Истоки Второй мировой войны
Шрифт:
Политическая стратегия Гитлера в значительной мере заключалась в том, чтобы создавать впечатление, что он готовит страну к большой войне, но в реальности ничего подобного не делать; и те, кто, подобно Черчиллю, бил по этому поводу тревогу, неосознанно играли ему на руку. Прием был совершенно новым и одурачил сразу всех. Раньше правительства тратили на вооружения больше, чем готовы были признать, – большинство из них поступает так до сих пор. Иногда это делалось с целью обмануть собственных граждан, иногда с целью обвести вокруг пальца предполагаемого противника. В 1909 г., например, многие британцы подозревали германское правительство в форсировании строительства военно-морского флота без одобрения рейхстага. Обвинения эти, скорее всего, были безосновательными. Но они оставили после себя стойкие подозрения, что немцы при первой возможности так и поступят; попытки уклониться от наложенных Версальским миром обязательств по разоружению, к которым после 1919 г. без особого успеха прибегали сменяющие друг друга правительства Германии, лишь укрепляли такие подозрения. Гитлер подливал масла в огонь этой подозрительности и пользовался ею. Тому есть превосходный пример. 28 ноября 1934 г. Стэнли Болдуин опроверг заявление Черчилля, утверждавшего, что мощь военно-воздушных сил Германии и Британии сравнялась. Данные Болдуина были верны; Черчилль, опиравшийся на цифры, которыми снабдил его профессор Линдеманн, ошибался. 24 марта 1935 г. сэр Джон Саймон и Энтони Иден посетили Гитлера. Тот сказал им, что немецкие военно-воздушные силы уже не уступают британским, а может, и превосходят их. Ему поверили моментально и продолжают верить до сих пор. Болдуин был посрамлен. Поднялась паника. Разве может быть так, чтобы государственный деятель преувеличивал уровень своих вооружений вместо того, чтобы скрывать его? Но Гитлер именно так и поступал.
Перевооружение Германии оставалось скорее мифом вплоть до весны 1936 г. Вот тогда Гитлер перевел его в плоскость реальности. Руководствовался он в первую очередь страхом перед Красной армией; естественно, Франция и Великобритания тоже принялись наращивать вооружения. На самом деле Гитлер участвовал в этой гонке наравне с другими, и не сказать, чтобы он сильно опережал остальных. В октябре 1936 г. он велел Герингу готовить немецкую армию и немецкую экономику к войне в перспективе четырех лет, однако каких бы то ни было конкретных требований не изложил [6] .
6
В 1936 г. в Германии был принят так называемый Четырехлетний план, целью которого являлась подготовка вооруженных сил и экономики к войне с Россией. В упоминаемом автором секретном меморандуме Гитлера, который лег в основу этого плана, указывалась и цель войны: расширение германского жизненного пространства. – Прим. науч. ред.
12
Ibid., p. 17.
Кто-то может возразить, что эти цифры по большому счету не важны. Какую бы нехватку оружия Германия ни испытывала на бумаге, при проверке реальностью Гитлер выиграл войну против двух великих держав Европы. Но говорить так – значит, вопреки совету Фредерика Мейтленда, судить из точки, где все уже случилось, а не из точки, где событиям еще только предстояло произойти. Да, Гитлер победил, но победил он по ошибке – по ошибке, которую совершил наряду с другими. Разумеется, немцы не сомневались, что, если никто не атакует их западные границы, Польшу они разгромят. Политический расчет Гитлера, уверенного, что Франция не станет вмешиваться, оказался точнее страхов немецких генералов. Однако, вторгшись 10 мая 1940 г. в Бельгию и Голландию, Гитлер не догадывался, что заставит Францию капитулировать. Это был оборонительный ход: он хотел обезопасить Рур от вторжения союзников [7] . Падение Франции стало для него неожиданным подарком. И даже после этого Гитлер не начал подготовку к большой войне. Он считал, что победа над Советской Россией, подобно победе над Францией, не потребует серьезных усилий. Производство оружия в Германии сокращалось не только зимой 1940/41 г.; еще сильнее оно сократилось осенью 1941 г., когда война с Россией уже началась. Его стратегия не претерпела никаких серьезных изменений не только после первых неудач в России, но и после катастрофы под Сталинградом. Германия не отказалась от своей «военной экономики мирного типа». Только налеты британских бомбардировщиков на немецкие города заставили Гитлера и немцев отнестись к войне серьезно. Немецкое военное производство достигло пика тогда же, когда и бомбардировки союзников: в июле 1944 г. Даже в марте 1945 г. Германия производила существенно больше военной техники, чем в 1941 г., когда атаковала Россию. С самого начала и до самого конца секретом успеха Гитлера была не военная мощь, а изворотливость. Он всегда знал, что будет обречен, если военная мощь станет решающим фактором; так оно и случилось.
