Истории медсестры. Смелость заботиться
Шрифт:
Она возглавляет команду из 450 медсестер PMRAFNS, известных как «Летающие соловьи», которые «гордятся тем, что летят туда, куда другие не могут», оказывая квалифицированную помощь и спасая жизни. Мы привыкли слышать о солдатах, и это справедливо, но теперь нам многое предстоит услышать и о медсестрах, спасающих жизни в трудных обстоятельствах. Тем не менее эта команда существует уже более 100 лет, специализируясь на воздушной эвакуации с поля боя обратно в Великобританию и оказании неотложной помощи в небе.
Я стою в очереди на завтрак со своей коллегой Сюань, запах жареного хлеба вызывает тошноту. Сегодня по случаю Пасхального воскресенья в меню есть и булочки с крестом. Медсестры, врачи и другие медицинские работники часто пропускают Пасху и Рождество, школьные праздники и дни рождения детей. Работа есть работа. Тем
«Срочный вызов неонатальной, взрослой и акушерской бригады. Повторяю: срочный вызов неонатальной, взрослой и акушерской бригады. Отделение интенсивной помощи и реанимации. Первый этаж, крыло “Кавелл”». Есть только одно объяснение, почему могут понадобиться сразу три бригады: помощь нужна беременной. Взрослая команда реанимирует саму женщину, акушерская бригада должна извлечь ребенка (в течение пяти минут, если у него есть шанс выжить), а неонатальная бригада должна попытаться реанимировать новорожденного. Как и все другие медсестры реанимации, мы с Сюань входим во все бригады – взрослую, детскую, неонатальную, акушерскую и травматологическую, но на этот экстренный вызов также прибудут и три врача: акушер, неонатолог, анестезиолог.
Мы оставляем тосты, кивая кухонному персоналу на выходе, и петляем, выбегая из оживленной столовой, подобно машинам скорой помощи, пытающимся прорваться сквозь пробки. Некоторые люди просто блокируют нам путь, несмотря на то, что в наших карманах постоянно срабатывает сигнализация. Мы толкаем дверь и бежим по длинному больничному коридору, в котором всегда слишком много людей: персонала, посетителей, пациентов в инвалидных колясках, лежащих на кроватях, истекающих кровью, на костылях. Один мужчина проходит мимо, хватаясь за глаза. У него большие пузыри и шишки на коже, которые немного похожи на проказу, но могут быть вызваны любым заболеванием. Мы бежим дальше.
Ускоряемся, когда сигнал раздается повторно, в третий раз, пробегаем мимо палаты, за дверью которой сгрудилась семья, их щеки мокры от слез, через отделение флеботомии, где люди часами ждут на пластиковых стульях, взяв талон в автомате, и выбегаем на улицу, на короткий путь, мимо клиники сексуального здоровья, где всегда стоит очередь. Мы бежим, минуя больничные мусорные баки, где пациенты в пижамах и халатах курят, держа капельницы, прямо под табличкой «В этой больнице запрещено курить». Пробегаем мимо сада для медитаций, где недавно женщина пыталась покончить с собой, выпив бутылку с хлорной известью, там, где она ее пролила, остался клочок сухой травы. Бежим мимо фургона с МРТ, похожего на транспортный контейнер, который олицетворяет собой попытку больницы удовлетворить постоянно растущий спрос. Мы поносимся мимо какой-то пожилой женщины в инвалидной коляске, тростью отталкивающей мертвого голубя, заходим обратно в здание через служебный вход, где регулярно глючит электронная карта доступа, и бежим мимо ревматологического отделения, где больным вливают иммуноглобулины, отчего иногда наступает анафилактический шок, мимо кардиологического отделения, все врачи которого выглядят точно так же, как гениальные техники Apple. Они невероятно умны и социально неадаптированы. Я машу Грегу, кардиологу, который только что вел стажировку по реанимации и провел час, пытаясь объяснить физику сердечной деятельности интернам. Мы быстро проходим мимо респираторного отделения длительного пребывания, где практически живут пациенты, постоянно нуждающиеся в искусственной вентиляции легких, их состояние иногда ухудшается до такой степени, что они вообще не могут двигаться. Один пациент описывает свою собственную мышечную дистрофию как очень медленное превращение в камень. Однажды мой коллега совершенно серьезно сказал: «Если я когда-нибудь окажусь в этой палате, отключите меня от аппарата». На вывеске
«Довольно точно», – отмечаю я, но вижу детский рисунок, приклеенный скотчем к стене рядом с ним: дерево, сделанное из разноцветных отпечатков ладоней, и слова «Спасибо, НСЗ». Я хватаю Сюань за руку, и мы снова мчимся, теперь еще быстрее. Мы спускаемся по лестнице и сокращаем путь через почти всегда пустой подвал, где в воздухе витает сильный запах хлора из гидротерапевтического бассейна, мимо кабинета паллиативной лучевой терапии, где есть несколько палат для онкобольных, мимо психиатрических кабинетов и финансового отдела, больничных кухонь и детской стоматологии, эндокринологических кабинетов и большого лекционного зала, где каждую неделю проводится пятиминутка, на которой обсуждаются интересные или трудные случаи. Мы пробегаем душную аппаратную, где я провела столько часов, проверяя и перепроверяя оборудование, и где однажды, в необычайно тихий день, рассказав своему начальнику о важном собрании, я вздремнула.
