История болезни (документальная повесть) - часть первая
Шрифт:
ПОНИМАЮ – СЕЙЧАС В ЭТУ МИНУТУ, РЕШАЕТСЯ МОЯ СУДЬБА.
Напряжение нарастает. Смотрю на доктора. Он поднимает голову - наши взгляды встретились.
– Саша, хочешь со мной в Москву?
– Хочу! – горячая волна прокатилась по телу.
Все белые халаты врачей слились в одно белое пятно. Владимир Сергеевич поворачивается к ним – объясняет:
– В институте Склифосовского, работает хирург – ученик Сергея Сергеевича Юдина.Он специализируется по пищеварительному тракту. Надеюсь, Александр
Я не понял.
– Сейчас?
– Да! Сегодня вместе полетим на самолете. Кто тебя будет сопровождать?
– Мама.
– Хорошо. Пока администрация больницы оформит документы, думаю, два часа на сборы хватит.
– Хватит – повторяю эхом.
Доктор встает и направляется к выходу. Вслед за врачами, тенью, выходит мама Дато.
Растерянный, лежу с открытым животом, не могу осознать до конца произошедшее.
Входит мама.
– Что тебе сказали сынок? – голос ее дрожит от напряжения.
Восторженно, почти кричу:
– Сегодня с тобой летим на самолете в Москву! На сборы – два часа!
Обескураженная, она садится на мою кровать.
– Слава тебе, Господи! Но почему сегодня?
– Потому, что летим вместе с консультантом Владимиром Сергеевичем. Он меня покажет какому-то хирургу, который сможет прооперировать!
– Да, Москва не Саранск, надеюсь, там закончатся наши мучения - она встает, быстро собирает из тумбочки домашнюю посуду и оставшиеся продукты, а про себя проговаривает: « В Москве жить деньги нужны. У кого бы занять?» - она быстро уходит…
Не могу успокоиться – все происходит как во сне. В палату заходит мама Дато. По ее лицу текут слезы. Вдруг осознаю: «Своим переводом в институт Склифосовского, я обязан Дато». В одну минуту радость переполнявшая меня, угасла. Женщина с трудом доходит до сына. Садится рядом с ним на стул, нежно гладит его бледно-желтое лицо и тихо повторяет:
– Чеми сакварели бичё, чеми сакварели бичё… (груз.)
(мой любимый мальчик, мой любимый мальчик)…
Стройное тело Дато, лежит с закрытыми глазами, вытянувшись во весь рост. Он не отвечает и даже не стонет, лишь слышно его тяжелое дыхание…
В обед не ел – волнуюсь, а еще понимаю, путь в Москву долгий – перевязку в самолете не сделаешь.
Половина третьего дня. Заходит медсестра:
– Саша, готовься, через двадцать минут выезжаете.
Развязываю бинты, поворачиваюсь в постели на бок, и кишечное содержимое из раны, вываливается на грязную пеленку. Ее сворачиваю и кладу в плевашку. Всей оставшейся в банке пастой «Лассара», основательно мажу живот. На рану кладу чистую пеленку, сверху слой ваты, затем вторую и туго бинтую.
Подхожу к Дато, смотрю на когда-то красивое, а сейчас отекшее лицо парня. Опустив голову, говорю его маме:
– Извините.
– За что, генацвале? – удивляется она.
– Доктор прилетал консультировать
– Такая видимо наша судьба. Тебе желаю вылечиться.
– И Дато, желаю выздоровления.
Она, молча кивает головой. Оглядев в последний раз палату, выхожу.
В приемном отделении руководство больницы, провожает московского консультанта. Мои сопроводительные документы, в руках Владимира Сергеевича. Скромно сижу на той самой кушетке, где при поступлении 24 ноября 1968 года, меня осматривал первый лечащий врач, Саушев Виктор Николаевич - ждем маму.
Запыхавшаяся от быстрой ходьбы, с узлами в руках, наконец, появляется она.
– Слава тебе, Господи, успела. И деньги нашла – Евсевьевы одолжили…
«Скорая» несется по разбитой дороге в аэропорт. Растопырив ноги, упираюсь в пол машины. Обеими руками крепко прижимаю живот, но все равно, кишки прыгают на каждой колдобине. Полчаса мучительной тряски, и мы останавливаемся возле одноэтажного здания. Не задерживаясь, в сопровождении сотрудника аэропорта, проходим на взлетное поле. Ровными рядами стоят «кукурузники» и большие самолеты «АН-24», а в стороне от них, замечаю маленький двухмоторный. Работник аэропорта останавливается, а доктор сворачивает к этому самолетику.
Спрашиваю:
– Владимир Сергеевич, мы на нем полетим?
– Да. Это наш санитарный самолет.
– Я еще никогда не летал.
– Боишься?
– Нет. Первый раз, и на таком красивом.
Завидев нас, летчик открывает дверь - опускает лесенку. В обшитую кожей кабину, забираемся по очереди. Доктор усаживается рядом с летчиком. Я и мама - на сплошном заднем сидении. Гудят моторы.
Летчик по рации запрашивает у диспетчера:
– Разрешите взлет?
В ответ, из закрепленного на его голове наушника, слышим скрипучий голос.
– «АН-14», взлет разрешаю.
Самолет выруливает на взлетную полосу. Смотрю в иллюминатор. Из под ног, земля убегает все быстрее и быстрее -вдруг стала удаляться.
Восклицаю:
– Мама! Мы летим!
– Летим, сынок. Дай Бог, чтобы с таким же настроением возвратились домой.
Лесопосадки, вспаханные и зеленые прямоугольные поля, овраги с речушками и дома-кубики сел, проплывают под нами. По дорогам-ниткам, медленно передвигаются подобно жукам - машины, по железной дороге гусеницей ползет поезд, а мы летим над ними. Неведомое мне ранее чувство превосходства, окрыляет.
Монотонный шум двигателей и покачивания самолета, убаюкали маму. Она, положив под голову узлы с нашими вещами, спит. Посмотрев на мирно «сопящую» мать, снова «прилипаю» к иллюминатору.
Наступили сумерки. Летим три часа - как не старался «упаковать» рану, выделения просочились. Обращаюсь к впереди сидящим:
– Скажите, нам еще долго лететь?
Владимир Сергеевич, оборачивается.
– Укачало?
– Нет. Нужна перевязка.
– Придется немного потерпеть. Подлетаем.