7
В директивах германского верховного командования среди задач весеннего наступления 1940 г. значилась защита Рура, однако ключевой целью назывался разгром основной массы французской армии – то есть, по сути, полная победа над Францией. – Прим. науч. ред.
Таким образом, я уверен, что не грешу против истины, когда говорю, что важнейшая роль на международной арене в предвоенные годы отводилась не грубой силе, а политическому расчету. Акценты несколько сместились летом 1936 г. Тогда не только Гитлер, но и другие державы начали всерьез принимать в расчет войну и подготовку к войне. Я допустил ошибку, недостаточно подчеркнув перемены, которые принес с собой 1936 год, и, возможно, переоценив важность изменений, случившихся осенью 1937-го. Это лишь подчеркивает, как трудно не поддаваться мифам, даже если ставишь это своей целью. Меня ввел в заблуждение протокол Хоссбаха. Хотя я сомневался, что он так важен, как считает большинство авторов, я думал, что раз уж все придают ему такое большое значение, то какую-то важность этот документ все-таки имеет. Я ошибался; а критики, указывавшие на 1936 г., оказались правы, несмотря на то что они, судя по всему, не осознавали, что таким образом дискредитируют протокол Хоссбаха. Мне стоило бы еще немного сильнее развенчать этот «официальный протокол», как назвал его один историк. Мои аргументы тут чисто технические, и неискушенному читателю они могут показаться ничтожными. Тем не менее ученые, как правило, придают значение таким деталям, и правильно делают. По сложившейся практике документ, который претендует на то, чтобы считаться официальным протоколом, должен удовлетворять трем условиям. Во-первых, секретарь должен присутствовать на совещании и вести записи, которые он позже оформит по всем правилам. Получившийся черновик необходимо затем передать участникам встречи для внесения правок и одобрения. И наконец, такой протокол должен быть помещен на хранение вместе с другими официальными бумагами. Отчет о совещании 5 ноября 1937 г. не удовлетворяет ни одному из этих условий – за исключением того, что Хоссбах на нем действительно присутствовал. Записей он не вел. Пять дней спустя он от руки и по памяти составил записку об этой встрече. Он дважды предлагал показать ее Гитлеру, но тот отвечал, что слишком занят, чтобы ее читать. До странности легкомысленное отношение к тому, что принято считать его «последней волей и политическим завещанием». Возможно, черновой вариант прочел Бломберг. Остальные даже не знали о его существовании. Единственное свидетельство подлинности отчета – подпись Хоссбаха. Рукопись видел еще один человек – глава немецкого генштаба Бек, который из всех немецких генералов с максимальным скепсисом относился к идеям Гитлера. 12 ноября 1937 г. он составил письменный ответ на аргументацию Гитлера; позже этот его ответ подавали как начало немецкого «сопротивления». Высказывались даже предположения, будто Хоссбах составил свой протокол специально, чтобы спровоцировать Бека на такую реакцию.
Это лишь домыслы. В то время никто не придавал этой встрече важности. Хоссбах вскоре лишился должности. Его рукопись положили в папку с другими разрозненными документами и забыли о ней. В 1943 г. немецкий офицер граф Киршбах, просматривая папку, скопировал его текст для военно-исторического отдела. После войны американцы наткнулись на копию, сделанную Киршбахом, и в свою очередь скопировали ее для материалов стороны обвинения на Нюрнбергском процессе. И Хоссбах, и Киршбах считали, что американская копия была короче оригинала. В частности, как утверждал Киршбах, в исходном документе содержались критические замечания Нейрата, Бломберга и Фрича по поводу использованной Гитлером аргументации – из американской копии они исчезли. Может быть, американцы «отредактировали» документ, а может, Киршбах, как и многие другие немцы, пытался возложить всю вину на Гитлера. Узнать это уже невозможно. И оригинал Хоссбаха, и копия Киршбаха утеряны [8] . Все, что сохранилось, – лишь копия копии незаверенного черновика: возможно, сокращенная, возможно, «отредактированная». В ее тексте затронуты темы, которых Гитлер касался и в своих публичных выступлениях: нужда в Lebensraum («жизненном пространстве») и его убежденность, что другие страны станут сопротивляться восстановлению Германии в качестве независимой великой державы. Никаких указаний к действию, кроме пожелания наращивать вооружения, там нет [9] . Даже в Нюрнберге протокол Хоссбаха не был представлен в качестве доказательства виновности Гитлера в войне. Она предполагалась изначально. Что он «доказывал» в своем окончательном, подправленном виде, так это то, что обвиняемые – Геринг, Редер и Нейрат – присутствовали на совещании и тем самым одобрили агрессивные планы Гитлера. Чтобы доказать вину подсудимых, агрессивный характер этих планов следовало принимать за данность. Те, кто верит доказательствам, предъявляемым на политически обусловленных процессах, могут продолжать цитировать протокол Хоссбаха [10] . Но им стоит предупреждать своих читателей (чего редакторы «Документов внешней политики Германии», например, не сделали), что этот документ – отнюдь не «официальный протокол», а весьма сомнительная бумага {13} .
