Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер
Шрифт:
Если униаты осмелились так грубо поступить с могущественным русским императором, то легко представить, что должны были испытывать православные от униатов. Польские короли XVIII в. не имели почти никакой власти — она вся сосредоточивалась в руках аристократов и подстрекаемой ими шляхты, и всякий шляхтич мог безнаказанно позволить себе всякое своеволие. Избить, истязать православного, убить наповал шляхтичу-католику того времени — ничего не значило, ибо по праву сильного он всегда находил в том измышленные основания.
Потеряв всякое благоразумие, некоторые из патриотов под влиянием иезуитов стали смотреть на несчастных литовско-русских православных как на самых ненавистных людей и продолжали добиваться совершенного истребления православия в Польше. Однако в данном деле иезуитская партия действовала вовсе не в пользу униатов: униаты почти везде занимали второстепенное место, были больше подставными лицами. Доведенная до ничтожества уния не могла занять долженствующего положения в Польше, да это и не было целью иезуитской партии. С момента своего появления в Польше иезуиты, как мы видели, задались целью в корне уничтожить в литовско-русских областях православие и пользовались для этого всяким удобным случаем. Политическое положение Польши оказалось для них положительной находкой, и вот в 1717 г., на сейме в г. Гродно, один из иезуитов предложил проект совершенного истребления в Польше не только православной, но и униатской веры, который был принят сеймом. Этим проектом предлагались различные меры к тому, чтобы обессилить православное дворянство и принудить его к переходу в латинство. С этой целью советовалось латинополякам не допускать православных дворян к занятию государственных должностей; не допускать их к образованию, чтобы они в невежестве своем сравнялись с крестьянами; преследовать их при всяком удобном случае насмешками; показывать перед ними свое превосходство и не скрывать своего презрения к ним; дозволять жидам селиться среди русских в надежде, что «жиды, по прирожденной своей пронырливости, приберут в свои руки все доходы и, вытеснив
После Гродненского сейма преследования православных еще более усилились, и ярость по отношению к ним шляхты не знала пределов. Вот в каких словах в своем письме к примасу Польши в Литве изображает преследования православных русский резидент в Варшаве, католик Голембовский: «Ваше Высокопреосвященство! Посмотрите, что делает шляхта: забывши страх Божий, они врываются верхом в церкви, стреляют в алтари и иконы, рвут их, ломают кресты; на духовных и мирян они нападают в церквах; они выбрасывают монахов из монастырей, а в девичьих монастырях для посмешища раздевают монахинь донага и в таком виде изгоняют их; имущество и доходы монастырские отнимают; церкви разрушают: бьют в них окна и ломают крыши, остальное же грозят предать пламени; изображение Спасителя они попирают ногами, режут и прокалывают ножами, бросают и таскают по улицам, приговаривая богохульные речи: "Схизматический Боже! Неужели же Ты не постоишь за Свою обиду". В особенности эта ярость обрушилась на православных единственной в то время Белорусской православной епархии и ее епископа Святополка Четвертинского, человека умного и в православии стойкого, притом, по своему княжескому происхождению и общественному положению, более других гарантированного от грубых насилий, тяготевших над православным духовенством в Польше. Зная по опыту, с какими трудностями приходится сталкиваться православным, рассеянным по всей Польше, бороться с натиском латинства, Четвертинский решил объединить для борьбы с латинством все силы православных и организовать защиту. Такая роль организатора была не по душе врагам Православия, и на жизнь его было совершено покушение. Жалуясь императору Петру I на бедственное положение православных в Речи Посполитой, он между прочим писал: «Там бьют, на другом месте церкви отьемлются, лошадей, рухлядь, доходы грабят, а самого меня в заключении держат. Слезно прошу показать нам бедным милосердие и помощь, да не рекут языцы: где есть Бог их?»
