История Древнего Рима в биографиях
Шрифт:
Октавиан имел прекрасную, благородную наружность, которая и в старости не утратила своей привлекательности; он был хорошо сложен, среднего роста. Бледное лицо, несколько загоревшее в походах, указывало на физические страдания; с молодых лет он часто хворал, что сделало его мнительным по отношению к здоровью. На лице его выражалась веселость и спокойствие, удержавшее однажды руку убийцы. В его ясных голубых глазах был виден проницательный ум, Брови срастались над изогнутым и острым носом, что древние считали некрасивым; волосы его были белокурые и несколько вьющиеся. В своем доме и в кругу своих друзей он проводил время с веселым добродушием; своих нежно любимых внуков он сам учил. Впрочем, в семейной жизни ему пришлось пережить много неприятностей.
Две первые жены его, Клодия и Скрибония, упомянуты нами раньше. Со Скрибонией он развелся в тот же самый день, как она родила ему Юлию. Эта дочь – женщина прекрасная, любезная и умная, своим развратным образом жизни причинила отцу много горя. В 25 г. она вышла замуж за 18-летнего Марцелла, а затем, когда он через два года умер, вышла за Агриппу, от которого имела трех сыновей и двух дочерей. После смерти Агриппы в 11 г. Август выдал ее за Тиберия; но так как она не питала к нему ни малейшего расположения, то и предалась крайне распутной жизни. Август, строгий относительно внешних приличий, сослал ее, наконец, после одного скандала на остров Пандатарию и запретил ей показываться в Риме. Она умерла вскоре после смерти своего отца. На несчастную судьбу Юлии, вероятно, имела не малое влияние третья супруга Октавиана, Ливия. В 38 г. Октавиан увез от ее мужа, Тиб. Клавдия Нерона, впрочем, не без его согласия на это. Ливия сумела привязать к себе мужа своим приятным обращением, верностью и послушанием и как женщина почти одинакового с ним характера,
Летом 14 г. Август провожал до Беневента отправлявшегося в Идлирик Тиберия. На обратном пути, в Неаполе, он заболел и вынужден был слечь в постель в Ноле, где и умер 19 августа. Говорят, что на смертном одре он спросил у окружающих, хорошо ли он сыграл свою роль, и, получив утвердительный ответ, сказал: «Ну так рукоплещите мне!» В самом деле, всю свою жизнь он был актером и хорошо знал свою роль; но этим вопросом он не имел в виду указывать на себя, как на искусного лицедея, а хотел только указать на трудность исполнения своих планов и на свою постоянную удачу. Он умер на 76-м году жизни, на 44-м году своего правления. Ливия сообщила народу о его смерти только тогда, когда прибыл уже поспешно призванный ею Тиберий, который и принял правление. Тело Августа было перенесено в Рим, где его похоронили с большим блеском. Сенат причислил умершего императора к числу богов и учредил в честь его особую жреческую коллегию; верховной жрицей сделалась Ливия. Сенатор Нумерий Аттик клятвенно подтвердил, что он видел, как дух государя возносился на небо.
Римляне искренно жалели о смерти государя. Жестокости триумвира давно уже были забыты, в памяти народа остались только благодеяния, которые он оказал государству в продолжение своего многолетнего мягкого и мудрого правления. В следующие века основанной им империи, видевшей столько жестокостей, столько бедствий, годы его правления считались золотым веком.
