Истории для взрослых и не очень
Шрифт:
– Кажется, но у меня нет слов, любовь лишает человека рассудка, сужу теперь по себе.
– Ладно, я выпью с Вами шампанского.
– Замечательно. А вот и оно.
– Ну, скажу я Вам! Ваша расторопность заставляет усомниться в вашей сумасбродности. Да не смотрите же так на меня, я начинаю Вас побаиваться.
– Постараюсь. Ну что, на брудершафт?
– Вовсе не обязательно, тем более что Вы уже перешли со мной на «ты».
– Женя, надо соблюсти традицию.
– Артем Алексеевич, хорошо, я буду говорить Вам «ты», традиции слишком громоздки.
– Женя,
– Артем, может быть, уже поедем?
– Женечка, послушай, с какими перебоями бьется мое сердце, оно может даже остановиться, если ему не оставить надежды.
– Артем, какая у тебя оценка по русскому и литературе, поди, пять?
– Да, пять. Между прочим, я два года проучился в Литературном институте.
– Тогда как называются малые дети гиппопотама, с первого раза?
– Гиппопотамята.
– Молодец, учиться бы и дальше.
– Нет, не мое…
– Артем, ты хороший, умный, милый человек. Проводи меня до бабушки, если не передумал, и давай остановимся.
– Сережа, ты готов? Подъезжай. Женечка, мы сядем на заднее сиденье?
– Хорошо, Артем.
– Сережа, в Саврасино.
Замелькали за окном среднерусские красоты.
– Женя, я люблю твою бабушку, люблю деревню Саврасино, твою машину и тебя.
– Твой перечень составлен в порядке убывания?
– Нет, в порядке хитрости, чтобы был повод загладить свою невоспитанность. Я люблю тебя больше машины, деревни Саврасино и твоей бабушки. Ты меня прости и в знак прощенья поцелуй. Ничего придумано?
– Здорово, Артем.
– Сережа, съезжай там, где бетонные плиты.
– Я знаю, Артем Алексеевич, я тут бывал.
За бетонными плитами гиблое место для машин было засыпано всяким хламом: битыми кирпичами, кусками старого асфальта, шлаком и песком. Через десяток метров съезд превратился в наезженную тракторную колею, петляющую под высокими облаками по бескрайнему лугу.
– Вот так и ездим, – с укором сказала Женя.
Колея стала глубже, блеснула среди кустов речка, и открылась на небольшом взгорке живописная деревня, украшенная гигантскими ветлами. Среди новых домов и красно-кирпичных теремов, воздвигнутых закарпатскими хлопцами, домик Жениной бабушки выглядел неважнецки, то есть убого. Но внутри оказался большим и светлым. Наверное, из-за веселеньких ситцевых занавесок на двух оконцах. Посреди комнаты на некрашеном полу, застланном домотканными дорожками, красовался стол, накрытый льняной скатертью с едва заметной выделкой. Его точеные ножки были надежны и уютны. На столе – традиционный, но слишком роскошный для скромного дома старинный серебряный самовар. Появилась бабушка. Евгении Анатольевне Крекшиной лет уже было не мало, скорее много, но все еще была видна стать, и улыбалась она ослепительно, не стесняясь своих белых зубов.
– Бабушечка, извини, ради бога, раньше не получилось.
– Не извиняйся, я вижу, приятные молодые люди. Кто они?
– Если
– А при чем тут ваш дядя?
– Меня зовут Артем, – сказал он запоздало. – Мой дядя – глава местной администрации.
– Так это ваш дядя? – заинтересованно сказала Евгения Анатольевна. – У меня к нему тоже есть кое-какие вопросы. А дороги-то у нас практически никакой. Спасибо Коле Сапунову, помог Женечке, вытащил ее машину из грязи. Она забыла, как тут у нас после дождя, ведь всю ночь лил. Ну что, молодые люди, может быть, чаю? Тогда не поленитесь принести из колодца воды.
Артем поискал глазами ведра.
– Они на крыльце. Колодец – из калитки налево, в полукилометре отсюда, увидите.
– Артем, не пугайся. Он в три раза ближе, бабушка так шутит.
Самовар ловкие парни раскочегарили быстро. Из сарая принесли маленький стол и скамейки. Устроились в саду (кто же летом пьет чай в доме!). Женя успела переодеться. В широкой длинной юбке и в горошистой белой рубахе мужского покроя она выглядела опереточной крестьянкой.
– Артем и Сережа, – сказала она торжественно. – Это моя бабушка, Евгения Анатольевна Крекшина, в девичестве Иевлева, праправнучка героя Отечественной войны восемьсот двенадцатого года.
Артем и Сережа неуклюже поднялись, боясь толкнуть стол с самоваром. Артем поклонился и бережно поцеловал Евгении Анатольевне руку. Женя с удовольствием наблюдала, как просто он держится.
– Женечка, мне очень приятно, что у нас в гостях такие галантные молодые люди.
Пахло яблоками, гудели пчелы, тонко пилили кузнечики, Артем смотрел на Женю, и самый обычный летний день казался ему необыкновенным.
– Артем, посмотри, какой у нас сад.
– Ваш сад прекрасен.
– А вот тот газончик у нас недавно, мы с бабушкой подстригаем его каждую неделю.
– И газон у вас замечательный, а ваши соловьи, воробьи и пчелы – лучшие в мире.
Сережа улыбался. В его телефоне зазвучал турецкий марш.
– Артем Алексеевич, я поеду. Евгения Анатольевна, спасибо Вам за чай и варенье, и Вам, Женя. Мне было у вас хорошо.
– А как же ты поедешь?
– За мной Игорь едет.
– Артем, а ты? – спросила Женя.
– Женечка, мне стыдно признаться… Вот что у вас тут на небе?
– Луна.
– Вот. Именно из-за нее мне и нельзя ехать. Я, в некотором роде, лунатик.
– И что?
– Меня в такое время категорически нельзя никуда отпускать.
– Да-а? А почему?
– Чтобы я не сделал чего-нибудь такого. Мало ли чего может отмочить лунатик.
– Хорошо, Артем, я за тобой присмотрю, а ты старайся вести себя прилично. Может, пройдемся по деревне? Тут недалеко есть место, откуда видна речка, почти левитановский пейзаж.
Тропинка между старыми домами, крытыми серебряной щепой, вывела их на край покатого холма.
– Видишь? Артем, смотри вон туда.