Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер

Зноско Константин

Когда коснулось дело выдачи обещанных папой средств на содержание императора и восточных участников Собора, не обошлось без споров и на­реканий, ибо папа выдавал деньги только как ми­лость, большей частью тогда, когда соглашались с его предложениями, и этой мерой держал гре­ков в порабощении. Доходило до того, что некото­рые епископы вынуждены были продавать свои одежды.

Чтобы унизить Патриарха, папа отвел ему для жительства и совершения богослужений для православных самый незначительный монастырь и, несмотря на его болезнь, открыл Собор без его участия, хотя дальнейшие его заседания были от­ложены на четыре месяца якобы по поводу ожи­дания посольств от европейских государей, ко­торые на самом деле не явились. Явились только представители Российской Церкви, во главе с митрополитом Исидором, епископом Суздальс­ким Авраамием и несколькими пресвитерами.

Чтобы распространить молву о начавшихся со­борных деяниях и подорвать авторитет Базельского Собора, еще продолжающегося, Евгений пред­ложил императору назначить частные совещания по поводу разногласий между Церквами. Для совещаний были избраны со стороны православных: Марк Ефесский, Виссарион Никейский с тремя другими епископами, а со стороны римлян: кар­диналы Иулиан и Фирмиллиан, епископ Родос­ский Андрей, бывший некогда православным, и проповедник папского двора Иоанн, — причем император строго запретил своим избранникам касаться главных предметов спора: об исхождении Св. Духа и опресноках— и приказал

проявлять крайнюю осторожность в спорах о папской власти и о чистилище, чтобы не повредить предстоящим прениям на Соборе. Когда же Марк предложил западным епископам вести прения по двум пос­ледним вопросам, они согласились рассуждать о чистилище, как о менее спорном. Прения эти не привели к согласию, и каждая сторона осталась при своем мнении, хотя Марк и высказался, что во мнениях обеих Церквей по этому предмету не столь великое различие, как предполагалось. «Рим­ляне, — говорил он, — исповедуют и в нынешнем веке (т.е. до страшного суда) огонь и очищение, в будущем не чистительный огонь, но вечный; ис­поведуют во времени очищение душ огнем и тем искупление грехов: так, кто согрешил много, ос­вободится после долговременного чистилища, кто же мало, скорее разрешится также с помощью мо­литвы Церкви. Итак, римляне признают огонь вре­менный и вечный и первый называют чиститель­ным. А греки предлагают огонь только в вечности (основываясь, впрочем, на словах Писания), одна­ко признают и временное наказание душ, т.е. что души, обремененные грехами, отходят в места мрачные, в места плача, где пребывают до време­ни в плаче и наказании, лишенными божествен­ного света; очищаются же, т.е. из этого мрачного и плачевного места разрешаются, молитвами, приношением Бескровной Жертвы, милостыней, а не огнем» (Concil. Florent., XXXII, p. 28).

Время проходило в излишних словопрениях, обе стороны требовали изложения догматов пись­менно, а между тем общие собрания Собора не со­зывались. В это время пришли вести из Константи­нополя, что султан Амурат хочет осадить столицу. Тщетно император умолял папу о помощи, и одно только провидение спасло столицу от гибели. Сре­ди таких бедствий и материальных притеснений со стороны папы некоторые восточные епископы хотели тайно возвратиться по домам, но от этого их удержал строгий указ императора. Ни импера­тор, ни болезненный Патриарх ничего не предпри­нимали к тому, чтобы незамедлительно начать соборные деяния, и только настоятельные требо­вания восточных епископов побудили папу про­должить их спустя шесть месяцев после открытия Собора. Грекам представлено было право предла­гать на Соборе вопросы, на которые должны были ответить римляне. Первым был поднят вопрос об исхождении Духа Святого, и вместо того чтобы обосновывать его на Священном Писании и собор­ных постановлениях, с римской стороны посыла­лись софизмы, которые еще больше запутывали вопрос. Так прошло четыре месяца, и единодушие в решении этого вопроса вперед не подвигалось. Епископ Марк Ефесский настоятельно требовал, чтобы вместо бесполезных рассуждений прочита­ны были определения Вселенских Соборов о дог­матах веры, в особенности те места, которые каса­лись догмата об исхождении Св. Духа и о запрещении прибавлять что-либо в Символе Веры.

