта, например, вопросы и команды:

Close the door! ‘Закрой дверь!’ (императив).

Did you close the door? ‘Ты закрыл дверь?’ (вопрос).

Не closed the door ‘Он закрыл дверь’ (утверждение).

В других конструкциях, выражающих переживания говорящего, событие обрамляется информацией о чьем-либо психологическом состоянии или отношении. Некоторые конструкции такого типа выражают желание и намерение, многие (и с ними дети знакомятся в первую очередь) выражают актуальное отношение коммуниканта к произошедшему событию.

Самые простые из них:

I want to play Batman ‘Я хочу поиграть в Бэтмена’

I must do ту homework ‘Я должен сделать домашнее задание’

I’т trying to win ‘Я пытаюсь выиграть’

Все это можно

обобщенно назвать сообщениями о психологическом состоянии других людей или отношении к происходящему. Другие конструкции из той же категории описывают эпистемические состояния. Приведем простые примеры:

I know I can do it ‘Я знаю, что могу сделать это’

I think he went home ‘Я думаю, что он пошел домой’

I believe she’ll come to the party ‘Я думаю, что она придет на вечеринку’

Конечно, к таким конструкциям относятся и сообщения о психологическом состоянии других людей.

Надо подчеркнуть, что современным детям не нужно самостоятельно выстраивать грамматику своих самых ранних сложных конструкций, так как они слышат конкретные примеры их употребления в речи взрослых (Diessel, Tomasello 2000; 2001; Diessel 2005). Это еще одно проявление общего принципа культурной диалектики, согласно которому продукты культуры постепенно усложняются с течением времени в результате социальных взаимодействий, но новые поколения просто усваивают новый продукт с помощью имитации или другой формы культурного научения (эффект храповика — the ratchet effect; Tomasello, Kruger, Ratner 1993). Решающим доводом здесь служит тот факт, что множество, если не большинство сложнейших грамматических конструкций исторически сформировались из длинных дискурсивных последовательностей. Это позволило разрешить проблемы с построением развернутых высказываний и многоактных нарративов. Далее мы в общих чертах разберем этот процесс.

6.3.3. Грамматичность как нормативность

Почему люди разных культур так часто рассказывают истории? В главе 5 мы изложили эволюционные причины, по которым люди делятся информацией, эмоциями и установками с другими. Такое приобщение к опыту друг друга является способом расширения совместных знаний, а тем самым — и коммуникативных возможностей, что, в свою очередь, делает нас более похожими на окружающих и увеличивает наши шансы на социальное принятие (social acceptance). Вспомним, что сходство с группой играло ключевую роль в процессе культурного группового отбора. Рассказывание нарративов способствует этому процессу, поскольку только члены нашей группы знают наши истории, а также важным объединяющим механизмом является наша одинаковая оценка героев и их действий (см. Bruner 1986, который выделяет в нарративах «пространство действия» — «the landscape of action» — и «пространство оценки» — «the landscape of evaluation»).

В главе 5 мы также показали, что этот процесс приводит к возникновению социальных норм. Люди испытывают сильную потребность принадлежать к какой-либо социальной группе, и групповые нормы поведения — что ты должен быть послушным, должен одеваться, есть и вести себя, как мы, — действенны лишь потому, что индивиды чувствительны к групповой оценке и санкциям (и даже предвосхищают их, испытывая застенчивость, стыд и вину). Такое давление заставляет людей быть конформными и вступать в группы. Отметим, что многие повседневные занятия членов социальной группы регулируются нормами: так мы, члены такой-то группы, собираем мед (так же, как это делали и наши предки с начала времен), так мы едим палочками, и т. п.