История болезни. В попытках быть счастливой

Ясина Ирина

18 января. На этой картине великий художник Караваджо изобразил крупным планом (ж)опу лошади. С хвостом. А внизу, около задних копыт, голова человека. Мы не видим его лица, мы смотрим на его затылок. На бессильно падающие руки. Это, граждане, момент падения. И он кажется Савлу ужасным. И если кто-то сейчас скажет Савлу, что тот ослепнет, потом прозреет, перестанет быть свирепым воином, а станет чудесным проповедником того Христа, последователей коего изводил, Савл не поверит. Однако это так. Это начало пути в бессмертие. Это я сходила на выставку Караваджо с Алешей Козловым. Никогда не знаешь, какая жизненная (ж)опа чем в конце концов обернется. Средневековый итальянец-то был мудрецом с большим чувством юмора.

19 января. Будете смеяться,

но меня опять поволокло на встречу с прекрасным. На сей раз на пути лежало “Лебединое озеро”. Одетту-Одилию танцевала член “Единой России” Светлана Захарова. Зигфрида – заезжая американская звезда. Хорошо прыгал, но как-то без души. Наш шут – Слава Лопатин – был много лучше. Ну и конец грустный у произведения… а в детстве, кажется, было по-другому. Красота абсолютная – сочетание музыки и движения такое, что впадаешь в какую-то сладкую кому. Хотя, конечно, под танец маленьких лебедей наш человек вспоминает только ГКЧП. Маленькие лебеди, кстати, ныне не девчушки из училища, а откормленные такие взрослые дамы.

26 января. Как-то неожиданно, на спектакле, в театре, в моей жизни возник человек Рома. Слово за слово… Интереснейший, странный. Музыкальный, театральный, балетный. Он, например, не знает, кто такой Ходорковский. И вдруг Рома говорит про друга из Калифорнии, который оказывается моей первой любовью. Рома там гостит два-три раза в год. Очень дружат почти десять лет. Ой, шарик-то маленький! Таких доказательств его (шарика) мелкого размера в моей жизни еще не было!

29 января. Никогда с большим удовольствием не стояла в пробке! Я забрала Леню, моего безлошадного ЖЖ-друга, на “Планерной”. По Благовещенскому переулку мы выехали на внутреннюю сторону Садового ровно в два часа дня. Машин было мало. Мы быстро доехали до Самотеки и встали в формирующуюся колонну. На Красных Воротах стало так много машин, желающих к колонне присоединиться, что колонна стала как минимум в полтора ряда. Напротив Курского уже сделалась пробка. На Октябрьской подруга Лена на вымытом белом “мерсе” радостно пробибикала зданию МВД. На Крымском мосту девушки в белых варежках аплодировали проползающим мимо двум рядам машин. Напротив МИДа дядька на “субару” запарковался, достал из портфеля какой-то документ и стал прикреплять его белой стороной к стеклу. Перед Новым Арбатом приз зрительских симпатий снискала машина с сидящим на крыше белым плюшевым медведиком. К трем мы в огромной пробке дотащились до Маяковки и ушли на Брестскую.

16 февраля. Зачистка перед выборами масштабная. Пугают. Желающих испугаться – выше крыши.

Вот замечательный педагог из Подмосковья Лена Травина, та самая, которая отказалась выгонять людей на путинский митинг, сидит с заплаканными глазами. Ее не власть травит – коллеги жить не дают. Осуждают. Думаете, ее уволить потребовал лично Володин? или губернатор Громов? Конечно, ребята наверху повинны в создании этой атмосферы страха. Но с каким же всепонимающим смирением мы все быстро выстроились… Нате, секите, барин!

У Солженицына была максима “жить не по лжи”.

А у Достоевского, когда отец учит сына жить по заповедям, сын удивляется: “всего-то!”

Отец в ответ: “А ты попробуй… ”

18 февраля. Милые, хорошие приятели пригласили на серебряную свадьбу. Предупредили – в ресторане ступеньки. ОК, где наша не пропадала.

Но чтоб такие ступеньки! Узкая, с поворотами лестница. Всегдашнее предложение поднять меня на руках… Блинский блин, как я устала от этого. Либо не зовите, либо думайте, куда зовете. В Москве ресторанов много.

За январь была на шести (!) юбилеях – днях рождения. Урожайный был месяц. В четырех местах – ни единой проблемы. В двух – кошмар. Это я к тому, что выбор точно есть.

Не заставляйте меня казаться капризной.

