История детской души

Корелли Мария

— «Да, милая, ты очень хорошенькая, хорошенькая как цветочек.»

Он посмотрел на нее и загляделся, и молчал так долго, что она, наконец, вопросительно уставила на него свои удивленные глазки и спросила:

— «Лиля, о чем ты думаешь?»

— «О тебе, Жасмина,» нежно ответил мальчик. «Я думаю о тебе и о цветах.»

И, наклонив к ней свою кудрявую головку, он поцеловал ее, и она его поцеловала.

Тихо колыхались ветки яблони, под которой они сидели, радостно птички распевали свои незатейливые песни, и казалось, что красота Божьего мира волшебною тканью чистой радости окутала этих двух малых детей, который» сблизило одно светлое, летнее утро! Увы! уже никогда не повториться

ему… потому что мир, созданный Богом — одно, a мир, пересозданный человеком — другое… Тяжело и трудно для многих маленьких ножек пробираться по каменистой тропинке, указанной безумием нынешнего века, безотрадно и уныло то, что жизнь сулит вперед этим бедным, маленьким труженикам, и подчас приходится воздавать благодарение великому Ангелу смерти, когда, движимый великою жалостью, он выхватывает «малых сих» из растлевающей среды, в которой поблекла бы их молодая жизнь, и возвращает их Тому, Кто так много возлюбил их, сказав: «смотрите, не презирайте ни одного из малых сих, ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного.»

Глава VI

Солнце было близко к закату, когда Лионель вернулся домой. Когда, замедляя шаг, он подходил к саду, он увидел, что у ворот сада стоить его мать, очевидно поджидая его. Красота ее поразила его! Ему показалось, что такою он никогда ее не видал… ее роскошные, золотистые волосы блестели на солнце золотыми переливами и лучистые глаза, мечтательно и томно устремленные вдаль, с такою глубокою нежностью остановились на нем, когда он подошел к тому месту, где она стояла. Она протянула ему свою белую, изящную руку и тихо сказала:

— «Что же- это, Лиля? где ты пропадал весь день? Твой отец страшно рассержен — тебя разыскивали всюду, и в деревне кто-то сказал, что видели, как рано утром ты провожал м-ра Монтроза до дилижанса, и как затем сбежал с какими-то уличными мальчишками играть в прятки. Правда-ли это?»

— «Нет, мама, это не правда,» ответил мальчик; «т. е. не совсем правда», и он рассказал ей кратко и обстоятельно, как он провел весь день и закончил свой рассказ словами: «вот, мама, это правда — все было так.»

М-с Велискурт нежно обвила своею рукою его шею и, как-то загадочно самой себе улыбаясь, ласково сказала:

— «Бедный Лиля! и так ты усталь, мой мальчик, и решился, хоть раз по своему, устроить себе праздник,… не мне винить тебя… мне думается, что на твоем месте я бы сделала то же — но твой отец в ярости — он непременно хотел, чтобы ты встретил профессора Гора.»

— «Но, мама, профессора Гора, ведь, ждали к 10 часам вечера»?

— «Да, все его так и ожидали, но оказывается, что он страдает чем-то, ревматизмом, или люмбагом, уже не знаю, и в последнюю минуту он решил, что в избежание простуды он приедет не ночью, а днем. Уже два часа как он беседует наедине с твоим отцом».

Лионель, промолчав с минуту, спросил:

— «А на кого он похож, мама? видела ли ты его?»

М-с Велискурт слегка усмехнулась.

— «О, да! я его видела — его мне торжественно представили. На что он похож? ну, как тебе сказать — нечто среднее между старой мартышкой и верблюдом — трудно определить в точности.»

Она улыбнулась какой-то насмешливо-презрительной улыбкой — a Лионель, огорченный и озадаченный, грустно опустил голову… украдкой она взглянула на него и чувство жалости охватило ее сердце — она притянула его голову к себе на грудь и страстно поцеловала… Чуткая душа мальчика была так растрогана этим неожиданным и столь необычным проявлением любви и ласки, что

он весь побледнел и весь задрожал от волнения.