Нелишне отметить, что суждения Марка по под­нятому вопросу были настолько убедительны и на­столько производили смущение в среде западных епископов, что уже после второго заседания запад­ные отцы решили отклонить торжественное чтение правил Вселенских Соборов, заменив его исследо­ванием на частных совещаниях, ввиду чего и под­сылали к Патриарху двух кардиналов и нескольких епископов с предложением об этом, но предложе­ние их по единодушному настроению православных было отклонено и правила вселенские были прочи­таны. Когда прочитали правила Ефесского Собора, Марк Ефесский сказал: «На Третьем Вселенском Соборе читан также был Символ, составленный несторианами, о коем упоминаемо было на шестом деянии, и отцы соборные, сказав о нем свое мнение, постановили единодушно, что Символ Никейский должно сохранить неизменным и неколебимым и что не позволено ничего к нему приложить или от него убавить, или предложить иное исповедание под страхом низвержения клирикам и анафемы миря­нам. По причине сего запрещения не дерзнули и отцы соборные в Ефессе приложить к Символу наи­менование Матери Божией, столь необходимое про­тив несториан» (Флери. Кн. СП, гл. 99).

Но Рим привык уже пользоваться подложными актами, и западные отцы сослались на таковой акт, якобы Седьмого Вселенского Собора, в котором в Символе Никейском сделана была прибавка «и от Сына», утверждая, что рукопись эта подлинная и древность ее доказана исторически. «Если бы это было истинно, — отвечали греки, — то все ваши ученые, в особенности Фома Ливийский, не стара­лись бы доказывать приложение к Символу бес­численными доводами и ссылками на древние книги, достаточно было бы и сего одного (т.е. при­веденного акта), но они молчат о том». Когда же кончилось чтение актов Вселенских Соборов с за­мечаниями на них Марка Ефесского, многие из западных отцов невольно сознались, что ничего подобного они не слыхали, и склонялись к тому убеждению, что истина обретается у греков, но им именем папы запрещено было разглашать об этом в народе. Когда после продолжительных прений на седьмом заседании митрополит Никейский поставил решительный вопрос, «относятся ли ка­ноны и определения Вселенских Соборов прямо к Символу Веры или к чему другому», западные епископы, посоветовавшись между собой у папс­кого трона, не дали категорического ответа на по­ставленный вопрос и своими речами старались замять его. Не имея же возможности противопос­тавить что-либо ясному запрещению соборными канонами каких-либо прибавок к Символу Никейскому, они с тех пор стали домогаться, чтобы воп­рос о противоканонических прибавках латинян к Символу Веры больше не поднимался и чтобы было приступлено к истолкованию самого догма­та об исхождении Св. Духа в его существе. Отцы восточные не соглашались отклоняться от перво­го вопроса, сознавая, что западные отцы своими со­физмами отклонят этот вопрос от евангельского и соборного его разрешения. Однако, несмотря на не­уступчивость восточных отцов, латиняне хитрос­тью добились согласия императора, желавшего скорее окончить соборные прения и возвратиться в Константинополь, и тот принудил своих еписко­пов удовлетворить требованиям латинян. Напрас­но некоторые благоразумные епископы доказывали императору, что если латиняне открыто осмеливают­ся обосновывать свою прибавку к Символу «и Сына» на ложных актах, легко опровержимых, то чего же ожидать от них, когда они коснутся догмата и бу­дут доказательства свои основывать на свидетель­ствах своих отцов, неведомых православным. Им­ператор, однако, настоял на том, чтобы вопрос этот был разрешен по большинству голосов на частном совещании у Патриарха, и вопреки мнению Пат­риарха решил тотчас же приступить к прению об исхождении Св. Духа (Скиропул. Кн. VII, гл. 2—10).

На предпоследнем соборном заседании в Ферраре Марк Ефесский еще раз сделал попытку убедить за­падных отцов оставить Символ без прибавки, т.е. в том виде, в каком они приняли его в Царьграде, так как это им не только не повредит, а, напротив, прине­сет всему христианству великую пользу, примирив христиан между собой (Concil Florent, ХХХII, р. 214). Голос его оказался голосом вопиющего в пустыне.