Глава XIX
ЗАМОЙСКИЙ УНИАТСКИЙ СОБОР И ЛАТИНИЗАЦИЯ УНИАТСКОЙ ЦЕРКВИ
В ряду важнейших событий в истории Литовской церковной унии после Брестского Собора самое видное место, несомненно, занимает, во-первых, учреждение базилианского ордена (1617), а во-вторых, созвание Замойского униатского Собора. Так как уния построена была на фундаменте Римской Церкви, то и все стороны ее внутренней и внешней жизни должны были развиваться в духе Римской Церкви и по аналогии с ее развитием. И так как в последней главная забота о распространении, утверждении и охранении Церкви была поручена монашеским орденам, копирование того же мы видим и в Униатской Церкви. В ней охранение ее интересов тоже поручено было особо установленному для этой цели базилианскому ордену, сходному, как мы видели, по структуре и образу действий с латинским иезуитским орденом. Предоставленные базилианскому ордену апостольской столицей права и преимущества возвысили его, нанесли ущерб правам и власти униатских иерархов и тем причинили много вреда Униатской Церкви, в особенности благодаря опеке над ней ордена иезуитов. Уже во второй половине XVII в. униатский епископ Иаков Суша на конгрегации, состоявшейся в 1666 г. в Бресте, между прочим жаловался на то, что базилиане изменили весьма многое в обрядах Святой Восточной Церкви и в совершении Божественной литургии и до того перепутали все в Униатской Церкви, что униатские обряды нельзя назвать ни греческими, ни латинскими; что базилиане вмешиваются в юрисдикцию униатских епископов. В дальнейшей истории базилианского ордена мы видим, что базилиане все больше и больше закабаляли в своих руках высшую униатскую иерархию, так что на конгрегации в Новогрудке в 1686 г., согласно предписанию папы и конгрегации de propaganda fide, приобрели почти полную самостоятельность в своих действиях, а вместе с этим и полнейшую победу над униатскими митрополитами. Подчиняясь всецело влиянию иезуитов и сделавшись поклонниками Римской Церкви, базилиане уже в конце XVII в., за весьма малыми исключениями, по своей вере и убеждениям были настоящими латинянами, так что один из лучших базилиан того времени принужден был с великим прискорбием констатировать, что национально-русскому делу в Литовско-Польском государстве грозит неминуемая гибель, а Униатская Церковь, теряя свой православный облик, постепенно приближается к латинству, чтобы впоследствии совершенно с ним слиться.
Приобретая первенствующее значение в делах Униатской Церкви, базилианский орден значительно суживает права и власть высшей униатской иерархии, ставит на высшие иерархические места Униатской Церкви своих кандидатов, захватывает в свои руки воспитание и образование молодого униатского поколения и ведет Униатскую Церковь к предназначенной ей цели. Так подготавливалась почва для латинизаторских по отношению к Униатской Церкви действий базилианского ордена, и следует отдать справедливость — базилианский орден положил прочный фундамент под это гибельное для Униатской Церкви дело.
Вследствие энергичной защиты православных Польши Петром Великим, католики оставили на некоторое время православных в покое, а все свое внимание обратили на униатов. Имея опору в базилианах, иезуиты и латино-польское духовенство нашли теперь самое удобное время для того, чтобы положить прочное начало к сближению унии со своим исповеданием посредством введения в нее римских догматов и римских обрядов. Но прежде чем приступить к этому делу, они начали действовать так же, как и при введении унии. Униатские иерархи, вопреки первоначальному обещанию короля и папы, не были уравнены в правах с латинской иерархией. Это преимущество латинского духовенства всегда служило для униатского духовенства предметом зависти, домогательства и источником недовольства своим положением. К тому же латинское духовенство всегда относилось к униатскому с презрением, недоброжелательством и решительно противилось уравниванию его с собой в правах, в чем можно убедиться из постановлений Собора латинских епископов в Красноставе в 1643 г., одним из которых требовалось, чтобы униатские епископы отказались от титула, присвоенного католическим епископам, и чтобы за преступления подлежали суду латинского епископата. Презирая белое униатское духовенство, провозглашая его из ненависти к унии «схизматическим» и враждебным Римской Церкви, латиняне позволяли себе самые непристойные выходки даже против высших униатских иерархов. Для примера приведем следующий случай, описанный униатским епископом Яковом Сушей, из жизни последнего. «Случилось не так давно, — пишет Суша, — что один из отцов (пиаров), сказывая проповедь об искусителе Господа Иисуса Христа на горе, осыпал меня многими ругательствами и так заключил свое слово: "Молитесь Господу