Истории медсестры. Смелость заботиться
Шрифт:
Не всем так везет. Сегодня будет тяжело, нас с мужем об этом предупреждали, но к такому я все же не подготовилась. Конечно, на первый взгляд, все не так и плохо, похоже на обычный детский праздник. По периметру церковного зала стоят столы с тарелками кексов, гигантскими кувшинами с тыквенным соком и с бумажными тарелками со свинкой Пеппой. Но это все же не обычный детский праздник. Взгляд падает на гигантские доски с приколотыми листами формата А4, на каждом из них – фотография ребенка, группы детей или младенца, затем короткий абзац о том, чем они любят заниматься и какая семья им нужна.
Это напоминает мне приют для животных в Баттерси. Харриет нужен
Я стараюсь не читать информацию о детях, и мы идем в главный зал. Посередине стоит бассейн с шариками, и дети всех возрастов – чистые, одетые в праздничную одежду, с яркими заколками для волос – играют и визжат. Пожилые мужчины и женщины стоят по краям со слишком широкими улыбками, пристально наблюдая за ними. Они стараются выглядеть небрежно. Приемные воспитатели, я полагаю, или социальные работники.
Такой могла бы быть вечеринка по случаю дня рождения ребенка, если не приглядываться повнимательнее. Один из детей бегает по кругу, все быстрее и быстрее, а женщина опустилась рядом с ним на колени и пытается его успокоить. Он издает пронзительный крик, полностью игнорируя ее попытки. Другой ребенок цепляется за своего опекуна, и когда она пытается положить его в бассейн с шариками, он хватает ее за одежду так сильно, что почти стягивает кардиган, и ей приходится прижимать его к себе. Мальчик и девочка постарше стоят рядом и глотают кексы, но на их лицах не удовольствие, а страх. Маленькая девочка с кислородным баллоном сидит на стуле, наблюдая, как потенциальные родители проходят мимо нее и наклоняются, чтобы поиграть с детьми в бассейне.
– Здравствуйте и добро пожаловать! – приветствует нас социальный работник.
Она держит в руках лист, касающийся нас, поскольку листы с информацией составлены и о потенциальных родителях. Семья врача и медсестры с большим опытом воспитания и ухода за детьми. Опыт ставит нас впереди каждой очереди. Мы приемные родители выбора.
Я чувствую жар и головокружение. Я оглядываю этих детей и младенцев, которые заслуживают безопасного дома и любящих родителей. Но, несмотря на яркий свет и солнечные лучи, струящиеся через огромные окна, несмотря на яркую одежду детей, в этой комнате – тьма, и она ползет по моему телу. Все это кажется таким неправильным. Я понимаю, что перед социальными работниками стоит невыполнимая задача. По крайней мере 5000 детей ожидают усыновления, которого они заслуживают. Не существует семей, способных полностью удовлетворить различные религиозные и культурные потребности всех этих детей. Но мы не найдем нашего ребенка таким способом. Мы убегаем как можно быстрее – привилегия, которой нет у этих детей.
Я нахожу Аманду во время перерыва на следующей неделе. Она уже слышала, что ребенка назовут ее именем, и сияет.
– Для меня большая честь быть медсестрой, – говорит она мне. – Супер, не так ли?
Я в восторге от нее. Говорю, что рада ее присутствию в эпицентре событий, что она спасла две жизни сразу. Может быть, и мать, и ребенок живы только благодаря ей. Я спрашиваю о военном сестринском деле и о том, как ей «нормальный» уход в Национальной службе здравоохранения.
Аманда качает головой.
– Все дело в команде. Этому учат в армии. И этому же учит Национальная служба здравоохранения.
Она говорит мне, что самый важный аспект военного дела – не осуждать.
– Медсестры не принимают чью-либо сторону. На войне страдают все, абсолютно все. И в помощи нуждается любой человек.
