История диофантова анализа от Диофанта до Ферма

Башмакова Изабелла Григорьевна

Марк с Васей ушли в пески, я двинулся вниз по течению Мургаба. Весной быстро текущие воды подтачивают и рушат берега. В реку впадает множество ручьев. Они недолговечны, вскоре пересыхают, оставляют глубокие промоины, извилистые расселины — настоящие катакомбы с разветвленными подземными переходами и сводчатыми суглинистыми потолками. Весенние воды, создавшие эти мрачные галереи, давно схлынули, затерялись в пустыне, но до сих пор влажный песок сохраняет здесь прохладу и свежесть чистых ледяных струй. В то время как на поверхности адская жара, настоящее пекло, в подземелье прохладно и сумрачно. Именно это и привлекает сюда гюрз.

Я спустился к воде и пошел вдоль обрывистого берега. Поминутно приходилось останавливаться

и тыкать щипцами в многочисленные расселины. Иногда оттуда слышалось рассерженное шипение, мелькало тело змеи, но тотчас же скрывалось в глубине трешины. Волей-неволей пришлось углубляться в катакомбы, идти все дальше и дальше.

Здесь было прохладно, пахло сыростью, порой нужно было наклонять голову, иногда ложиться и ползти по-пластунски. Я опасался, что будет темно и я не увижу вовремя змей, но сквозь многочисленные промоины пробивался слабый свет.

Я неторопливо шел по извилистому рукаву, держа наготове щипцы. Впереди показалась небольшая, неправильной формы пещера, от нее уходил узкий рукав. Здесь-то я и заметил шевелящийся клубок змей. Осторожно приблизившись, я пристально разглядывал пресмыкающихся. Сезон брачных игр был в самом разгаре, и змеиная парочка не замечала опасности. Решение созрело мгновенно. Нельзя сказать, что оно было разумным. Я шел на двойной риск, но мне почему-то казалось, что змеи увлечены и позволят проделать с собой что угодно.

Приготовив щипцы, я стал осторожно опускаться в рукав. Спуск был трудным, приходилось ловить змей в невыгодном для меня положении. Изловчившись, я ухватил щипцами малорослую самку, но щипцы зажали гюрзу далеко от головы. Змея, возвращенная к реальной действительности, потянулась к моему колену. Отдернув руку, я потерял равновесие и скатился вниз, прямо на здоровенного самца. Падая, я не выпустил самку, инстинктивно отведя руку со щипцами как можно дальше. Вторая змея, испуганная моим падением, прыгнула вверх и упала на меня, словно пожарный шланг. Не успел я ахнуть, как самец прополз у меня по щеке и укрылся в промоине. Кто из нас испугался больше — сказать трудно. Едва я поднялся на колени, самка вырвалась из щипцов и, сделав молниеносный бросок, вцепилась в мои шаровары. Обезумев от ярости, змея трясла их, дергала, а я тем временем схватил ее покрепче за затылок, оторвал от себя и отправил в мешок. Настала пора брать в плен самца. Он спрятал голову в расселину, снаружи болтался лишь толстый хвост. Удостоверившись в том, что самка надежно упрятана в мешке, я дернул самца за хвост, надеясь, что узкая щель не позволит ему развернуться. Это была вторая моя ошибка, которая чуть было не оказалась роковой.

Опытные змееловы говорят, что змея способна пролезть в любую щель, будь она величиной хоть с игольное ушко. Это, конечно, преувеличение, но змеи действительно обладают удивительной способностью протискиваться в самые маленькие отверстия. Создается впечатление, что их кожа прилипает к позвоночнику, внутренности сжимаются, пресмыкающееся вдвое уменьшается в объеме. Так произошло и с гюрзой-самцом. Потревоженная змея развернулась как пружина, и из-за расселины взметнулась голова с разинутой пастью. Я хотел откинуться назад, но наткнулся на глинистую стенку катакомбы, повернуться было некогда — каждую секунду гюрза могла впиться в лицо. Змея почему-то медлила, а я с силой давил спиной на стенку катакомбы, что было совершенно бессмысленно: пробить в рукаве отверстие я, конечно, не мог. Мне стало так страшно, что я едва сумел подавить крик. В горле заклокотало, захрипело. Встревоженная гюрза дернулась, я ударился затылком о стенку. Змея приблизилась, в этот момент послышался глухой шум, словно произведенный падением плотного снежного кома: передняя часть катакомбы рухнула. Обвалившаяся земля придавила гюрзу. Страшная голова судорожно вздрогнула, змея была прикована к месту. Я осторожно отполз в сторону, пытаясь выбраться из подземного рукава,

не сводя глаз с гюрзы. Она, видимо, задыхалась, тусклые глаза ее стекленели. Очутившись на поверхности, я долго не мог прийти в себя. Что было бы со мной, если бы рухнула земля позади меня? Наверное, я бы уже либо задохнулся, либо умер от укуса гюрзы. В том, что змея обязательно атаковала бы меня, я не сомневался.