Богу, дабы Он дьявола (Сушу) — старика плешивого, седого, бородатого, сидящего на горе (кафедра Суши помещалась на горе) — низринул с горы долу"». Сверх этих издевательств латинское духовенство, подобно польской шляхте, позволяло себе делать нападения на униатские церкви и униатское духовенство, причем не обходилось без грабежа и даже насилий. Особенно было падко латинское духовенство к десятинам, получаемым униатским духовенством и составляющим главную поддержку его материального быта, и посягало на них. При таком отношении к униатам латинян униатское духовенство не могло не жаловаться на свое положение и искало из него какого-либо выхода, хотя бы и с большими уступками в пользу латинства. Последним обстоятельством воспользовались ревнители латинизации Униатской Церкви и посредством подарков и разного рода обещаний сначала склонили на свою сторону высшую униатскую иерархию, а затем приступили и к самому делу. После нескольких частных совещаний относительно сближения унии с католичеством, инициаторы сего дела решились провести его соборным порядком, что и было сделано на Замойском униатском провинциальном Соборе. Собор этот был созван в 1720 г. униатским митрополитом Львом Кишкой с соизволения папы Климента XI, человека в высшей степени властолюбивого и сильно восстававшего против христиан, не признававших римского учения о главенстве Римской кафедры. Желая, чтобы постановления этого Собора велись в духе требований Римской Церкви, Климент XI назначил председателем Собора своего нунция в Польше епископа Едесского Иеронима Гримальди, дал ему обширные полномочия и обязал
Таким образом, Замойский Собор оправдал все те ожидания, которые возлагали на него Рим, латинское духовенство и польское правительство. Он безусловно подчинил Униатскую Церковь власти Рима; принял от лица всей Униатской Церкви учение Римской Церкви с обязательством распространять и утверждать таковое и немедленно применил его к обрядам и дисциплине Униатской Церкви — словом, довел унию до такого состояния, при котором переход из унии в латинство становился нечувствительным и которое предвещало, по-видимому, в недалеком будущем полное слияние унии с латинством. Сторонники латинства в среде униатов, в особенности базилиане, радовались этому, но униаты — ревнители православия в Униатской Церкви, — в особенности униатское белое духовенство, ничего от этого Собора не выигравшее, были далеко не в радостном настроении. Такая постановка дела на Замойском Соборе повела Униатскую Церковь к самым безотрадным для нее последствиям. Тотчас же после окончания Замойского Собора представители униатского духовенства принялись за извращение униатского богослужения в духе постановлений этого Собора и за исправление униатских богослужебных книг, в которые рабски вносились латинские новшества. Сначала этими изменениями горячо занялся митрополит Лев Кишка, а потом его преемник Афанасий Шептицкий, но особенную ревность в этом деле обнаружили базилиане. Последние по своему усердию стали вводить в Униатской Церкви многое такое в духе Церкви Латинской, о чем Замойский Собор не упоминал. В униатских храмах стали появляться открытые алтари, конфессионалы (исповедальни), органы, боковые престолы и т.п.
Совращение униатов в латинство
Много приходилось претерпеть гонений от униатов православным за веру, но наступило время, когда и униатам пришлось испытать те же ужасы преследования от латинян. Одновременно с латинизацей богослужения Униатской Церкви шло и усиленное совращение униатов в латинство. Этому делу с особым усердием помогала шляхта и латинское духовенство. Буйные и ничем не сдерживаемые шляхтичи, привыкшие безнаказанно обижать православных, перенесли свое буйство на униатов. Они повели натиск на униатов горячо, не стесняясь в средствах, с обычным своеволием и грубостью; стали совершать наезды на униатские церкви и монастыри, причинять униатским священникам без всяких поводов побои; требовать с них барщину, захватывать и отчуждать церковные и монастырские земли. Помещики стали вмешиваться в церковные дела, разверстывать по своей прихоти униатские приходы; не допускать строить храмы и праздновать храмовые праздники; налагать на священников запрещение исполнять требы и прочее. Вместе с этим шляхта на каждом шагу старается унизить униатов, дать им почувствовать, что уния не более как вера людей невежественных, что она, как и православие, «chlopska wiara», и потому можно с ее последователями разделываться столь же своевольно и бесконтрольно, как и со своими подданными «хлопами». Неудивительно, что после этого униатским священникам приходилось выслушивать от шляхты такие угрозы: «Я здесь (в приходе) епископ и владыка, как совершу над тобой освящение, то с места не встанешь».