8
Копия Киршбаха была вновь обнаружена в 1989 г. и подтвердила подлинность упомянутого Тейлором текста. Пытаясь уменьшить значение этого документа, автор прибегает к формальным аргументам, обходя тот факт, что записи Хоссбаха – не являясь «официальным протоколом» – реально отражали сказанное Гитлером на совещании, что подтверждалось другими участниками. – Прим. науч. ред.
9
В протоколе все же упоминаются оптимальные сроки начала войны и необходимость в случае начала военных действий в первую очередь разгромить Чехословакию и Австрию. – Прим. науч. ред.
10
Книга публикуется в качестве памятника исторической мысли. Редакция может не разделять мнение автора. – Прим. ред.
13
Версия Хоссбаха: показания под присягой в International Military Tribunal, xlii, p. 228, и с изменениями в книге Hossbach, Von der militarischen Verantwortlichkeit in der Zeit vor dem Zweiten Weltkrieg (1948), p. 28. Копия Киршбаха и связанные с ней сомнения: G. Meinck, Hitler und die deutsche Aufrustung 1933–7 (1956), p. 236. Контрмеморандум Бека: W. Foerster, Ein General kampft gegen den Krieg (1949), p. 62. Начало сопротивления: Hans Rothfels, Die deutsche Opposition gegen Hitler (1951), p. 71. В Нюрнберге Бломберг, Геринг и Нейрат свидетельствовали против подлинности протокола. Их показания, как правило, считали ничего не стоящими или скорее ценными лишь постольку, поскольку они подтверждали вину Гитлера.
Протокол Хоссбаха – не единственный
11
Книга включена в Федеральный список экстремистских материалов. – Прим. ред.
14
Теперь они могут остановиться еще и на второй книге Гитлера – или, как ее назвали в английском издании, «тайной книге», которую он написал в 1928 г. и которая до недавнего времени не публиковалась. Конечно, ничего тайного в ней нет. Это всего лишь пересказ выступлений Гитлера, и не публиковали ее лишь потому, что она вообще не стоила публикации. Эпитет «тайная» типичен для того романтического фантазерства, с которым воспринимается все, что касается Гитлера.
12
Книга включена в Федеральный список экстремистских материалов. – Прим. ред.
13
Книга включена в Федеральный список экстремистских материалов. – Прим. ред.
15
Fritz Fischer, Griff nach der Weltmacht (1961).
14
Книга включена в Федеральный список экстремистских материалов. – Прим. ред.
15
В упомянутой книге немецкого историка Фрица Фишера речь идет о планах, которые разрабатывались в Берлине уже после начала Первой мировой войны. Вопрос о том, каковы были цели кайзеровской Германии до 1914 г., до сих пор остается дискуссионным. – Прим. науч. ред.
Но была ли идея Lebensraum единственной или хотя бы главной идеей Гитлера? Судя по Mein Kampf [16] , Гитлер был одержим антисемитизмом, которому посвящена почти вся книга. Вопросу «жизненного пространства» автор уделил лишь семь из семи сотен страниц. И в то время, и позже Lebensraum использовался им в качестве «журавля в небе», окончательной причины, призванной оправдать то, что он предположительно собирался натворить. Возможно, разница между мною и теми, кто верит, что Гитлер упорно строил планы завоевания Lebensraum, лишь терминологическая. Под «планом» я понимаю нечто продуманное и проработанное в деталях. Они же, видимо, понимают под «планом» благие (или, как в данном случае, отнюдь не благие) намерения. Если исходить из моего понимания, Гитлер никогда не планировал завоевывать Lebensraum. Не прорабатывался вопрос ресурсов, имеющихся на территориях, которые подлежали завоеванию; более того, границы этих территорий тоже не определялись. Никто не набирал чиновников для претворения «плана» в жизнь, не определял круг немцев, готовых переселяться, не говоря уже о какой бы то ни было их вербовке. Когда Германия захватила советские территории, руководители оккупационных администраций бегали как белки в колесе, не в силах добиться указаний, что им делать с имеющимся населением – уничтожать или эксплуатировать, обращаться с ними как с друзьями или как с врагами [17] .
16
Книга включена в Федеральный список экстремистских материалов. – Прим. ред.
17
За последние десятилетия и на немецком, и на русском языке опубликован большой объем исследований и документов, опровергающих это утверждение применительно к периоду после 1941 г. – Прим. науч. ред.
