Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер
Шрифт:
Воспитанный с юношеских лет иезуитами, Рутский всю свою жизнь находился под постоянным их влиянием и опекой. Нет ничего удивительного, что, выполняя свои замыслы, он действовал по-иезуитски, т.е. хитро, коварно, интригами, самыми безнравственными и самыми тонкими. Он причинил унии столько же, если не больше, зла, как и православию. Если Поцей и вводил унию насилием, все же он сохранял в ней облик православия, Рутский же, напротив, старался уничтожить в ней все православное и приблизить ее к латинству. Эта затея Рутского приводила самих униатов в такое изумление, что они даже обращались к нему с просьбой пощадить в их Церкви остатки православия, не вводить латинства.
Первых пять лет после назначения униатским митрополитом Рутский почти ничего не сделал для унии. Исторические условия, в которых ему в эти годы приходилось действовать, сложились так, что ему лучше всего было сидеть смирно и вести выжидательную и как будто примирительную политику в отношении к православным. Шла борьба Сигизмунда III с Москвой за обладание Российским престолом, и в Польше пришлось ослабить и, по возмож-
ности, скрывать преследования православных, ибо они могли разрушить планы Сигизмунда — соединить Польшу с Россией. Рутский на время как бы отвратил свои взоры от православных и весь погрузился в дело собственно униатов. Он занялся преобразованием
Униатский базилианский орден
Учрежденный якобы по правилам святого Василия Великого базилианский орден на самом деле по своей форме и структуре вполне приближался к ордену иезуитов, преследуя с ним одинаковые задачи и цели. По мысли основателя ордена, он должен был служить не только делу распространения унии, но и сближению ее с латинством. Орден этот объединил все униатское монашество в одно стройное и крепко спаянное общество, или братство, по образцу братства иезуитского, с центром его при виленской Свято-Троицкой обители. Подчинялся он только одному папе и был освобожден из-под власти епархиальных архиереев, которые не вправе были нарушать данные ему папой привилегии. В состав базилианского ордена могли вступать и латиняне, и, таким образом, орден пополнялся не только униатами, но и волками в овчих кожах. Во главе ордена стоял генерал - протоархимандрит с особыми советниками, избиравшимися из среды самого ордена.
Этот протоархимандрит со своими советниками вполне самостоятельно управлял орденом, назначал монастырских настоятелей, оставлял их и проч. Монахам базилианам было вверено воспитание и обучение светского юношества и униатского духовенства. Униатские епископы могли избираться только из членов базилианского ордена, и притом пробывших в нем значительное время. Без согласия базилианского протоархимандрита и его советников даже сам митрополит не имел права избрать себе помощника самостоятельно. Избранные и поставленные епископы обязывались навсегда оставаться членами ордена и в своих епархиях содействовать его распространению и служить его задачам. При каждом епархиальном архиерее должен был состоять базилианин, по назначению протоархимандрита. Словом, деятельность ордена проникала во все сферы церковного управления и подчиняла его своему воздействию. В Риме орден имел особого прокуратора, через которого получались все распоряжения от папы и происходили все сношения ордена по делам его. Такое положение ордена сделало его могущественным, и он не только стал рассадником униатской иерархии, но и церковным отрядом в наступательном движении католичества на святое православие. Со времени учреждения ордена уния стала распространяться быстрее и все более отдалялась от православия и приближалась к латинству. К концу жизни Рутского почти все православные монастыри очутились в руках униатов-базилиан, и только некоторые из них, как, например, Почаевский, Виленский Св. Духа, Брестский Симеоновский, Яблочинский Онуфриевский и незначительная часть других, оставались в православии. Неудивительно, что папы относились к нему так любовно, награждая базилиан теми же привилегиями, которыми пользовались и иезуиты, и в своих грамотах называя его «знаменитым, прекрасным, замечательным, самым достойным подражания и похвал».
Преследование православных в начале ХVIIв.