Больше охотиться в этот день я не стал и возвратился домой.

Утро принесло неожиданную радость: приехал младший брат Марка — Павлик, восемнадцатилетний студент-первокурсник. Марк не подозревал о его приезде, и появление Павлика основательно испортило зоологу настроение.

— За Павликом нужен зоркий глаз, — сердито пояснил Марк, — а у меня научная работа. Но раз уж так вышло… Со мной ты ходить не будешь. Я должен заниматься изысканиями, а не охранять тебя от змей и простуды. Пусть уж этим займутся мои друзья, тем более что они так рады твоему приезду.

Когда мы уходили вниз по течению Мургаба, Марк отозвал меня в сторону и шепнул:

— Ты присмотри за ним. Еще, чего доброго, начнет змей ловить. А с его фигурой — сам понимаешь…

Действительно, по комплекции Павлик походил на борца-тяжеловеса, каковым в действительности и являлся. Ходил он медленно, вразвалочку, торопиться не любил. О быстроте реакции, столь необходимой охотнику за змеями, нечего было и думать.

Между прочим, многие змееловы — разносторонние спортсмены. Они занимаются различными видами спорта, ибо спорт порождает выносливость и силу, ловкость и быстроту. Кое-кто из змееловов занимался боксом, потому что этот вид спорта вырабатывает точность, глазомер, ловкость и очень развивает быстроту реакции. Боксер, недостаточно быстро среагировав на маневр противника, может проиграть бой, а змеелов — жизнь. Быстрота реакции в нашем деле — залог удачи. Вот почему у Марка были основания так беспокоиться о Павлике.

Мы с Павликом прошли по пескам километров пять. Утреннее солнышко основательно припекало. Юноша приехал в Среднюю Азию впервые и вскоре выбился из сил. Пришлось выкупаться в реке и побродить по густым прибрежным зарослям. Освежившись, Павлик почувствовал себя лучше. Обуреваемый жаждой деятельности, он изловил двух желтопузиков, поднял их за хвосты и торжествующе показал мне.

«Вот оно, — вспомнил я слова Марка. — Началось!»

— Послушай, дружище, это самые обыкновенные безногие ящерицы. Существа безвредные, безобидные. Марку они совершенно не нужны. И условимся: прежде чем ты будешь ловить какую-нибудь змейку, будешь показывать ее мне. Договорились?

Павлик пожал широченными плечами, опека ему явно не понравилась. В полдень мы присели отдохнуть на сухой ствол дерева, принесенный рекой во время половодья. Мои опасения оказались напрасными — Павлик не заметил ни одной змеи.

— Я не видел их, — печально сказал он. — Может быть, тут их вообще нет.

«Это неплохо, — подумал я. — Змеи хорошо маскируются, и без посторонней помощи Павлик не разыщет ни одной. А посторонней помощи не будет».

С завистью взглянув на мой «улов», Павлик решительно встал и скрылся в зарослях. Он продирался сквозь тугаи, как медведь: треск и гул разносились по всей округе.

«Это опять-таки неплохо, — мысленно злорадствовал я, — пресмыкающиеся шума не любят — успеют скрыться». Однако я поспешил вслед за юношей — кто знает, что с ним может произойти?

— Юрий! — радостно крикнул Павлик, скрытый зеленой стеной. — Будьте добры, подойдите, пожалуйста, сюда.

Я пошел по его следам; заросли, примятые богатырским телом новоявленного змеелова, распрямляясь, хлестали меня по лицу. Когда я выбрался на полянку, Павлик стоял ко мне боком, а в руках его медленно изгибалось нечто, похожее на толстый резиновый шланг. Услышав шум, Павлик повернулся, и его круглая, добродушная физиономия расплылась в широкой улыбке.