Гитлер определенно думал, что Германия, когда она вернет себе статус великой державы, с наибольшей вероятностью прирастет землями в Восточной Европе. Отчасти это объяснялось тем, что он верил в идею «жизненного пространства». Существовали, однако, и соображения более практического характера. Гитлер долгое время – справедливо или нет – предполагал, что разгромить Советскую Россию будет легче, чем западные державы. Более того, он наполовину верил, что власть большевиков рухнет и без войны, и эту веру с ним разделяли многие государственные деятели Запада. В этом случае он получил бы желаемое вообще без каких-либо усилий. Более того, завоевание Lebensraum легко можно было изображать крестовым походом против большевиков, что помогло бы завоевывать симпатии тех жителей Запада, которые были готовы счесть Гитлера борцом за западные ценности. Однако догматиком он в этом отношении не был. Если ему подворачивалась такая возможность, он не отказывался и от иных приобретений. После победы над Францией Гитлер аннексировал Эльзас и Лотарингию, несмотря на свои прежние обещания этого не делать; вдобавок он прибрал к рукам промышленные районы Бельгии и Северо-Восточной Франции, как до него собирался сделать и Бетман-Гольвег. Довольно расплывчатые условия, которые он планировал предложить Великобритании в попытке заключить мир летом 1940 г., предусматривали гарантии безопасности для Британской империи, однако при этом Гитлер собирался заявить права на Ирак, а может, даже и на Египет как на сферу влияния Германии. В общем, каких бы идей он ни придерживался в теории, на практике он не цеплялся за логическую схему «status quo на западе и захват земель на востоке». Отвлеченный мечтатель обернулся беспринципным государственным деятелем, который не считал нужным заранее обдумывать, что и как он будет делать.
Гитлеру удалось зайти так далеко, потому что другие не знали, как с ним быть. И снова я не хочу ни обвинять, ни оправдывать «умиротворителей», я хочу их понять. Историки, которые списывают умиротворителей со счета, как дураков или трусов, плохо делают свою работу. Эти люди столкнулись с реальными проблемами и старались как могли, действуя в условиях того времени. Они понимали, что независимую и сильную Германию необходимо как-то встроить в Европу. Последующие события подтвердили их правоту. Что ни говори, а мы до сих пор ходим вокруг да около немецкого вопроса. Станет ли здравомыслящий человек предполагать, например, что в 1933 г. другие страны могли применить силу и свергнуть Гитлера, который пришел к власти конституционным путем и явно пользовался поддержкой значительного большинства немцев? Можно ли выдумать меру, которая в той же степени способствовала бы росту его популярности в Германии, за исключением разве что вмешательства с целью выдавить его из Рейнской области в 1936 г.? Немцы наделили Гитлера властью; и только они могли его ее лишить. Кроме того, «умиротворители» опасались, что после разгрома Германии Россия распространит сферу своего влияния на бoльшую часть Европы. Последующие события показывают, что и здесь они не ошибались. Право критиковать «умиротворителей» имеют лишь те, кто хотел бы, чтобы место Германии занял СССР; я не понимаю, почему большинство их критиков теперь столь же возмущены неизбежным результатом провала их усилий.
Неверно и то, что «умиротворители» представляли собой узкий кружок, не пользовавшийся в тот период широкой поддержкой. Если судить по тому, что говорят сейчас, можно подумать, что почти все консерваторы выступали за упорное сопротивление Германии в союзе с Советской Россией и что вся Лейбористская партия требовала наращивания вооружений. Напротив, редко какая политическая программа пользовалась большей популярностью. Мюнхенскому соглашению рукоплескали все британские газеты, за исключением Reynolds News. Но мифы столь сильны, что даже сейчас, когда я пишу эти строки, я сам себе с трудом верю. Конечно, «умиротворители» в первую очередь думали о своих собственных странах, как и большинство государственных деятелей, которым это обычно ставят в заслугу. Но и о других они тоже думали. Они сомневались, что война пойдет на пользу народам Восточной Европы. Без сомнения, позицию, которую Британия заняла в сентябре 1939 г., можно назвать героической; но это был героизм в основном за чужой счет. Тяготы, выпавшие на долю британского народа за шесть лет войны, сравнительно невелики. Поляки в годы Второй мировой пережили настоящую катастрофу и даже после нее не вернули себе независимости. В 1938 г. предали Чехословакию. В 1939 г. спасли Польшу. В итоге война унесла жизни менее ста тысяч чехов – и шести с половиной миллионов поляков. Так кем быть лучше – преданным чехом или спасенным поляком? Я рад, что Германия была побеждена, а Гитлер разбит. Я также признателен тем, кто дорого заплатил за победу, и при этом отдаю должное честности тех, кто считал требуемую цену слишком высокой.