Преследование православных латинянами несколько сдерживалось, как упомянуто было выше, надеждами короля Сигизмунда на слияние Польши с Россией, и если и продолжалось, то прикрывалось благовидными предлогами, ибо Сигизмунд боялся, чтобы передача этих известий в Россию не озлобила русских против латинства. Описывая это время, латинские и униатские историки изображают его даже как время гонений православными самой унии — так обидно было им, что православные даже на короткое время могли избавиться от насилий. Надежды Сигизмунда, однако, не осуществились; даже рыцарские подвиги королевича Владислава не могли поколебать престола Михаила Феодоровича Романова, и пора скрытности прошла. Положение православных становилось все тягостнее и тягостнее. Между тем влияние иезуитов в Польше все более усиливалось. К этому времени они сильно пошатнули и народную партию, иногда выступавшую в защиту православных, и все основы конституционной польской жизни. Во всех учреждениях Польши они имели тайных друзей, проникнутых ими же внушенными убеждениями, что уважение к личности, законность действий, права ближних — пустейшие слова; что власть и латинство для достижения своих целей могут делать что угодно, а главное — иноверцы какими бы то ни было средствами должны быть истреблены. Подобными убеждениями они пропитывали и униатов-базилиан. Православным оставалось только защищаться своими собственными силами, но сила была на стороне униатов и иезуитов. Кроме того, последние, чтобы не опозорить себя явно, имели почти везде прекраснейшее средство управлять наступлениями против православных из-за угла. Для своих наступлений они воспользовались массами голодных и оборванных польских рыцарей и жолнеров, которые, возвращаясь толпами из России после смутного времени, были ожесточены против всего русского и православного и для насыщения голода и изыскания средств к жизни готовы были совершить над кем угодно и какие угодно насилия. Было у иезуитов и другое воинство, игравшее в истории унии и иезуитского ордена весьма позорную роль. Это иезуитские и униатские школьники, смело и беспрекословно им повинующиеся. Их-то и натравливали иезуиты против православных, и это оголтелое воинство делало нападения на крестные православные ходы, бесчестило святыни, разносило церкви и дома православных, как это было, например, в Вильне, Луцке и других местах. Гонение на православие сосредоточивалось, главным образом, в Литве, на Волыни и Галиции. В Малороссии же благодаря грозной силе казачества православным было несколько легче.
Так ознаменовалось начало XVII в. для православных западнорусов. Что должны были переносить в это время православные от латинян, изображает пламенная речь, произнесенная депутатом Волыни Лаврентием Древинским на польском сейме в 1620 г. «Уже в больших городах, — говорил он, — церкви запечатаны, церковные имения расхищены, в монастырях нет монахов, там скот запирают. Дети мрут без крещения, покойников выносят без погребения, как падаль; мужья с женами живут без благословения; народ умирает без причащения. Так делается в Могилеве, Орше, Минске. Во Львове неуниат
Вообще, для православных наступило время великого уныния, а с ним и ожесточения против унии и латинства- Об этом ожесточении рассказывают и сами униатские писатели, подтверждая, что часто православный, даже умирая, отказывался от духовной помощи униатского или латинского священника и охотнее принимал ее от протестантского пастыря, — так противны были православным униаты и латиняне.
Положение православных с течением времени ухудшалось, между прочим, и от того, что число их защитников с каждым годом уменьшалось. Умер в 1608 г. князь К.К. Острожский; другие же сильные и владетельные князья, как, например, Вишневские, Сангушки, Острожские, Ходкевичи, Сапеги, Тышкевичи и др., успели ополячиться и перейти в латинство. Но самым тяжелым ударом для православных служило то обстоятельство, что введением унии православные постепенно лишались своих иерархов, и с 1615 г. у них оставался только один православный епископ во Львове, Иеремия Тиссаровский, между тем как униаты имели у себя признанных королем иерархов, а также и возможность замещать их кафедры другими лицами. Таким образом, открывался весьма опасный недочет в православном духовенстве, заставлявший православных поневоле обращаться с требами к униатским священникам. Униатам и латинянам казалось, что они вскоре отпразднуют полную победу над Западно-Русской Церковью, но руководящая десница Господня спасла ее от гибели: православная, иерархия в Западно-Русской Церкви была восстановлена и начала новую борьбу со своими врагами, пока не вышла полной победительницей.
