Историография истории древнего востока
Шрифт:
Вокруг С. П. Толстова стала группироваться Московская школа среднеазиатской археологии, для которой характерно стремление к историко-культурным обобщениям с широким использованием данных этнографии как модели для аналогии, выход на теоретические, хотя и несколько социологизированные обобщения.
Одновременно с ростом кадров происходит и формирование новых научных центров, и прежде всего в Ташкенте. Группы археологов-про-фессионалов складываются в Самарканде и Ашхабаде, определенная работа проводится в Душанбе и Алма-Ате. Частые организационные перестройки, типичные для 20-30-х годов, не способствовали проведению четкой организационной работы. С образованием республиканских академий наук (1943 г. — в Узбекистане, 1946 г. — в Казахстане, 1951 г. — в Туркменистане, Таджикистане и Киргизии) в них формируются специальные археологические отделы, как правило, в составе институтов истории. В послевоенные годы продолжается деятельность крупномасштабных экспедиций. В 1949 г. М. Е. Массоном была создана Южно-Туркме-нистанская археологическая комплексная экспедиция, работающая до настоящего
Эти организационные усилия обеспечили успехи археологических изысканий. Работы на Айртаме и Термезе впервые выявили материальную культуру Кушанской эпохи. М. М. Дьяконов, работая в составе Согдийско-Таджикской экспедиции, произвел раскопки в Кобадиане на юго-западе Таджикистана, где была разработана стратиграфия, охватившая периоде середины I тыс. до н. э. до IV-Vвв. н. э. [Дьяконов, 1953]. В. В. Григорьев, организационно связанный с Зеравшанской экспедицией, в ходе раскопок на Тали-Баарзу под Самаркандом наметил последовательность археологических комплексов для древнего Согда. В конце 40-х годов тщательные археологические исследования на городище древнего Самарканда — Афрасиабе — позволили А. И. Тереножкину существенно дополнить и уточнить эту стратиграфию [Тереножкин, 1950]. Это были важные шаги в систематизации и организации археологического материала. В Хорезме С. П. Толстовым археологические комплексы были выделены на основе сопоставления разновременных памятников, и его фундаментальная книга «Древний Хорезм», обобщившая эти материалы, долгое время являлась важнейшим пособием среднеазиатских археологов [Толстов, 1948). Уже в первой половине 30-х годов археологи Ашхабада произвели раскопки на городище Ниса, ими был открыт комплекс парадных строений, найдены детали архитектурного декора и обломки глиняных скульптур парфянского времени. В широких масштабах и на новом методическом уровне исследования Нисы продолжены с 1946 г. Южно-Турк-менистанской археологической комплексной экспедицией. В результате этих исследований, длившихся два десятилетия, были раскрыты остатки монументальной архитектуры, в царской сокровищнице обнаружена великолепная коллекция художественных ритонов из слоновой кости, а неподалеку — хозяйственный архив, ставший одной из вех в становлении нового этапа изучения древней истории Средней Азии.
С этим скачком в информационном банке и с усилением теоретических разработок в отечественной исторической науке связаны и успехи в области исторической интерпретации древней истории Средней Азии, которыми характеризуется второй период.
В сфере интерпретации уже в 30-е годы формулируются два важных положения — четко определяется предмет исследования (древняя история народов Средней Азии и Казахстана) и появляются первые концеп-циональные разработки. Во второй период продолжает использоваться и традиционный, описательный подход к рассмотрению древней истории с определением основных направлений исторических процессов. Здесь необходимо отметить прежде всего работы К. В. Тревер, и в первую очередь ее капитальную монографию, продолжающую тематику изучения Греко-Бакгрии [Тревер, 1940[, и исследование по эпохе походов Александра Македонского [Тревер, 19471. Эти труды, основанные на анализе письменных источников, отличаются привлечением данных и по материальной культуре, правда, пока в основном из музейных собраний.
Важное значение имел фундаментальный труд английского историка В. Тарна «Греки в Бактрии и Индии», первое издание которого вышло в 1938 г. [Tarn, 1938J. Тщательный текстологический анализ письменных источников ученый сочетает с данными нумизматики. Однако само исследование осталось преимущественно фактологическим, многие заключения по политической истории, предложенные автором, были оценены учеными как малообоснованные. Отечественные исследователи оперативно отозвались на этот труд рецензией С. П. Толстова «Подъем и крушение империи эллинистического “Дальнего Востока”» [Толстов, 1940]. Помимо других замечаний в рецензии особый акцент был сделан на оценку событий эпохи Александра Македонского и его преемников. Здесь во главу исследования ставилась борьба народов Средней Азии против завоевателей и поработителей, что отражало определенную предвзятую установку, восходящую к тенденции политизации исторической науки. При таком подходе вычленение предмета региональной истории, имеющего право на самостоятельное существование наряду с историей государства Ахеменидов и Аршакидов, приобретало характер нарочитого противопоставления разных культурных традиций, приводило к стремлению упрощенно рассматривать всю историю народов Древней Средней Азии только как успешную борьбу с иноземными захватчиками. Еще более негативную роль сыграло столь же нарочитое стремление обязательно проводить в научных трудах так называемую линию борьбы с паринанизмом, пантюркизмом и вообще с буржуазной историографией, неизменно представляемой в качестве монстра, принижающего достижения среднеазиатских народов. Крайние формы эта тенденция приняла в конце 40-х — начале 50-х годов, в пору развернувшейся идеологической кампании, проходившей под лозунгом борьбы с космополитизмом. Хотя для древней истории Средней Азии и ее кадров это не имело трагических последствий, но потенциально стало питательной средой местничества и национализма в оценке исторических событий.