Наконец мы прибываем в отделение интенсивной терапии и реанимации, куда люди прибегают отовсюду. Тут летают халаты и перчатки, громко, жарко, пахнет металлом. Это абсолютное столпотворение: три аварийные бригады, штатный реанимационный персонал и персонал интенсивной терапии. Мой взгляд перемещается в центр всего этого хаоса, на кровать в конце комнаты. Из женщины на ней вытаскивают крошечного ребенка. Кесарево сечение обычно выполняют в родильных домах, но в экстренных случаях их можно провести где угодно. Его обычно выполняют акушеры со специальной подготовкой, но не всегда. Однажды я присутствовала на родах онкобольной. Отвечала за оборудование для ухода за новорожденным, если ему понадобится помощь. Выяснилось, что там не было акушера, и хотя хирург настаивал на том, что «любой, у кого есть скальпель, может вынуть ребенка, если потребуется», меня это не убедило. К счастью, роды прошли хорошо, и теорию хирурга проверять не пришлось.
Женщину, котоую мы видим, зовут Сюзанна. На ней модное ожерелье из интернет-магазина Not on the High Street с надписью: «Будущая мама». Головной платок с леопардовым принтом удерживает ее осветленные волосы и не дает им падать на лицо. Все остальное представляет собой кашу из крови, плоти и внутренностей. Ее кровь темнее, чем должна быть. Насыщенная кислородом здоровая кровь ярко-красного цвета. У Сюзанны на ногтях красный лак, и даже по сравнению с ним ее собственная кровь выглядит тусклой. Сюань хватает меня за руку. Людей так много, что трудно понять, с чего начать, но ответственным лицом назначена медсестра с военным прошлым, которую мы знаем и уважаем. Аманда – одна из лучших медсестер, с которой мы с Сюань когда-либо работали. Она резервистка, побывавшая в полевых госпиталях Ирака и Афганистана. Аманда руководила множеством команд, всегда спокойна, эффективна и дружелюбна. «То, что это чрезвычайная ситуация, не означает, что вы не можете узнать имена членов команды и вести себя вежливо. На самом деле, в чрезвычайной ситуации это еще важнее».
Аманда оглядывается, и Сюань кивает, дает ей знать, что мы здесь, если понадобится. Мы начинаем убирать, отодвигать вещи и одновременно вести документы. Медсестра диктует: «ДТП. Переломы таза и бедренной кости. Никаких признаков остановки кровотечения». Две медсестры по обе стороны от Сюзанны держат мешочки с кровью, которые они выдавливают, но далеко не так быстро, как кровь вытекает. Я не понимаю, как пациентка или ее ребенок смогут выжить. Я сосредотачиваюсь на каплях пота на лице Аманды, на ее глазах, отчаянно ищущих план по спасению этой женщины и ее ребенка. Или хотя бы кого-нибудь одного. Я пытаюсь представить себе, что она видела и пережила в своем военном прошлом. Слава Богу, что она теперь работает в Национальной службе здравоохранения. Мне в голову не приходит лучшая кандидатура, чтобы возглавить эту ужасную чрезвычайную ситуацию.
– Нам нужны хирурги, пожалуйста! – кричит она. – Ей нужно быть на столе, как только у нас появится этот ребенок. Как вчера!
Врач по телефону заказывает кровь. В каждой больнице есть свои наборы для экстренного переливания. Некоторые из них представляют собой просто эритроциты, такие часто есть в родильных домах. При массивном кровотечении нужны все компоненты крови. Их используют при таких кровотечениях, как это, а также если пациент страдает серьезным нарушением свертываемости крови, например ДВС-синдромом (диссеминированное внутрисосудистое свертывание крови) при сепсисе. Наши пакеты содержат фибриноген, свежезамороженную плазму, криопреципитат, эритроцитарную массу – все элементы крови.