История Деборы Самсон
Шрифт:
– Мне это не по душе, – объяснила я. – Мне станет нехорошо.
– Без бренди будет больнее.
– Да, сэр. Я тоже так думаю.
Он вылил остатки бренди мне на руку, но я едва поморщилась, хотя рану словно обожгло жарким пламенем.
– Ты крепкий парень, Шертлифф.
Я положила руку ему на плечо, так, чтобы он мог видеть рану, и отдала иглу с ниткой. Он сжал края раны правой рукой, а левой принялся шить. Он не колебался. Он даже не предупредил меня, а просто взялся за дело, уверенно продевая иглу с ниткой сквозь мою руку.
Хуже всего было давление иглы
– Джимми погиб, – прошептала я.
– Да. Знаю.
– Ему было всего шестнадцать.
– Слишком юный. Как и ты.
Я прикусила язык, чтобы не возразить. Джимми не был таким же, как я, но это не имело значения. Я взглянула на руки генерала, на ряд крупных крестов, словно шагавших вниз по моей руке:
– Вы оказались правы, сэр.
Он почти закончил, и результат его работы меня поразил. Я бы не смогла зашить рану лучше. Нет, я, скорее всего, справилась бы намного хуже. Если рана не загноится, очень скоро заживет.
– В чем?
– В том, что вы умеете шить.
Он хмыкнул.
– А еще вы правы насчет меня.
Он не поднял глаз от моей руки, но я знала, что он слушает.
– Я не понимал, о чем говорю, и не представлял, во что ввязался.
– Никто из нас не представлял, – мягко ответил он. – Но сегодня ты здорово справился.
– Джимми Бэтлс и Ноубл Сперин были моими друзьями. И Джон Биб тоже, хотя он сильно меня донимал и любил насмешничать. Мы с ними были соседями по бараку, я знал их лучше, чем остальных. И все они мертвы. Все трое погибли сегодня.
– Да.
Он не стал говорить о тех, кого потерял, – я не сомневалась, что за эти годы он видел много смертей, – не попытался прервать молчание. Я подумала, что хотела бы обладать его стойкостью.
– Что будет дальше? – спросила я, сжимая зубы, чтобы губы не задрожали. Я хотела узнать, как мне пережить грядущие ужасы, но он меня не понял.
– Мы отвезем их в Уэст-Пойнт. Их там похоронят. – Он завязал нитку у последнего стежка и своим ножом отрезал ее близко к коже.
– Вы напишете их близким?
– Да. Тех, кто был у меня в бригаде. Передай мне бинт.
Я сделала, что он просил, и он перевязал мне руку.
– Но… что вы делаете, если не были с ними знакомы?
– Я расспрашиваю их товарищей. Их капитана. Их полковника. Узнаю о них. А потом пишу письма, которые никому не хочется получить.
Никто из сыновей Томасов не числился в бригаде генерала Патерсона. Письма, которые нам приходили, были написаны генералом Хау.
– Я вам помогу, – сказала я. – Я много раз писал за них письма домой.
– Спасибо, Шертлифф, – отвечал он. – Я это ценю. А теперь отправляйся спать, рядовой. – Он встал и потрепал меня по затылку своей широкой ладонью, словно я была ребенком или верной собакой.
– Наверняка вы смеялись над моими красивыми словами и
Он взглянул на меня и снова сел.
– Нет. Не дурак. Вовсе нет. Что ты тогда сказал? Надежда дает нам силы жить? – Он внимательно посмотрел на меня. – Я никогда в жизни не слышал ничего более справедливого.
– Я убил двоих. Или даже больше.
– Я убил многих.
– И мне не жаль.
Он тяжело вздохнул:
– Нет, тебе жаль.
– Они пытались убить меня. Они убили моих друзей.
– Да. И все же тебе жаль, что ты их убил. Лишить человека жизни – тяжелое бремя.
– Почему они напали на нас?
– Мы на войне.
Я помотала головой:
– Нет. Это не причина. Они чего-то хотели.
Он не ответил.
– У нас нет припасов. Капитан Уэбб сказал, что они нуждались в припасах, но у нас ничего нет, – возразила я.
– Они пришли не за припасами. Скорее всего, они пришли за мной.
Я охнула, и он поморщился.
– За вами?
Он поднялся, и я тоже встала, прижимая к груди перевязанную правую руку.
Он покачал головой, словно жалел, что вообще заговорил:
– Я устал. И ты тоже. Ложись спать, Шертлифф. Мы пережили этот день. Уверен, что и завтрашний переживем.
Я смотрела, как он подошел к небольшой палатке, которую кто-то поставил для него среди деревьев. Никто не охранял вход и не стоял рядом на карауле, и я вдруг испугалась за генерала. Стоны раненых и воспоминания о тех, кто погиб, наполняли ночь страхом, и я усомнилась, что вообще сумею заснуть. Я развернула одеяло и устроилась у палатки генерала. Если Делэнси за ним вернется, я буду ждать.
31 августа 1781 г.
Дорогая Элизабет!
Мы вернулись в Уэст-Пойнт, но два дня спустя снова выступили из лагеря, на этот раз направившись в Кингстон. Генерал Патерсон сумел организовать очередную поставку припасов, что, с учетом нападений Делэнси и его приверженцев, стало большой удачей. Провизия из Коннектикута так и не добралась до нас, а отряд, отправленный охранять обоз, исчез. Некоторые думают, что те солдаты дезертировали, или что их подкупили, или им угрожали, но, как бы там ни было, люди исчезли, и припасы тоже.
Наша вторая вылазка в Кингстон прошла не так успешно, как первая, и мы ушли примерно с половиной того, что сумели добыть тогда, натерпевшись при этом вдвое больше. Близится зима, а война все длится, хотя я не уверен, что хоть кто-то знает зачем.
Моя рука быстро зажила благодаря стараниям генерала, но сердце мое стало другим. Я скучаю по погибшим товарищам. Мне и прежде было хорошо известно, что такое утрата, но я не знал, что такое смерть, а ведь это разные вещи. Я сказал генералу, что не жалею тех людей, которых убил, но он оказался прав. Сожаление пришло позже, и с тех пор я навсегда изменился.