Затем она смотрит куда-то далеко, вспоминая другое место и время. Я узнаю
Во время учебы в магистратуре я подрабатываю волонтером. Нянчусь с детьми, но редко выполняю какую-либо сестринскую работу. Однажды я прихожу в маленькую душную квартирку в Милтон-Кинсе, чтобы посидеть с восьмилетним ребенком со сложной историей и неизлечимой болезнью. Мохамед, отец, открывает дверь. Он ведет меня в комнату, где его жена склонилась над большой яркой пластиковой миской. Она солит огурцы. Я предлагаю пойти проведать их дочь, но Мохамед говорит, что она спит. Вместо этого он берет мою сумку и указывает на другую сторону стола, напротив своей жены.
Она не говорит по-английски. Но она учит меня, как делать соленья. Мохамед любит поговорить. Он рассказывает мне о финиках, о горах, о теплоте людей в его родной стране. Затем о том, как его пытали там. И он вглядывается вдаль, преследуемый воспоминаниями. Я думаю о своем коллеге, одном из лучших врачей, с которыми я когда-либо работала, из той же части мира. Он добрый и очень умный, тратит свое время, пытаясь перевести то, что он называет «точной наукой», на язык, который я понимаю, показывая мне графики данных, числа и символы. Когда замечаю, что я больше художник, чем ученый, он смеется и напоминает мне, что медицина и уход за больными – это вещи, важные в равной степени. Он приносит медсестрам из дома горячую еду в маленьких металлических горшочках, так как считает бутерброды ядом.
Мохамед поднимает рубашку и поворачивается, чтобы показать шрамы на спине, очень похожие на узоры на пластиковой миске. Он рассказывает об ужасных событиях, но без сантиментов. Просто хочет, чтобы я знала, что произошло и как он оказался в Британии. Он не плачет и не выглядит грустным.
Медсестры должны быть хорошими слушателями. Сестринское дело включает в себя некоторые действия, которые со стороны кажутся простыми, но на самом деле невероятно сложны. Медсестра, держа пациента за руку, оценивает и температуру, и тургор кожи (ее эластичность), и признаки обезвоживания, и пульс, и частоту сердечных сокращений, и эмоциональное состояние больного. Она ищет признаки спутанности сознания, деменции, острой почечной недостаточности и сепсиса. Держа за руку пациента, медсестра оценивает все аспекты его жизни: психическое, эмоциональное и физическое здоровье. Она пытается собрать мозаику симптомов и понять, что нужно человеку и как это можно осуществить.
То же можно сказать о медсестрах как слушателях. Активных слушателях. Это простой, но мощный метод обследования: иногда именно он имеет решающее значение для обеспечения хорошего ухода. Это важно для пациента. Мы все заслуживаем быть услышанными.
Я слушаю и солю огурцы. Мохамед рассказывает мне об их медработнике, которая, по его словам, еще и друг. К ним приходит кто-то из зарегистрированных медсестер, работающих в системе Национальной службы здравоохранения. Эти специалисты присматривают за детьми в возрасте до 5 лет или вплоть до совершеннолетия, если их семьи входят в группы риска – люди с ограниченными возможностями, бездомные, наркоманы или беженцы.
– Нам повезло, что она у нас есть, – говорит мужчина.
Я иду в спальню и вижу улыбающуюся девочку с трубкой для кормления, подсоединенной к пустому пластиковому пакету. Она в наушниках смотрит диснеевский мультик по маленькому телевизору. Я машу, и она машет мне в ответ, а потом сразу же возвращается к экрану. Она привыкла, что медсестры приходят и уходят. Я отключаю ее питание и возвращаюсь к родителям, предлагая остаться и дать им передышку. Я провела часы, слушая Мохамеда и готовя соленья, и всего пару минут с ребенком. Но я начинаю понимать, что нельзя просто заботиться о пациенте, будто он каким-то образом отделен от семьи. Забота о семьях – это работа всех медсестер, причем часто уникальная. Мохамед и его жена обнимают меня, оба, и провожают до двери.