19 февраля. Самым приятным моментом сегодняшнего длинного дня была встреча на Садовке с машиной с длинной, почти белой лентой с надписью “Русь сидящая”. Остановились около обочины и расцеловались с Романовой и Козловым. Напрягало возросшее количество гаишников, эвакуаторов и желтых “Мосводоканалов”.

А еще была

потрясающая тусовка на “Дожде”, а до этого съемки на 3-м канале.

Происходило это на территории завода ЗИЛ. Вот это махина! Город в городе. Улицы и проспекты. Жизнь не кипит. Но впечатление производит.

24 февраля. Умер второй парень из моей студенческой группы. Рустам Садыков, pan Rustam – мы даже в одной языковой группе школярствовали. Бесшабашный, несерьезный, добродушный певун и выпивоха.

Я – потомок хана Мамая,

Подо мною гарцует конь,

Сколько душ погубил, не знаю,

азиатский во мне огонь…

Рустам положил недокуренную сигаретку на рояль в гостиной Сашкиных родителей. Она мешала его страстной песне.

Так начиналась “Однажды в Америке” нашего курса. Далее – исчезновение денег (погруженных в чемодан и вывезенных за границу для зарабатывания наивысшего процента) “Чара-банка”, где и работал Садыков, похищение “российских предпринимателей Волкова (Сашка, которого рояль) и Волошина” Япончиком, сдача нанятого “Чара-банком” Япончика ФБРу, попадание Сашки и Вовки под программу защиты свидетелей в Штатах.

Я спросила Рустама году в 1995-м, уже после всего этого боевика:

– Как ты мог поверить в легальные 8 % в месяц по долларам на биржевых операциях на американском рынке?

– Сашка обещал. Он был мне как брат. Мой отец держал руку его отца, когда тот умирал.

Аргумент.

Отец Рустама был кардиологом.

Завтра похороны.

25 февраля. Такое впечатление, что Путин и его окружение верят, может быть и вполне искренне, в то, что мир до сих пор, как это было в ранние века, есть игра с нулевой суммой. В смысле, что если где-то убыло, то где-то прибыло. Если один выиграл, то другой непременно проиграл. То есть в человеческий капитал и его приращение они не верят вообще. Некая общая прибавочная стоимость – не в их системе координат. Все кругом – лохи, которых удалось обвести вокруг пальца. И надо вычислить и уничтожить того, кто “надурит” их. Вот и ищем врагов…

26 февраля. Зарядилась милым фильмом “Дайте жалобную книгу” из времен оттепели. Галич, Рязанов, Олег Борисов. Все молодые и, главное, полные надежд. Борьба нового, красивого и прогрессивного с унылым и скучным старым. Кстати, в финале победа прогресса не очевидна, хотя и весьма вероятна.

Но мы-то знаем, что зло агрессивно и что впереди у этих блистательных людей отвратные годы тоталитарного застоя.

До встречи на “Белом кольце”! Я буду на Зубовском.

29 февраля. Пришла с презентации второго (значительно обновленного) издания папиной книжки “Приживется ли демократия в России?”. Хорошо, что он сдал ее в издательство до 4 декабря. Иначе бы пришлось делать те выводы, которые до сих пор кажутся преждевременными. Ибо че будет, мы не знаем.

Книга толстая, теоретическая и реально больше энциклопедия, нежели прогноз.

Согласились все в одном – выбор между демократией и полевением (надеюсь, временным) нас догнал. И обществу предстоит выбрать демократию, наделать популистских ошибок и, опять же надеюсь, в итоге поумнеть.

10 марта. Вчера, на сорокалетии у приятельницы, сидящая напротив меня Катя Мирзоева вдруг сказала, что в детстве жила в Москве на улице Металлургов. Ага, а я с Кусковской. Один из самых бандитских районов был в Москве, между прочим. Перово называется. Потом Катя спросила:

– А вы портвейн пили на детских площадках?

– А как же!

Только не на детской площадке, а в детском садике около школы. Понятное дело, вечерком, когда детишек уже не было.

Сколько стоил портвейн в конце 1970-х, кто помнит? Смотря какой, конечно. А еще было вино “Васизубани”, на жаргоне Вася с зубами. По-моему, 2.20. А уж когда мы гуляли шикарно, у кого-нибудь в руках возникала бутылка венгерского шерри-бренди. “Рубин” назывался. Стоил целое состояние – 5 рублей. И ехать за ним надо было черт-те куда – на другой конец Москвы, в магазин “Балатон”.

– А что вы курили?

– “Яву” курили. “БТ” считались шиком. Стоили шестьдесят копеек. Популярным был анекдот: “Вам ‘Стюардессу’? – Нет, у меня ‘Опал’”.