— «Я хотела сказать, мой голубчик», продолжала она, все еще обнимая его, «что он походит на всех старых ученых, которые давно забыли все кроме себя и своих книг — они, как ты сам знаешь, редко обладают красотой! Он очень умен — твой отец воображает, что он гений — такого-же мнения о нем к в Оксфорде и в Кембридже. Но раз он здесь, — надо все таки ладить с ним, Лиля!»

— «Знаю, мама,» чуть слышно ответил он.

Он нежно прижал к губам белую руку, которая ласково все еще лежала у него на плече, и твердым, решительным голосом, сказал:

— «Я думаю, что лучше теперь же идти прямо к отцу и сказать ему, где я был. Как бы он ни рассердился — не убьет же он меня — а если и убьет — то будет ему хуже, а не мне.»

С этими словами цинической логики, грустно улыбнувшись матери на прощанье, он скорыми шагами направился к дому. М-с Велискурт стояла неподвижно, где он ее оставил, рассеянно срывая лепестки с розы, заткнутой за ее кушак, и не сводя глаз с удаляющегося мальчика. Когда он скрылся из виду, она порывисто отвернулась, и горючие слезы брызнули у неё из глаз…

Между тем Лионель дошел до комнаты отца и постучался в двери.

— «Войдите!» крикнул неприятный, столь знакомый ему, голос. Он вошел. М-р Велискурт вскочил со своего места, он казался олицетворением гнева! — «Так-то, милостивый государь!» закричал он. «Наконец-то вы сыскались! Где же вы пропадали с раннего утра? И как смели вы выйти из дома без моего позволения?…

Лионель смотрел ему прямо в глаза — смотрел совершенно спокойно, ощущая странное чувство презрения к этому красно-лицому человеку, у которого язык путался от необузданного гнева, и который пользовался своим многолетним опытом, своим образованием, наконец даже своею физическою силою, чтобы травить и мучить маленького мальчика… Чувство это было не доброе, тем более, что этот красно-лицый человек был его собственный отец — но худое или хорошее было это чувство, он его испытывал, и потому не чувствовал ни малейшего раскаяния и совершенно равнодушно ответил:

— «Я устал. Мне нужен был свежий воздух и отдых.»

— «Отдых!» М-р Велискурт как-то страшно повел глазами и схватился за ворот своей рубашки, точно он чувствовал, что этот крахмальный ворот или лопнет, или же его задушит… «Отдых» повторил он. — «Какой еще отдых нужен для подобного лентяя? Так может выражаться только несчастный стряпчий, выклянчивая себе лишний праздник! Пока здесь проживал господин Монтроз, вы то и дело что отдыхом изволили пользоваться! И вы воображаете, что я буду бросать свои деньги на первоклассное обучение, чтобы вы своим неблагодарным, постыдным, отвратительным поведением…»

— «Это он первоклассное обучение?» вдруг вырвалось у Лионеля, неожиданно для него самого — и он указал на особу, которая сидела у окна, и которую он внимательно рассматривал, уловив в ней действительно нечто среднее между мартышкой и верблюдом.

М-р Велискурт своим ушам не верил, и слов не находил, чтобы выразить ужас…

— «Как вы смеете, милостивый государь! Как вы смеете делать подобное замечание?»

— «Это не замечание, а только вопрос, я не знал, что это нельзя,» также спокойно сказал Лионель. — «Мне весьма прискорбно, господин профессор" сказал м-р Велискурт, обращаясь к особе, сидевшей у окна, «что ваше первое знакомство с вашим будущим воспитанником произведете на вас впечатление удручающее… Мой сын — это мой сын, за это последнее время стал неузнаваем, но не теряю надежды, господин профессору что вы не откажете заняться его исправлением. "Профессор Гор улыбнулся тусклою улыбкой и сказал:—