Между тем появились слухи, сильно встревожив­шие православных, что папа, по случаю чумы и не­достатка припасов, хочет перенести Собор во Флоренцию. Чтобы успокоить своих

епископов, импера­тор уверял их, что этого он не допустит. Но в начале 1439 г. папа решительно объявил императору, что не имеет средств содержать Собор в Ферраре и что фло­рентийцы предлагают 400 тыс. золотых на содержа­ние Собора под условием, если последний будет перенесен в их город. Со своей стороны папа обещал грекам полное содержание, отпуск через четыре месяца на папских галерах с выдачей 12 тыс. золо­тых на путевые издержки. Подозревая о намерении папы отдалить их еще более от родины, насильствен­но вынудить от них полное согласие во Флоренции на принятие унии, Патриарх и восточные епископы запротестовали, но должны были подчиниться воле императора, тем более что они были связаны недо­статком средств для возвращения на родину. Про­возглашено было перенесение Собора во Флорен­цию, и папа с великим торжеством выступил из города. За ним последовал и весь Феррарский Собор.

Глава Х

ФЛОРЕНТИЙСКИЙ СОБОР

На первом же заседании Флорентийского Собо­ра было постановлено собираться для соборных рассуждений по три раза в неделю, но постановле­ние это на деле не выполнялось. Римляне настаи­вали на скорейшем принятии унии, а православ­ные, теснимые нуждой и голодом, не знали, как выйти из затруднительного положения, и между ними возникали несогласия. Начавшиеся в Ферра­ре прения об исхождении Св. Духа продолжались и во Флоренции, и Марк Ефесский своими ясными доводами опровергал софизмы латинян. Весьма убедительна и по существу своему неопровержи­ма была произнесенная им речь, в которой он, об­ратив внимание на логическую постановку догма­тических выражений, употребленных в 8-м члене Никео-Цареградского Символа «и в Духа Святаго» и проч., пояснил их так: «Здесь должно приметить намерение св. отцов, ибо предлежащие слова суть развитие богословия. Собору сему угодно было ясно показать образ единения Св. Духа со Отцем и Сы­ном, и смотрите, как различно определяет он при­своение Духа Святого Отцу и Сыну. Как бы так, го­ворит он, Дух Святой отцами оными сочисляется Отцу и Сыну, яко от Отца происходящий, со Отцем же и Сыном споклоняемый и сславимый, т.е. равночестный и единосущный. Если бы Собор признал Его происхождение от Обоих, то почему не сказал "от Отца и Сына исходящего, и с Ними спокланяема и сславима", как следовало бы сказать, если бы таково было мнение Собора. Поскольку же в пер­вом случае отцы не упомянули о Сыне, когда хоте­ли определить вину исхождения, а во втором слу­чае упомянули, когда хотели показать равночестие и единодушие, то очевидно, что они не признавали исхождения Духа Святого и от Сына, ибо иначе не опустили бы сего, и особенно тогда, когда состав­ляли изложение догмата. И что сие изложение есть Совершеннейшее, а не полусовершенное, как вы го­ворите, это видно из того, что ни один из последующих Соборов не сделал на это изъяснение нового изъяснения и не прибавил исхождения и от Сына; напротив того, все Соборы своими определениями возбранили сие и воспретили, как бы пророчески провидя, что у вас имело случиться» (Concil. Florent, Sess. ХХХIII).

После таких доводов и пояснений Марка провин­циал Иоан объявил от лица западных, что Римс­кая Церковь признает единую только причину Сына и Духа, т.е. Отца, и не исповедует двух на­чал и двух причин, но единую вину и начало, пре­давая противно этому мыслящих анафеме (Concil. Florent., Sess. XXXII, p. 381).

