История Деборы Самсон

Хармон Эми

Он вскинул брови, но все же молча указал на кресло.

Я села на его место, не смея дышать от волнения. А вдруг он узнает мой почерк?

Он уже начал писать письмо, но отодвинул его в сторону и положил передо мной чистый лист. Я обмакнула перо в чернила и выжидающе взглянула на него. Он отвернулся и, шагая по комнате, принялся отрывисто диктовать.

Уважаемые господа!

Я полагаю своим долгом сообщить вам о неприемлемом и прискорбном положении войсковой бригады, вверенной в мое распоряжение. Если бы враг узнал, как мы уязвимы, очень скоро воспользовался бы нашей

слабостью.

Запасов мяса, имеющихся в гарнизоне, хватит на шесть дней. В прошлом августе мы весь месяц жили без мяса: наши солдаты получали в пайке лишь муку и то немногое, что удавалось купить или получить у местных фермеров, а поскольку деньги с каждым днем обесцениваются, добыть получалось совсем мало. Наличных денег недостает на всех уровнях. Склады пусты, солдаты не видят жалования и оттого теряют веру в успех.

Если подобное продолжится, последствия будут пугающими. Многие офицеры, разочарованные тем, как Конгресс обращается с ними и не выполняет обещаний, собираются выйти в отставку по завершении кампании. Боюсь, что и солдаты последуют их примеру. Многие из них крайне стеснены во всем и полностью зависят от поставок продовольствия и одежды, которых мы, однако, не получаем.

Мое единственное желание – наладить снабжение в армии: тогда мы предотвратим отставки, мятежи и мародерство. Мне стыдно от того, что я постоянно беспокою вас жалобами; но мы переживаем тяжелый и опасный кризис, и, даже если сумеем изменить нынешнее положение к лучшему, нам будет постоянно угрожать возвращение назад.

Я продолжу принимать все возможные меры для обеспечивания моих людей провизией, однако подчас эти меры ставят под угрозу жизни моих лучших солдат. Перебежчики в здешних краях все более жестоко относятся и к нашим солдатам, и к мирному населению. Вероятно, они чувствуют, что их конец близок, либо надеются приблизить наш, но, как бы там ни было, ситуация вопиющая.

Ожидаю от вас ответа и указаний.

Генерал Патерсон повернулся ко мне и дождался, пока я дописала последнюю строчку.

– У тебя красивый почерк, – заметил он.

– Спасибо, сэр. – Я едва осмеливалась дышать, пока он изучал мою работу, но он лишь склонился над столом, взял перо и поставил в конце подпись – ту, что я так хорошо знала. А затем снова выпрямился.

– Вот как я провожу время. – Он махнул рукой на письмо. – Пытаясь предупредить об опасности, тревожась и сочиняя письма, которые вряд ли кто-то читает. – Он покачал головой и провел ладонями по обросшим щетиной щекам. – Мне нужно побриться.

– Я могу помочь с этим, сэр. – Я поднялась с его кресла. – Где ваш набор для бритья?

– Я сам с этим справлюсь, Шертлифф.

– Да, сэр, уверен, вы справитесь. Но ведь это задача адъютанта?

– Полагаю, что так.

– А вы сейчас оцениваете мои способности, не так ли, сэр?

Он пожал плечами, принес набор для бритья, накидку на плечи и сел в кресло. Я налила немного воды в небольшой таз и поставила его на стол, но лишь после того, как осторожно отодвинула в сторону письмо, которое генерал мне продиктовал.

Я покрыла его плечи накидкой, взбила пену на кисточке и принялась сбривать двухдневную поросль с его подбородка и щек.

– Быть может, это только на время. К тому же мне придется поговорить с полковником Джексоном.

Вдруг он не захочет лишиться хорошего солдата, – пробормотал он, пока я его брила.

– Мне бы очень хотелось получить эту должность, сэр. Здесь куда больше пригодятся мои способности.

Он поджал губы, а я едва удержалась от того, чтобы взглянуть ему прямо в глаза, хотя мои щеки вновь заалели. Я брила десятки мужчин, но теперь с неожиданной ясностью осознала, что стою слишком близко к генералу. Я давно по-настоящему не мылась, а утром в тот день у меня начались месячные. Крови было немного, к тому же я использовала повязку, которая удерживала на месте, под штанами, специально для этого приготовленную тряпочку, и все же я чувствовала влагу и отчетливо ощущала мускусный запах, исходивший от моего тела. Я боялась, что и генерал его почувствует. Я делала все возможное, чтобы содержать себя в чистоте и опрятности, но это едва ли представлялось возможным.

От генерала же пахло льняным маслом и чаем с медом, а его жилет не уступал белизной жилету Агриппы Халла. Я понадеялась, что запах пены, которой я густо намазала кожу у него под носом, перебьет мой запах, и приказала себе успокоиться. Чудом было уже то, что мне представилась такая возможность. Я не стану умолять и настаивать, но не поддамся страху, вызванному тем, что генерал оказался ко мне слишком близко.

Быть адъютантом – значит иметь свою постель и право на личное пространство, которого я была лишена с тех пор, как поступила на службу. Я смогу мыться или справлять нужду без лишних хитростей и уловок. Я больше не буду спать в окружении множества мужчин.

Мне нужна эта должность.

– Ты неплохо бреешь, Шертлифф, – сказал генерал, когда я расправилась с большей частью щетины.

– Да, сэр, знаю, – тихо ответила я. Я думала вовсе не о том, что говорю, но о пене у него на левой щеке и о том, как скребет лезвие, которое я сжимала в руке.

Он дернулся, рассмеявшись, а я ахнула и в ужасе встретилась с ним взглядом.

– Не двигайтесь, сэр!

– Прости, – отвечал он. – Меня изумляет такая уверенность в себе. Особенно в человеке столь юном.

Я сжала зубы и, сдержав смятение, которое поднималось в моей груди, обдумала брошенные мною слова. Я не хвалилась. Я лишь отвлеклась и не думая сказала правду.

– Я хорошо справляюсь со многими вещами лишь потому, что всегда и во всем прилагаю большие усилия. Вовсе не потому, что у меня особый дар.

– М-м.

– Подожмите губу, пожалуйста, сэр, – попросила я, сосредоточившись на деле.

Он повиновался, и я придержала большим пальцем его подбородок. Он не проронил больше ни слова, пока я не закончила. Его глаза были закрыты, густые ресницы касались щек, он ровно, мерно дышал. Его молчание взволновало меня сильнее, чем сказанное: близость, к которой принуждал процесс бритья, вызвала чувство задушевности, которого я не должна была испытывать.

Едва закончив, я отступила на шаг назад и глубоко вдохнула, собираясь с духом. Генерал моргнул и открыл глаза. Казалось, я его почти усыпила. Он выглядел изнуренным, и сердце у меня сжалось от сострадания – не менее сильного, чем наполняющая меня надежда. Если мне выпадет возможность, я стану прекрасным адъютантом и позабочусь о нем.

– Готово? – спросил генерал.

– Да, сэр. Солдаты из моей роты могут подтвердить, что я умелый брадобрей.

Он провел ладонями по лицу, поднялся и взглянул на себя в небольшое овальное зеркало, висевшее на стене кабинета.