История диофантова анализа от Диофанта до Ферма

Башмакова Изабелла Григорьевна

— Смотрите, Юрий! Все-таки счастье мне улыбнулось, поймал! Ползла по коряге, смирная попалась, совсем не вырывается.

Солнце било мне прямо в глаза. Я подошел ближе и похолодел: Павлик держал в руке серовато-стальную полутораметровую кобру! Змея вела себя крайне пассивно и даже не раздула капюшон: видимо, она перегрелась на солнце или просто пребывала в меланхолии. Но в любую секунду змея могла очнуться от непонятного оцепенения. Павлик держал ее за затылок и хвост — классическая хватка змеелова,

но даже опытным охотникам, имеющим дело с коброй, порой приходится трудно — кобра умеет выскальзывать из рук, как бы крепко ее ни держали. Павлику грозила опасность.

Что делать? Предупредить — испугается, сделает резкое движение, а этого змеи совершенно не переносят. У меня почему-то все переживания всегда начинаются задним числом, поэтому подчас приходится дрожать от страха тогда, когда опасности давным-давно нет в помине. А в критические минуты мозг работает четко, быстро рождая план действий.

— Знаете, Павлик, эта змея очень коварная. Она извергает пахучую жидкость, и вы потом год будете благоухать отнюдь не духами. Бросьте-ка ее поскорее на песок.

— Вы шутите, таких змей нет. Я много читал о пресмыкающихся, прежде чем сюда приехать. Кроме того, я ее держу уже давно, и ведет она себя прилично. Посмотрите, какая красивая шкурка, атласная, нежная-нежная.

Павлик ласково погладил кобру по гладкой спинке. Я вздрогнул: кобре ласка борца-тяжеловеса явно пришлась не по душе, и она начала раздувать капюшон, а Павлик с детским любопытством наблюдал за происходящим, и добрая улыбка не сходила с его лица. Мне же хотелось вопить от ярости, я готов был броситься на Павлика с кулаками, но «тревожить» змею нельзя, и я негромко выпалил перекошенным ртом:

— Немедленно брось змею, сук-кин ты сын, мерзавец, негодяй!

Широкое лицо Павлика дрогнуло от незаслуженной обиды, нагнувшись, он бережно опустил змею на песок, и кобра тотчас же приняла излюбленную оборонительную позу, чем навела борца на тягучие размышления: несомненно, он не раз видел нечто подобное в кино или по телевидению. Но пока тяжеловес соображал, как ему следует в такой ситуации поступить, я метнулся вперед, схватил Павлика за руку и так дернул к себе, что мы оба покатились в кусты.

— Что с вами, Юрий? — забормотал испуганный Павлик. — Вам напекло голову?

— Стой здесь и не двигайся! — рявкнул я и побежал к уползавшей змее.

Изловить встревоженное пресмыкающееся чего-нибудь да стоит. Я снял с себя майку и стал дразнить змею, водя майкой перед ее носом. Кобра бросалась на майку, как собака, методически наносила удары ядовитыми зубами, а я отражал атаки одну за другой. В конце концов разозленная змея вцепилась в майку, которой я махал перед ее носом. Тотчас же я захватил змею и отправил ее в мешок вместе со злополучной деталью своего туалета, которую

змея так и не выпустила.

Павлик издали хмуро наблюдал за мной и, когда поединок закончился, сухо осведомился:

— Зачем вам понадобился весь этот спектакль, Юрий? Бой быков в миниатюре? Завидуете?

Я хлопнул его по плечу, но парень надулся и до самого лагеря не проронил ни слова. В лагере он заявил Марку, что в следующий раз пойдет с ним. Это было сказано таким тоном, что Марк вопросительно поглядел на меня.

— Вы повздорили?

— Нет. Просто твой братец вздумал обласкать кобру, а я отобрал ее и присвоил его добычу.

Марк крепко пожал мне руку, поманил Павлика пальцем.

— Вот что, господин тяжеловес, слушай меня внимательно. Бери-ка ты книжку и, пока не научишься определять змей, из лагеря ни на шаг! Если, конечно, не хочешь записаться в покойники. Уразумел?

Несколько дней спустя Павлик снова пошел со мной на охоту. Теперь он был куда осмотрительнее, осторожнее и, прежде чем схватить змею, кричал:

— Юрий, идите сюда! Нужна ваша консультация.

— Тебе же Марк давал книги! Разве ты не читал их?

— Читал. Скукотища жуткая. Так что не посчитайте за труд. На всякий случай, знаете ли…

Я подходил к Павлику, «консультировал», и ободренный борец, торжествуя, хватал какого-нибудь желтопузика или удавчика, в охотничьем азарте сдавливая горемык так, что у них вылезали глаза. Постепенно Павлик привык, успокоился и вновь утратил всякую осторожность. Хохоча во все горло, он хватал удавчиков за хвост, вращал их над головой, как пращу, и выпускал. Ошеломленные змеи, отлетев на порядочное расстояние, шлепались на песок и лежали без движения.

— У них голова закружилась! — смеялся Павлик. — Укачало сердечных!

Несмотря на свою комплекцию, Павлик рысью носился по барханам. Из-за песчаных, косых гребней то и дело доносился его победный клич. Мне такая беспечность не нравилась: со змеями, пусть даже неядовитыми, нельзя быть запанибрата. Я пытался вразумить бесшабашного юнца, но куда там! Юность не любит прислушиваться к замечаниям. Покуда я раздумывал, как бы утихомирить не в меру разошедшегося Павлика, на помощь пришел случай.

В полдень, когда солнце поднялось в зенит, тени, отбрасываемые зализанными ветром гребнями барханов, стали совсем короткими и узкими. Здесь спасались от горячих лучей ящерицы и насекомые. Охота была удачной, можно было возвращаться, но Павлику во что бы то ни стало захотелось осмотреть соседний бархан. Едва он залез на гребень, осыпая ручьи песка, как послышался крик:

— Ой, какая большая!

Я взбежал на бархан и увидел крупного полоза.

— Будь осторожен, Паша. Полоз кусается…