История болезни (документальная повесть) - часть первая
Шрифт:
В подъезд вошла тетя Нюра. Она, увидев кошелек, наклонилась и с возгласом: «Вай, авай, кошелек муинь (Ой, мама, кошелек нашла)», хотела его взять.
Вовка быстро потянул нитку, а она как завороженная, наклонившись, бежала за ним по лестнице. Опомнилась только, когда кошелек уперся в почтовую щель.
Женщина выругавшись, с покрасневшим от стыда лицом, быстро поднялась к себе на второй этаж и после этого долго с Евсевьевыми не разговаривала».
– Не переживай. Мы же пошутили. Но как она за кошельком по лестнице бежала! Даже не споткнулась,
– Вовка! Хорошо, что тебя нашла. Приехала, а квартира закрыта.
– Городская власть выделила жилье в центре Саранска, а тебе в нем не сидится.
– Решила вас проведать. Сашка, это ты?
– Я, баба Груша.
– Слава тебе, Господи, вылечился, а меня всё бабки спрашивают: «живой ты или нет».
– Живой, как видите. Но еще не вылечился. Временно из больницы отпустили. Осенью снова операция.
– Ой, Господи! Сколько их тебе уже сделали?
– Пять.
– Дай бог тебе терпения! – она крестит меня и обращается к внуку: - Вовка, открой мне дверь!
– Не спеши, бабуль. Мы с Сашкой недавно на улицу вышли.
Поддерживаю.
– Баба Груша, садитесь рядом. Давно хотел спросить Вас. В 1964 году в Мордовии отмечали столетие вашего мужа – Макара Евсевьевича Евсевьева. Когда Вас показывали по телевизору, я подумал, его давно нет, а вы еще такая бодрая и активная?
– Саша, я моложе его на тридцать два года!
– Такая разница! А как же вы стали его женой?
– Не сразу. Макар Евсевьевич, работал и жил в Казани, но часто приезжал в свое родное село Малые Кармалы – где я жила. Он мне предложил быть у него домработницей. Согласилась и переехала к нему в Казань. В результате совместной жизни родился наш Толя – Вовкин папа, а Макар Евсевьевичу было уже 64 года. После рождения сына зарегистрировали брак. Была я домработницей Грушей, а стала Агриппиной Ермолаевной Евсевьевой.
Молчавший во время нашего разговора Вовка удивляется:
– Бабуля, а ты почему раньше мне этого не рассказывала?
– А ты меня спрашивал? Саша спросил, я и рассказала. Пойдем открой дверь, с дороги устала, хочу отдохнуть - Вовка нехотя встает.
Мне тоже пора на перевязку. Тихонько иду следом за Евсевьевыми:
«Передо мной идет жена выдающего человека – просветителя национальной культуры мордовских народов (Эрзя и Мокша). Имя Макара Евсевьевича Евсевьева носит наш педагогический институт, а его мраморный бюст стоит на высоком гранитном постаменте, в самом центре города Саранска.
В детстве, бегая по квартире Евсевьевых, мы с Вовкой не понимали, что под перезвон часов стоящих на старинном комоде за резным столом из черного маренного дуба, писал свои труды его дедушка – знаменитый ученый. В настоящее время эти предметы являются экспонатами Мордовского краеведческого музея.
18 июля 1969 год.
Следствие по делу брата, длившееся почти три месяца, закончилось.
Возбужденная мама ходит по квартире, нервно перебирает вещи.
– Натворил дел Коля! Как сегодня он будет смотреть в глаза товарищам и начальству? Большинство рабочих с нашего поселка, и все нас знают.
Сергей прижимается к маме.
– Может Кольку отпустят?
Она устало садится на кровать.
– Не отпустят. Не надо было ему в руки брать молоток - отпустили бы. Следователь сказал, статья больно тяжелая – некоторое время молчит, затем с надеждой в голосе продолжает: - Характеристики с завода хорошие и нет восемнадцати лет - может много не дадут…
На часах - три дня. Мама, собрав в сетку еду, туалетные принадлежности и сменное белье для брата, с грустным лицом выходит из дома.
В доме гнетущая тишина. Пришедший с работы отец, молча ходит по комнатам – нервничает. Вовка, Сергей и я сидим на кухне – ждем возвращения мамы.
Около семи часов вечера, сидящий у окна Сергей кричит:
– Мамка идет! – стремглав бросается к входной двери.
Отец встречает уставшую маму.
– Ну, что?
– Три года – опустошенная садится за стол, рядом со мной.
Выдержав паузу, осторожно спрашиваю:
– Мам, расскажи?
– Погоди! Дай в себя приду. Изнервничалась – не дай Бог это еще раз пережить!
Папка садится напротив.
– Не томи.
Тяжело вздыхая, она рассказывает:
– Дежурному на проходной сказала причину прихода, и он без лишних вопросов пропустил на территорию. Колю еще не доставили - стала ждать невдалеке от ворот. Первая смена закончилась, рабочие потоком шли к проходной. Некоторые останавливаясь, говорили слова поддержки и ждали со мной начало суда.
Тюремная машина, въехав на территорию, остановилась у проходной. Боковая дверь будки открылась. Из нее выпрыгнул охранник, а затем, коротко стриженый Коля. От волнения заколотилось сердце, голова закружилась – думала не устаю на ногах. Увидев меня, он обрадовался и хотел подойти, но охранник не разрешил. Вели Колю сквозь строй рабочих. Молодые кричали: - «Здорово, Николай! Держись!» Я шла за ним следом.
Папка перебивает:
– Отсидит – поумнеет. Это ему вместо армии.
Мама, раздраженно прерывает:
– Спасибо, успокоил! Сам-то на суд, не пошел!
– У меня нервы!
– А у меня, они «железные» - продолжает: - Суд проходил в «Красном уголке». Зал заполнили в основном молодые. В центре длинный стол, покрытый красным сукном. Кольку посадили с краю – охранник рядом. Мне уступили место в первом ряду, не далеко от него.
К столу вышла девушка и громко сказала: «Встать, суд идет!» - все встали. Когда мы сели, судья стал быстро невнятно читать Колькино «Дело». Затем, прокурор говорил плохое, а адвокат просил смягчить наказание – зачитывал положительные характеристики.