Истоки (Книга 2)
Шрифт:
Крупнов думал, что это за существа наступавшие немцы, чужие не только по одежде и языку, но тем главным, что непримиримо разделило человека и зверя. "Нужно оторвать лапу зверя вместе с его головой", - ненавистно смотрел он в сторону фашистов.
Степана Валдаева в отличие от необстрелянного Крупнова немцы интересовали сейчас главным образом одной стороной: как они воюют. О целях же их вторжения и о том, что его могут убить, он теперь не думал. Жизнь народа должна надежно охраняться, и он призван выполнить это.
Немцы проводили артиллерийскую подготовку на участке стрелкового полка
Внимание Валдаева все пристальнее приковывалось к маневрированию немцев в бою, к их приемам. Он как бы погружался в созерцание тактики неприятеля. При этом, если он и думал о том, что чувствуют красноармейцы, мысленно ставил себя в их положение, то опять же с ясно осознанной целью определить степень их стойкости. И лишь где-то далеко от главного потока мысли или, вернее, в глубине этого потока вспыхивали чувства боли и жалости, не исчезая, однако, бесследно...
Не ослабляя огня по стрелковым полкам, немцы бросили танки на артдивизион. На левом фланге они атаковали батарею. Командовал ею молодой, со смешинкой в карих глазах лейтенант. Танки на полном ходу, а потом из-за укрытия стреляли по батарее. Все гремело, взлетела на воздух земля, горела трава-маскировка на пушках, пылала полынь под ногами.
Валдаев весь отдался наблюдению атаки неприятельских танков на позиции артиллерийской батареи, прикрытой пехотой. Он видел, что вместо стремительного натиска черные неуклюжие железные коробки, ныряя по неровностям, заваливались набок, кивая стволами пушек, вяло тащились по степи. В их остановках сквозили осторожность и нерешительность когда-то непобедимых танковых войск Германии. И в атаку они не шли без пехоты, тогда как в сорок первом году они часто отрывались от нее.
Если генералу танковая атака казалась вялой и что пехотинцы шли за машинами шагом изнуренных, изломанных, то Юрия встревожила быстрота танков и решительность автоматчиков, а действия наших бронебойщиков и подрывников, залегших перед батареей, представлялись медлительными. И он уж готов был побежать к ним по выгоревшей полыни, забыв свой недавний страх. Но вот один за другим загорелись два танка, по броне третьего змеисто вильнул огонь. Тяжелая махина перевалила через траншею, закружилась, разматывая порванную гусеницу. Несколько человек приползли из окопов прикрытия к батарейцам. Командир батареи, лейтенант, приподнялся из окопчика. В карих глазах исчезла искрившаяся смешливость, они стали жесткими. Он приказал выкатить пушки на взволок и бить прямой наводкой.
С этого момента Юрий как бы забыл себя со своими опасениями за жизнь. Вместе со всеми он выкатывал пушки на открытые позиции. И лишь на мгновение задержалось его внимание на упавшем лицом в полынь заряжающем. Вспомнив свой небольшой опыт военной подготовки в артиллерии, Крупнов взял горячий от солнца снаряд, вдвинул в ствол и закрыл замок. Прямой наводкой два раза выстрелил по башне танка. От его ли попадания, другие ли подбили танк, но только башню заклинило, и орудие танка не стреляло.
– Рука твердая, глаз меткий, - услышал он голос за спиной и, оглянувшись, стирая с лица
Все четыре танка были подбиты батарейцами.
Слева за холмами слышалась орудийная перестрелка. Молодой лейтенант, вновь хитро повеселев сузившимися глазами, доложил Валдаеву, что за холмами около часа длится огневая дуэль между нашими и немецкими тапками.
– Не думаете ли вы, лейтенант, что намечается равновесие сил? спросил Валдаев.
Лейтенант, улыбаясь, очевидно, совпадению своих мыслей с мыслями генерала, ответил:
– Лишь бы уравновесить, а там...
– Он вздрогнул, качнулся и упал затылком на грудь Юрия, чуть не свалив его.
Юрий бережно опустил на землю его тяжелое, безвольно обмякшее тело.
Валдаев склонился над убитым и тут же рывком выпрямился, а Юрий с непривычным усилием, опершись о землю рукой, запачканной кровью лейтенанта, поднялся с колена. Глядел на юношеское, с песчинками веснушек лицо с пожелтевшим носом, а в сердце звучали слова брата Михаила: "Русым ветром нас всех окатила Россия, поводила меж белых берез..."
Младший политрук, с широкими плечами, оттянутыми сумками с гранатами, уже распоряжался уцелевшими артиллеристами и бронебойщиками. Юрий видел, как перекатили пушки за сурчину, как наспех рыли лопатами заклеклую землю красноармейцы. Когда выползли серыми башнями десять танков, адъютант и вестовой почти силой увели Валдаева в лощину в блиндаж. Они и Юрия потянули за рукав, но он, отстранившись, пошел сам, оглядываясь на красноармейцев. Маневрируя среди полыхавших кострами своих бронетранспортеров, немецкие танки подступали все ближе, подминая убитых и раненых своих солдат.
Валдаев и Юрий, оставив блиндаж, перешли на запасной наблюдательный пункт. Генерал с предельно обострившейся трезвостью наблюдал за немцами.
В действиях неприятельской пехоты он не нашел былой стремительности. И ему казалось, что не только из-за привычки и любви к стрельбе и треску автоматов, не только из-за самоуверенности до предела насыщенных оружием, но и из-за боязни немецкие пехотинцы стреляли много попусту. Когда советские бронебойщики, артиллеристы поджигали или подбивали танки, немецкую пехоту охватывала оторопь, она топталась на месте, несмотря на заградительные отряды позади нее. Решительности и ухарства минувшего лета в атаках не было.
Иное увидел Валдаев и в методике немецкой артиллерии. Он удивился тому, что вместо ожидаемого классического взаимодействия, четкой организации огневого вала, быстрого маневра огнем и колесами немцы медленно, последовательно прогрызали одну траншею за другой. Они делали то же самое, что и русские в сорок первом году, наступая под Москвой.
Как любой механизм, немецкая военная машина могла действовать безотказно лишь при условии исправности всех ее частей. Как только заклинивало в одном узле, машина останавливалась. И все-таки они наступают. Фашисты со своим непостижимым бессмысленным усилием сжечь Россию с ее народом, убить и его, Валдаева, с его острой болью, пытливой мыслью, возбуждали все нравственные и физические силы генерала. Валдаев не мог сейчас ни страдать, ни радоваться, ни умереть, не обезглавив осатанелое, крепкое, спаянное войско врага.