Истоки нейро-лингвистического программирования

Гриндер Джон

1. утверждения, которыми мне лично приписываются действия и намерения, не имевшие место в реальности;

2. утверждения, в которых сфера применения НЛП определена таким образом, что значительно отличается от первоначальных намерений создателей НЛП.

Я надеюсь, что внимательный читатель сможет распознать такие утверждения и, сравнив их с остальными статьями, любезно предоставленными участниками тех событий, самостоятельно выстроит целостную картину.

Примечание

Я писал свою статью для этой книги как описание своих воспоминаний о полученном мною в те годы уникальном опыте. Поэтому я был немного удивлен

тем, что изложенные мной на предшествующих страницах мысли и воспоминания о том периоде времени были преподнесены, как будто они претендуют на точное историческое описание и их целью является определение предназначения направления НЛП или отражение намерений его создателей. Я не ставил перед собой такой цели и не полагал, что моя статья будет истолкована подобным образом. НЛП, а особенно мое участие в событиях, связанных с его зарождением, стало моим постоянным источником вдохновения, после чего я разработал собственную систему. И хотя мои дальнейшие разработки основывались на событиях, описанных в этой книге, я заявляю, что мои воспоминания или более поздние события не являются определением или отражением первоначальных формулировок или разработок создателей НЛП.

Роберт Дилтс

Глава 11

«Ответ, мой друг, в дуновении ветра»¹

Во времена всеобщей лжи говорить правду – это экстремизм.

Джордж Оруэлл

Боб Дилан, Джон Гриндер

Бендлер, Пьюселик и я встретились в начале семидесятых. В то время я только начинал работать преподавателем в Кресдж-колледже Калифорнийского университета в Санта-Крузе, а они были студентами этого колледжа. Университетский городок был еще совсем новым, а Кресдж-колледж находился на стадии становления, когда я туда прибыл.

Роберт Эджер, известный биолог, только что стал ректором Кресдж-колледжа и под влиянием научного сотрудника НТЛ (Национальной тренинговой лаборатории) Майкла Кана решил разработать и провести радикальный эксперимент в организации учебного процесса, используя колледж Кресдж в качестве экспериментальной площадки. Суть эксперимента заключалась в применении модели «живи и учись» – создании особого сообщества в рамках университетского колледжа. Такая модель предполагала создание сообщества по принципу «живи и учись», в которое на равных правах входили преподаватели, обслуживающий персонал и студенты колледжа. Каждый голос должен быть услышан, к каждому мнению нужно относиться с уважением, традиционная иерархия официально отменена.

Такая концепция сообщества была моделью коммуникации, разработанной Национальной тренинговой лабораторией и названной Т-группа или «тренировка восприимчивости». Изначально Т-группы создавались как форма групповой психотерапии, но были адаптированы для нетерапевтических целей: формирование сообществ, обучение в маленьких (8-15 человек) динамичных группах. Итак, минимум раз в неделю (иногда и чаще) устраивались встречи Т-группы (8-15 человек: представитель преподавательского состава, прошедший специальную подготовку куратор Т-группы плюс студенты и персонал) длительностью несколько часов.

Официально в Т-группах не было никаких правил; тем не менее, на практике правила существовали, и они были достаточно простыми и ясными даже для неподготовленных членов группы. В основном все старались воздерживаться от очевидных суждений, высоко ценились так называемые эмоциональные утверждения – например, фразы:

Мне

плохо оттого, что ты прямо не отвечаешь на мой вопрос.

У меня внутри все переворачивается, когда ты на меня так смотришь.

Группа сердится на тебя, потому что ты опоздал на нашу встречу.

Совершенно случайно получилось так, что я, будучи представителем преподавательского состава, оказался в одной Т-группе со студентом четвертого, выпускного курса университета Ричардом Бендлером.

Такой формат – чрезвычайно откровенная форма публичного заявления о том, какие эмоциональные реакции испытывали члены Т-группы в результате различных проявлений внимания или невнимания со стороны других членов Т-группы, был, очевидно, так же непривычен для Бендлера, как и для меня.

Эмоции, конечно, являются неотъемлемым элементом вкуса жизни, ее фактуры, ощущения радости. Однако предписание поощрять (почти всецело) словесное выражение этих эмоций и, что причиняло особенный дискомфорт, списывать эти эмоциональные состояния одного человека на результат действий другого члена Т-группы, поразило и Бендлера, и меня как крайне сомнительное, граничащее с патологией правило.

Одним из последствий такой реакции на правила встреч Т-группы стало нарастающее напряжение между куратором Т-группы и нами двумя. Каждый раз во время таких словесных обменов – позже названных причина-следствие (или чтение мыслей в метамодели, которую мы двое создали вместе с Фрэнком Пьюселиком), мне было легко калибровать ответную реакцию Бендлера на происходящее как замешательство и изумление. Бендлеру также легко было распознать мою реакцию, и такой первоначально невербальный комментарий крайне ценных для Т-группы выражений постепенно перерос в более забавную форму – часто, когда кто-нибудь из членов группы делал заявление:

Ты так смотришь на меня, что я чувствую себя глупым.

один или другой из нас с любопытством уточнял детали, например:

Ты бы мог показать мне, как именно я на тебя смотрю, что это заставляет тебя почувствовать себя глупым?

Нет нужды говорить, что такие вопросы не приветствовались в условиях Т-группы, и обычно куратор Т-группы оспаривал их в общепринятой в группе манере, например:

Мне неловко оттого, что ты просишь Джима показать, как именно ты смотришь на него, чтобы он почувствовал себя глупым.

Я хотел бы напомнить тебе об ответственном отношении к групповым процессам.

Читатель сам может представить себе, насколько странными могли показаться (и были в действительности) такие диалоги.

По причине необходимости подчиняться словесным паттернам Т-группы, наша дружба становилась все крепче (во многом благодаря тому, насколько курьезным это казалось мне и Ричарду).

Примерно в то же время (1970, мой первый год работы в Кресдж) я встретил Фрэнка Пьюселика. Мы сразу же начали общаться. Я служил в элитной военной группе (10-я Группа специального назначения, Бад Тельц, Германия) и имел удовольствие работать в условиях крайней опасности и напряжения с такими парнями, как Фрэнк. Я немедленно узнал в нем собрата, того, в чьи руки я был готов отдать свою жизнь – человека, которому можно доверять. Связь между нами установилась легко и быстро, и остается неизменной по сей день.