Глава XII
ВОССТАНОВЛЕНИЕ ВЫСШЕЙ ИЕРАРХИИ В ЗАПАДНО-РУССКОЙ ЦЕРКВИ И ОТНОШЕНИЕ К ЭТОМУ АКТУ КОРОЛЯ СИГИЗМУНДА III И ЛАТИНЯН
С 1620 г. Западно-Русская Церковь в Польше, обезглавленная после Брестского Собора и принятой на нем унии, вступает в новое положение. В 1620 г., около половины Великого поста, прибыл в Киев Иерусалимский Патриарх Феофан. Польша в это время находилась в критическом положении, ибо со стороны Швеции, России и Турции ей угрожала война. Справиться с такими врагами ей было не по силам, тем более что внутри ее чувствовались нестроения. Униаты, поддерживаемые польским правительством, неистовствовали, и этим сильно был взволнован литовско-русский народ. Надежнейшая опора из этого народа — казаки — были враждебно настроены против Польши и готовы были присоединиться к ее врагам. Шли по этому поводу даже переговоры с Москвой. Православные, в особенности Виленское братство, пришли к тому заключению, что с приездом Феофана наступило самое удобное время, чтобы получить высшую иерархию. Ожидалось к маю 1620 г. открытие чрезвычайного сейма, и Виленское братство развило деятельное сношение с казаками и разными областями, чтобы на сейме был поставлен вопрос о положении православных и затребованы были от Польши свобода православной веры и восстановление православной иерархии. С такими требованиями и прибыли на сейм послы от православных областей. Когда Сигизмунд узнал об этих требованиях от православных послов, то в гневе изрек достопамятные слова: «Скорее я лишусь короны, чем дам вам иерархию». Однако когда знаменитый представитель православных Лаврентий Древинский произнес на сейме поразительно резкую речь о бедствиях православных и о необходимости для них иерархии и закончил ее угрозами и когда те же угрозы, но в более резкой форме, послышались от послов и могущественного гетмана Конашевича-Сагайдачного, то Сигизмунду пришлось отказаться от своих знаменитых слов и дать словесное разрешение Патриарху Феофану посвятить православных иерархов. Пользуясь этим разрешением, православные поспешили избрать нужных кандидатов, и Патриарх посвятил следующих лиц: Иова Борецкого — на кафедру митрополичью , Мелетия Смотрицкого — на архиепископию Полоцкую, Иосифа Курцевича — на епископию Владимирскую, Исаакия Борисковича, игумена Чернчицкого — на Луцкую, Исайю Копинского — на Перемышльскую, Паисия Ипполитовича-на Холмскую и Авраамия Стагонского — на Пинскую. Во время своего пребывания в Киеве Феофан разослал также благословенные грамоты православным братствам, монастырям и городам за их стойкость в православии, разрешил казаков от тяжкого греха, тяготившего их совесть и состоявшего в том, что они ходили с польским королевичем Владиславом на единоверную Москву, и, прощаясь с Западно-Русским краем, оставил увещательную грамоту всем православным, в нем обитавшим. В ней, призывая на православных Божие благословение, он прежде всего изрекал анафему на всех владык, отступивших от православия в унию, как уже умерших, так и живых, равно и на отступников-мирян, коснеющих в унии; убеждал православных пребывать в послушании; в случае смерти митрополита тотчас же самим поставлять нового, не ожидая утверждения его Константинопольским Патриархом ввиду трудного с ним сношения. Пробыв в Киеве девять с половиной месяцев, Патриарх с великим почетом под охраной казацкого войска отбыл из пределов Польши.
Восстановление Патриархом Феофаном западнорусской православной иерархии было тяжким ударом для унии и сильно встревожило ее ревнителей. Оно уничтожало их надежды на скорую гибель Западно-Русской Церкви в Литве, потерявшей было свою высшую иерархию, и враги православия решились во что бы то ни стало подорвать всякое значение новой иерархии и не допустить ее к служению Церкви. С этой целью униатский митрополит Иосиф Рутский постарался убедить короля, что Феофан вовсе не Патриарх, а самозванец, обманщик и шпион турецкого султана и что поставленные Феофаном епископы — изменники и возмутители народа. Под влиянием Рутского король в начале февраля 1621 г. издал указ, повелевавший ловить епископов и заключать их в тюрьмы, а 22 марта велел обнародовать универсал, которым были объявлены врагами государства лица, признавшие законными поставленных Феофаном иерархов. «Посему, — писал король, — заботясь о поддержании нашей королевской власти, приказываем нашим верным подданным разведывать, где находятся эти подозрительные люди (признавшие иерархию), хватать их вместе с товарищами как шпионов и возмутителей республики, заключать в темницы и по мере вины наказывать в урок всем шпионам и изменникам Речи Посполитой». Таким образом, гнев короля обрушился не только на православных владык, но и на православных граждан Польши, в особенности на членов Виленского Свято-Духовского братства, которое было главным вдохновителем дела восстановления иерархии, и посему крайне ненавистным Рутскому.
Универсал короля был получен в Вильне 24 марта и тотчас был опубликован. Этого было достаточно, чтобы у врагов православия развязались руки, и на православных обрушились неистовые гонения. Уже с понедельника Страстной седмицы в Вильне стали захватывать состоятельных купцов и других представителей православных горожан, уводить их в ратушу, сажать в подземельную тюрьму под ратушей и предавать истязаниям. И Страстная, и Светлая седмицы проведены были православными в Вильне в великом горе, в общих воплях и слезах.