История диофантова анализа от Диофанта до Ферма
Шрифт:
Дрожа от холода — куцая шинелька промокла насквозь, — часовой переминался с ноги на ногу, запихивая руки в глубокие, как степные колодцы, карманы, полные колючих сухарных крошек, тщетно отгоняя столь некстати пришедшую мысль о горячем сладком чае. Да, чаек бы сейчас не помешал.
Время тянулось медленно. Скоро ли смена? Пошевелив обветренными губами, часовой произвел несложный расчет и облегченно вздохнул: полчаса осталось, не больше. Повеселев, он прошелся взад-вперед по обочине, от скуки сыграл на зубариках — побарабанил тонкими пальцами по подковке зубов (скверная школьная привычка) и внезапно застыл: сквозь мерный шелест дождя пробились какие-то звуки.
Почудились?
Часовой прислушался — странный шум усиливался, промежутки между звуками становились длиннее. Что же это такое? Укрывшись на всякий случай за старой сосной, часовой поджидал безвестного путника, держа палец на спусковом крючке винтовки, ежесекундно готовый выстрелить. А непонятные звуки становились все отчетливей, сумрак редел, приближался рассвет.
Не опуская винтовки, часовой напряженно вглядывался в зыбкую, туманную даль, куда змеей уползала раскисшая от непогоды дорога. Всецело поглощенный этим занятием, он не заметил сержанта — разводящего, пришедшего вместе со сменщиком.
— Чего за дерево спрятался, часовой? — простуженно просипел сержант. — Вылазь, докладывай, как положено.
— А, это вы, командир! Тут такое дело… Шлепает кто-то там на дороге…
— Шлепает? Сейчас мы этого шлепальщика самого шлепнем. — Сержант поправил на груди автомат; сменщик, невысокий, коренастый солдат, передернул винтовочный затвор, и в ту же секунду послышался шлепающий звук.
— Сменщик, оставайся здесь и гляди в оба, а часовой за мной, — негромко приказал сержант. — Поглядим, какой лешак там бродит.
Шли тихо, стараясь не шуметь, потом остановились — впереди маячило белесое пятно.
— Коняга! — чертыхнулся сержант. — И хозяин, никак, при ней. Ты, мил человек, чего пеший идешь? Конишку прижаливаешь?
— Кто? Кто такие? — всполошился незнакомец. Он стоял, держась обеими руками за гриву лошади, почти повиснув на ее шее. — Русские?!
— Турки! — хохотнул сержант. — Ослеп, землячок?
— Выходит, так… А вы взаправду свои? — выпустив из судорожно сжатых пальцев спутанную гриву лошади, человек шагнул вперед, и пехотинцы невольно попятились: лицо незнакомца — сплошная черная корка спекшейся крови.
— Ранило, землячок? Ничего, фельдшер у нас толковый, подлатает, а ежели не справится, в медсанбат отправим. Где это тебя угораздило?
— На передовой, где же еще!
— На передовой?! Так до нее же километров тридцать!
— Может, и больше, не считал. Третьи сутки идем. Один не дошел бы. — Раненый погладил понурую лошадь. — Она дотащила. А ведь сама калека — нас одним снарядом шарахнуло.
Тут только пехотинцы увидели, что лошадка о трех ногах, — левую переднюю по самую бабку начисто, словно бритвой, срезал большой осколок.
— Досталось тебе, землячок. Миша, помоги человеку…
— Ничего. Я сам. Пообвыкся за долгую дорогу. — Раненый снова ухватился за гриву лошади, и они зашлепали по грязи дальше.
— Погоди, землячок, перевяжу. — Сержант разорвал индивидуальный пакет, вытащил бинт.
— Не нужно, — воспротивился раненый. — Присохло, и ладно. А кобылку, сделай милость, забинтуй, крови много потеряла, ослабла. Падала бессчетно. Завалится, отдохнет маленько,
Сержант молчал. Раненый вопросительно уставился на него, прижался к голове лошади изуродованным лицом:
— Прощай, милая. Спасибо тебе.
Сменившийся парнишка повел раненого на поляну, позади сухо треснул выстрел…
Более полувека прошло, но и сегодня я вижу глаза этой лошади — большие, полные боли и слез.
На протяжении столетий в армиях арабских государств существовала кавалерия особого рода — верблюжья. Использовали ее главным образом в пустынях; неприхотливый верблюд способен выдерживать большие переходы, почти не требуя пищи и воды. Воины, сидевшие на верблюдах, шашками, конечно, не махали, — вооруженные английскими винтовками, они действовали как стрелки. Верблюжья кавалерия, ограничиваясь разведывательными операциями, заброской в тыл противника диверсионных групп, в больших сражениях почти не участвовала, поэтому и потери несла незначительные.
К активным участникам войн следует отнести и слонов, которые широко использовались в Индии и в битвах играли решающую роль. «Боевой слон производил сильное впечатление. Он был украшен различными подвесками и ожерельями, лоб его прикрывал металлический щит, на спине была укреплена башня, в которой сидели лучники. Казалось бы, такой „танк“ нельзя остановить ничем — ему не страшны стрелы и копья (вообще у слона лишь два убойных места: у левой лопатки, когда поражается сердце, и между ухом и глазом, когда поражается мозг. Но ведь в них надо попасть!). Слон не только врывался в расположение противника с десантом, но и сам топтал и калечил солдат врага. История знает немало примеров, когда сражение выигрывали слоны» [5] .
5
Дмитриев Ю. Человек и животные. М., Детская литература, 1975.
Во время пребывания в Индии мне довелось видеть боевого слона; «боевой», собственно, была только его раскраска, выполненная местными художниками в полном соответствии с требованиями, которые в прошлом предъявлялись к состоявшим на военной службе слонам. Выглядел великан устрашающе — грозные бивни, воинственная раскраска, угрожающе поднятый к небу хобот… Трудно представить, что испытывали воины, на которых устремлялись десятки таких гигантов, остановить которых, казалось, невозможно… Хотя отрезвляюще на слонов может подействовать страх: напуганный слон, тотчас же забыв всю военную науку, теряет от страха голову и начинает крушить все и вся.
С древнейших времен использовались в ратном деле и птицы. Нет, речь не о горластых гусях, спасших, согласно легенде, от уничтожения Рим, предупредив громкими криками жителей о приближении врага, а о птице всем известной, ставшей благодаря знаменитому Пикассо символом мира, птице, которую художники нередко изображают с зеленой веточкой в клюве.
Строго говоря, символом мира голубя сделали еще древние римляне. Легенда гласит: бог войны Марс, собираясь на битву, увидел, что в его золоченом шлеме свила гнездо голубка, и хотел его разорить. Но богиня Афродита упросила Марса не губить птенцов, а поскольку воин без шлема — не воин, сражение не состоялось. Так голубка, предотвратив кровопролитие, стала символом мира.