В 1940-х годах наметилось оживление в изучении древней истории Средней Азии накануне вхождения ее в состав Ахеменидской державы и связанных с ним событий. Этим сюжетам посвятил несколько этюдов В. В. Струве, выполнивший их с филигранной методикой
Принципиально важным явлением в историографии Древней Средней Азии стало применение методологического подхода, основанного на теории формаций. В 30-х годах после многочисленных дискуссий историки остановились на схеме из пяти социально-экономических формаций, и этот подход порой в догматизированной форме распространялся на все ее сферы. В среднеазиатской историографии главным проводником этой концепции стал С. П. Толстов.
Отправным пунктом была взята позиция В. В. Струве, выступившего в ряде работ с тезисом о наличии на Древнем Востоке рабовладельческой формации. С. П. Толстов попытался приложить этот подход к среднеазиатским материалам, выступив в общих чертах с этой концепцией еще в 1938 г. [Толстов, 1938], а затем в наиболее развернутой и яркой форме и, что более важно, с привлечением археологических материалов — в 1948 г. в книге «Древний Хорезм». Опираясь на материальную культуру и типы расселения, ученый обосновал положение о существовании в Средней Азии общества, которому присущи «основные черты древневосточного социального строя и древневосточных цивилизаций» [Толстов, 1948, с. 342]. Кризис этой системы, по заключению автора, приходится на V в. н. э. и сопровождается не только изменениями в сфере материальной культуры, но и сменой типов поселений, выдвижением на первый план усадеб и замков вместо угасающих городов. Ограниченность, а точнее, отсутствие необходимых материалов предельно затрудняло конкретную социальноэкономическую характеристику этого общества. Экстраполируя в древность данные о поре раннего Средневековья и используя этнографические модели и теоретические выкладки, С. П. Толстов определяет строй рассматриваемой древней эпохи как «весьма примитивное в своей основе общинно-рабовладельческое общество с мощными пережитками родового строя» [Толстов, 1948, с. 342]. Принципиальное признание наличия в Древней Средней Азии особой эпохи, связанной с развитием рабовладельческих отношений или прямо рабовладельческой формации, было поддержано и развито на конкретных материалах всеми ведущими учеными и на многие десятилетия определило позиции авторских коллективов, создававших сводные труды по истории отдельных республик.
Таким образом, во второй период в число источников по изучению древней истории широко вошел археологический материал, полученный благодаря успешной деятельности крупных экспедиций и созданию на местах научных центров. Изучение древней истории стало прочно опираться на три вида источников: письменные свидетельства, нумизматические материалы и археологию.
В отечественной историографии прочно закрепляется определение предмета исследований: древняя история Средней Азии, понимаемая как особый историко-культурный регион и полноправный субъект исторического процесса; утверждается концепциональный подход, характеризующий древнюю эпоху как период развития отношений рабовладельческого типа.
§ 3. Проблемы древней истории Средней Азии в 60—90-х годах XX в.
Третий период начинается с открытия в ходе археологических работ древних архивов, что поставило изучение древней истории на качественно новый уровень. Первые парфянские документы в виде черепков крупных сосудов с хозяйственными записями были обнаружены в 1948-1949 гг. на городище Новая Ниса, являющимся руинами парфянского города [Дьяконов и др., 19511. Затем последовало открытие аналогичных документов в царской резиденции, остатки которой носят сейчас наименование Старая Ниса [Дьяконов, Лившиц, 1960|, а общее число документов достигает почти трех тысяч. Одновременно при раскопках столичного центра Хорезма городища Топрак-кала было найдено около 150 документов на коже и дереве [Толстов, 1958 J, изучение и дешифровка которых заняли не одно десятилетие [Лившиц, 1984[. Таким образом, древние общества Средней Азии в полный голос заговорили на своем собственном языке, причем это были не литературные сочинения, а подлинные документы, историческая ценность которых огромна. Третий период в историографии Средней Азии продолжается до настоящего времени.
В этот период происходит заметный прогресс в изучении письменных источников, число которых увеличивается благодаря археологическим открытиям. В историографии Средней Азии получает распространение жанр тщательного текстологического анализа греческих и римских сочинений с выяснением первоначальных источников и их информационной надежности. Таковы прежде всего исследования И. В. Пьянкова — его работы о Ктесии (1975) и Мараканде-Самарканде по письменным источникам (1972). Ученый последовательно продолжал эти разработки, монументальным итогом которых стала его работа «Средняя Азия в античной географической традиции», защищенная в 1984 г. в качестве докторской диссертации и до сих пор, к сожалению, полностью не опубликованная [Пьянков, 1984]. Такой подход при анализе источников (как письменных свидетельств, так и данных эпиграфики) используют Г. А. Кошеленко (1979) и В. П. Никоноров (1987, 1990).
Но подлинный скачок, собственно и определивший начальную грань периода, произошел в изучении местных письменных источников. Таковы прежде всего остатки архива парфянской Нисы, представляющие собой документы хозяйственного учета, где фиксируются налоговые поставки с виноградников с указанием года поступления, типа обложения, имени чиновника и некоторых других сведений. Эти документы дали ценный материал по структуре административного деления Парфии, дворцовому хозяйству [Дьяконов, Лившиц, 1960J, по распространению в парфянской среде зороастрийских традиций. В настоящее время выходит полное издание этих документов [Corpus Inscriptionum Iranicorum, 1976-1977].