Подобное отношение дворянства и шляхты к унии и униатскому духовенству давало возможность католическому духовенству совершенно открыто изменить свою политику по отношению к Униатской Церкви — политику, которая с половины XVIII в. принимает уже характер систематического совращения униатов в латинство по строго обдуманному плану. План этот составлен был в 1752 г. Перемышльским латинским епископом, впоследствии архиепископом Львовским, Сераковским. Сераковский утверждал, что, хотя уния пользовалась покровительством Римской Церкви, она не представляла надлежащей полноты и чистоты ее учения; что униаты слишком еще тесно связаны в обрядности с Восточной Церковью, воспитываются в национально-русском духе и поэтому при всяком удобном случае могут перейти обратно в православие. Чтобы избежать этого, Сераковский рекомендовал пользоваться всевозможными обстоятельствами и не упускать ни одного случая, как частного, так и общего, для совращения униатов в латинство. Напрасно униатское духовенство, встревоженное такой постановкой дела, составило Собор и выразило на нем протест против посягательств латинян на самостоятельное существование Униатской Церкви: протест этот остался без всяких последствий, ибо программа Сераковского последовательно вытекала из давно обдуманного латинянами плана действий, к которому латино-польская партия стремилась в Польше уже с конца XVI в. и от которого отказываться она не желала. А между тем, согласно плану Сераковского, дело совращения униатов в латинство было поведено весьма успешно: тысячи униатов переходили в латинство, и Униатские церкви стали все более и более пустеть. Католическое духовенство пускало в ход все свое искусство, чтобы сделать унию возможно более противной для ее последователей, чтобы доказать ее несостоятельность и вместе с тем во всем величии представить католичество. Пропаганду свою оно вело не столько доказательствами превосходства учения и обрядов Католической Церкви, сколько издевательством над униатами и их верой. В целом ряде своих проповедей католическое духовенство старалось унизить Униатскую Церковь, утверждая, что уния не более как ересь, сравнивало ее с нехристианскими вероисповеданиями. Иезуиты в своих проповедях утверждали, что «обряды Униатской Церкви достойны посмеяния, что ее учение хуже веры турецкой, еврейской, лютеранской, что никто из ее последователей не может быть спасен; что церкви униатские хуже еврейских синагог» и т.д. Эти отзывы повторялись везде, где только было возможно, сделались ходячими и, подрывая авторитет унии, настраивали против нее ее исповедников. Насмешки и презрение к униатам в особенности практиковались в школах, и дети, не выдерживая насмешек, спасались от них только переходом в католичество. Чтобы показать простому народу наглядно, что униатская вера не равноправна с католической, католические ксендзы употребляли различные средства: например, запрещали униатам звонить в колокола в Пасхальную ночь в том случае, если униатская Пасха случалась раньше католической и совпадала с последними неделями католического поста. За неисполнение же этих незаконных запретов подвергали униатских священников преследованиям и заключению. Даже в тех случаях, когда униатским священникам приходилось принимать участие с ксендзами в исполнении каких-либо христианских обрядов, католические ксендзы во всем старались подчеркнуть свое превосходство и унизить униатских священников. Для иллюстрации приведем следующий характерный пример. Когда несколько униатских священников были приглашены для участия в погребальной процессии в кармелитский монастырь, их не поместили за обедом вместе с католическим духовенством, а угощали в конюшне, вместе с панской прислугой. Но более всего католическое духовенство пользовалось для совращения униатов скрытыми мерами, закулисными. Имея полный доступ в Униатскую церковь и полное право исповедовать там униатов, они совращали их на исповеди. Особенное внимание обращено было католическими ксендзами на семьи смешанных браков. Всеми силами они старались повлиять на членов-католиков этих семейств, и те, выполняя возложенную на них ксендзами миссию, совращали своих родичей в католичество, воздействуя при этом на них даже насилием. Под влиянием ксендзов редкие смешанные семьи крестили своих детей у униатских священников, а почти всегда у ксендзов. Вот почему последние старались поощрять смешанные браки, надеясь втереться в такую семью и оказать на нее свое латинизаторское влияние. Бывали случаи, что ксендзы венчали униатов с католичками и обратно даже в тех случаях, когда врачующийся униат уже был связан узами брака.
В деле окатоличения униатов ксендзам помогали и паны-помещики. То убеждениями, то другими способами, как, например, взысканиями, штрафами и стеснительными экономическими мерами, паны заставляли своих подданных униатов искать свое материальное облегчение в переходе в католичество. Не щадили паны и религиозных чувств своих подданных, заставляя их отбывать барщину в праздничные дни. Когда же те ссылались на церковные постановления, шляхтичи отвечали им с насмешкой: «Ваши русские (униатские) праздники обязательны только до полудня, позже этого они тают, как иней на солнце».