Истории для кино
Шрифт:
Утесов слушает с невыразимым страданием и не удерживается, выхватывает у редактора бумагу:
– Позвольте, я лучше сразу спою – мелодия ведь у нас есть!
И он запевает, честно глядя в бумагу, но очевидно, что слова ему уже давно знакомы:
Легко на сердце от песни веселой,Она скучать не дает никогда.И любят песню деревни и села,ИАлександров и редактор слушают очень серьезно. Эрдман с улыбкой негромко отбивает ритм по столу ладонями.
Нам песня жить и любить помогает,Она, как друг, и зовет, и ведет,И тот, кто с песней по жизни шагает,Тот никогда и нигде не пропадет!Утесов обрывает песню и победно восклицает:
– Блеск! А?
– Совсем другое дело! – одобряет Эрдман.
– Да, это гораздо лучше, – вынужден признать и Александров.
– Лучше – не лучше, но именно это утверждено и подписано! – ставит точку редактор.
Александров встает:
– Надо дать задание – переснять песню.
– Зачем? – не понимает редактор.
– Костя же пел старый текст, а новый не совпадет на экране по артикуляции…
– Григорий Васильевич! – строго обрывает редактор. – Мы не позволим тратить лишние народные деньги на эту вашу… артикуляцию!
Да, так оно впоследствии и вышло. Народные деньги сэкономили, фильм и сегодня идет с новым текстом, но со старой артикуляцией. Легко заметить, как не совпадают движения губ Кости-пастуха с тем, что он поет.
Александров обескуражен заявлением редактора. А Утесов все не может успокоиться:
– Нет, но какой блеск! «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!» Не то что это: «Давай, не задерживай, бугай!»
В беседку врывается радостная ассистентка режиссера:
– Он спит!
На площадке действительно лежит и спит бык. И даже храпит. Счастливый режиссер ходит на цыпочках и командует шепотом:
– Камера… Свет… Любочка, пожалуйста, на площадку…
Утесов смеется:
– Его после брома пушкой не разбудишь!
– Да? – все еще шепотом уточняет режиссер и переходит на привычный крик: – Гример! Где гример?
– Я здесь, – подбегает Раиса.
– Вы что, не видите: у героини локон выбивается! Где вас носит?
– Я поправляла грим Леониду Осиповичу.
– Мне не нужен никакой Леонид Осипович! Мне нужна Любовь Петровна!
Утесов грустно подмигивает Эрдману:
– Ну вот – схлопотал большое человеческое спасибо…
– Не бери в голову!
Эрдман обнимает Утесова за плечо, и друзья покидают площадку. Они идут по тропинке к морю, Утесов распевает новую песню:
МыУтесов обрывает песню, заметив приближающуюся по дороге машину.
– Ну, это уже точно – Лена!
Он спешит навстречу машине. Эрдман тактично ждет на месте. Но машина объезжает Утесова и останавливается перед Эрдманом. Он меняется в лице.
Из машины выходят двое в штатском. Один спрашивает металлическим голосом:
– Эрдман Николай Робертович?
Эрдман молчит. А Утесов интересуется, в чем, собственно, дело. Второй, глядя сквозь Утесова, словно его здесь вовсе нет, приказывает Эрдману:
– Садитесь в машину!
Эрдман не в силах двинуться с места. Люди в штатском умело и четко, пригнув ему голову, усаживают его в машину. Эрдман только успевает бросить Утесову последний печальный взгляд. Утесов отвечает взглядом растерянности и боли.
Машина, рванув с места, тает в жарком южном мареве.
Оба сценариста фильма «Веселые ребята» – Николай Эрдман и Владимир Масс – попали в пекло сталинских лагерей. Оператор Владимир Нильсен успел еще снять «Волгу-Волгу» и «Цирк», получить в 1937 году орден «Знак почета» и автомашину «эмку», и в том же 1937 году его арестовали.
Но это было потом, а сейчас оператор Нильсен закончил съемки «Веселых ребят», режиссер Александров фильм смонтировал, актеры Утесов и Орлова свои роли озвучили, Дунаевский написал музыку, и уже готовую картину показали. Там, где надо, и тому, кому надо.
В предбаннике специального закрытого просмотрового зала томятся Александров, Орлова, Утесов и Дунаевский. Из-за двери слышна финальная музыка «Веселых ребят». Александров нервно заявляет:
– Я думаю, реакция должна быть положительная!
Орлова вдруг всхлипывает. Александров обнимает е за плечи.
– Любочка, что с вами?!
– Я не могу! Такое напряжение!
– Любочка, но вам-то чего волноваться? Вы великолепны!
Утесов отодвигается от воркующей пары, подсаживается к Дунаевскому.
– Что-то там тихо …
– А ты что хотел? Чтобы особая комиссия топала ногами и гоготала, как в колхозном клубе?
Утесов пожимает плечами. Дунаевский его успокаивает:
– Не дергайся! Кино веселое, идеологически выдержанное… Сейчас выйдут и скажут: «Спасибо, товарищи! Работайте и дальше на благо народа!»