Православные обрадовались, что римляне призна­ли Отца как единую причину Сына и Духа, а не два начала, т.е. признали Никейский Символ без при­бавки «и Сына», тем более что римляне прислали императору исповедание это на бумаге; но радость их была преждевременна, и на следующий день во­сточных ожидало полнейшее разочарование. Вот как описывается в одной из рукописей XV в. Ватиканс­кой библиотеки последовавшее за этим событие. Магистр Родосский Ипатий, узнав о соборном поста­новлении, отправился ночью к папе Евгению и спро­сил его, для чего он уступил тому издавна упорно­му и гордому греческому народу. Евгений ответил магистру, что уступил не народу, а доводам текстов, для общего покоя. Магистр припомнил Евгению его предместников пап, которые навсегда расторгли общение с народом сирским и греческим. Он уко­рял папу в том, что тот попирает бывшие постанов­ления и тем самым гасит славу западных народов, а так как папа не решался нарушить данное им сло­во, то грозил употребить силу против императора. Кардиналы удержали магистра от такого безумия и сказали ему, что императора можно склонить обе­щаниями, Патриарха — деньгами, только с Марком Ефесским трудно будет сладить, но и против него найдутся тайные средства. Побуждаемый увещани­ями кардиналов и епископов, папа, будто против своей воли, дал позволение магистру и кардиналам расторгнуть соборное определение. В ту же ночь оповестили об этом всех кардиналов и епископов. Наутро восточные явились в храм, чтобы там, как было условлено, присутствовать при торжественном объявлении наступившего единения в вопросе по поводу римской прибавки к Никейскому Символу, но западных там не нашли. Только к вечеру узнали они о бывшем ночном совете и об обманных действи­ях папы и немедленно отправились к императору, но у него уже находились кардинал Иулиан и два епископа, подосланные от папы с подарками и обе­щаниями. Отчаявшись найти помощь императора, они с воплем и печалью стали расходиться (Правда Всел. Церк. С. 244—245).

Так изображает это печальное событие упомяну­тый ранее ватиканский манускрипт, слагая вину с папы Евгения, будто бы изменившего своему сло­ву из боязни, дабы магистром Родосским не было учинено над императором насилие; но сомнитель­но, чтобы дело это не было делом рук самого Евге­ния, ибо все поведение его во время Собора доказы­вало его намерение принудить восточных к унии без всяких уступок со стороны Римской Церкви.

Так как римляне после этого в доказательство сво­ей правоты прислали православным несколько вы­держек якобы из писаний св. отцов, император захо­тел узнать о них мнение греческих святителей. Марк Ефесский указал, что ссылки эти не заслуживают внимания, так как они не служат отражением голо­са Вселенской Церкви, а содержат в себе мнения западных писателей, появившиеся после разделе­ния Церквей. Он же посоветовал предложить рим­лянам принять в основание единения по данному вопросу письмо Максима Исповедника, на которое ссылались и римляне, а именно то место, где Мак­сим говорит так: «Свидетельство римских отцов со­гласив с толкованием Кирилла Александрийского на Иоанна, "что Сын не есть вина Духа, ибо одна толь­ко вина Сына и Духа — Отец, единого по рождению, другого по исхождению"; а что у него говорится, яко­бы Дух происходит через Сына, сие для того, чтобы показать, что Они суть того же существа и без всяко­го различия, и признать это место догматической формулой» (Concil. Florent, Sess. XXXII, p. 384).

Когда же им это было предложено, они от этого отказались и потребовали новых заседаний. Импе­ратор согласился, но, желая поскорее прекратить споры по сему вопросу и зная, что Марк Ефесский и Антоний Ираклийский твердо будут защищать свое мнение, запретил им присутствовать на засе­даниях, а сам с тех пор беспрестанно совещался с протосингелом Григорием и изменившими право­славию митрополитами Никейским и Российским, удалив от себя прочих. На двух последних, когда провинциал Иоанн стал нагло вызывать на состязания отсутствующего Марка и считать его побеж­денным, император и митрополит Исидор замети­ли, что Марк отсутствует потому только, что все они пришли на сей раз не для состязания, а чтобы ис­полнить их требование являться по условию в на­значенные для заседания дни, ответа же более да­вать не будут, и напрасно он (Иоанн) считает себя победителем, когда никто с ним не спорит (Соnсil. Florent, Sess. XXXII, p. 385—390).