36. Марк Туллий Цицерон
Мы заканчиваем ряд римских героев величайшим и последним оратором Римской республики – Цицероном, жизнь которого охватывает время от доблестных дней Г. Мария до второго триумвирата, оратора, который играл весьма важную роль в величественной драме падения Римской республики. Цицерон родился 3 января 106 г. до P. X. в поместье своего отца, недалеко от Арпинума – родины Мария, тетка которого была его бабушкой; он был старше Помпея на 9 месяцев, Цезаря – на 6 лет, Катона Утического – на 11 лет. Отец его, принадлежавший к сословию всадников и, вследствие слабости здоровья, предпочитавший сельское уединение жизни в Риме, был человек почтенный и зажиточный, любивший науки и очень старательно заботившийся о воспитании своих сыновей, Марка и родившегося несколько лет спустя Квинта. Уже детьми привез он их обоих для образования в Рим. Тут, под руководством знаменитого оратора Красса, обучались они у греческих учителей, в том числе у поэта Архии, которого впоследствии Цицерон защищал перед судом речью, сохранившейся до сих пор. Молодой Марк скоро привлек общее внимание и вне своей школы любознательностью и необыкновенными дарованиями. Уже в очень раннем возрасте начал он заниматься поэзией по указаниям Архии, мальчиком 15-16 лет сочинил стихотворение «Главк Понтий», а немного позже – написал эпическую поэму в честь подвигов Мария и перевел Phaenomena и Prognostica Арата латинскими стихами. Но при этом не пренебрегал он и более серьезными занятиями. Особенные способности и склонность обнаруживал юноша к ораторскому искусству, и они поддерживались и развивались в нем посещениями площади и театра, знакомством с такими выдающимися ораторами, как Красс и Антоний, с актерами Эзоном и Росцием и другими образованными людьми. После получения Марком toga virilis (в 90 г.) отец отдал его на попечение авгура К. Муция Сцеволы первого правоведа того времени, для ознакомления юноши с римским правом. Цицерон постоянно находился при нем, а после смерти его вступил в такие же близкие отношения с другим знаменитым юристом из той же фамилии – верховным жрецом К. Муцием Сцеволой. Одновременно с правом Цицерон изучал очень усердно и философию. Короткий перерыв в этих научных занятиях был произведен только походом, который Марк совершил в 89 г. под начальством Помпея Страбона и вместе с сыном этого последнего, Гн. Помпеем, игравшим впоследствии такую значительную роль в его судьбе. Годы междоусобий, порожденных Марием и Суллой, Цицерон провел вдалеке от света, занимаясь только науками и ораторскими упражнениями; юношеский возраст его давал ему право держаться в стороне от всяких партий. С особенным рвением углублялся он в изучение философии под руководством Филона Ларисского и стоика Диодота; этот последний и жил у него в доме. С Диодотом Марк занимался преимущественно диалектикой; не проходило ни одного дня без ораторских упражнений на греческом или латинском языке. К этому времени относится также его знакомство с приезжавшим два раза в Рим знаменитым ритором Молоном Родосским.
Развив, таким образом, посредством неутомимых трудов свои природные дарования и усовершенствовавшись в риторском искусстве и знании права, он в эпоху диктатуры Суллы впервые выступил с ораторской трибуны как по общественным, так и по частным делам, имея своей руководительницей идею права и законного порядка. Дошедшая до нас речь его за П. Квинкция, произнесенная по одному частному делу, помещена первой в изданном им самим собрании его ораторских произведений, но это не первая речь, сказанная Цицероном. Славу оратора он упрочил за собой в 80 г., когда, будучи молодым человеком 26 лет, явился защитником С. Росция Америйского, обвиненного в отцеубийстве. Отец Росция, богатый землевладелец, был умерщвлен своими родственниками, действовавшими в этом случае сообща с вольноотпущенником и любимцем Суллы, Хризогоном, с целью разделить между собой состояние покойного. Чтобы придать своему поступку законный вид, они поместили убитого Росция в список осужденных на изгнание, и Хризогон купил его имение за бесценок; сына они обвинили в отцеубийстве. Цицерон принял на себя защиту невинного и своей превосходной речью, полной горячей любви к правде и справедливости, добился для юноши оправдательного приговора. Слава, приобретенная молодым оратором, была заслужена смелостью выступить открыто и свободно против могущественного любимца диктатора. Эта речь, как он сам говорит, поставила его так высоко в мнении сограждан, что с этих пор они считали возможным поручать ему самые трудные дела.
В следующем (79) году Цицерон ездил в Грецию не потому, что боялся Суллы, как утверждает Плутарх, но для дальнейшего совершенствования в ораторском искусстве и восстановления расстроенного здоровья. Он сам рассказывает, что усиленные занятия и сопряженное с произнесением речей умственное и нервное возбуждение до такой степени расшатали его организм, что друзья и даже врачи настоятельно советовали ему отправиться путешествовать. Он посетил Афины, Малую Азию, Родос и повсюду знакомился с знаменитейшими ораторами, философами и учеными. В Афинах он учился одновременно со своим братом Квинтом и Т. Помпонием Аттиком, оставшимся до старости его вернейшим и задушевнейшим другом; в Родосе он слушал лекции стоика Посидония и уже прежде знакомого ему ритора Молона, благодаря указаниям которого его стиль освободился от юношеского многословия и излишних риторических украшений. Через два
Цицерон в большинстве процессов выступал в качестве защитника, а не обвинителя. Благодаря этому он, по достижении определенного законом возраста, был единогласно избран квестором на 75 г. Год этот замечателен тем, что в нем значительнейшие государственные должности занимались тремя знаменитейшими ораторами Рима: консульская – К. Коттой, эдильская – Гортензием и квесторская – Цицероном. Квестором он служил на Сицилии под начальством претора С. Педуцея, и его кротость, справедливость и бескорыстие приобрели ему уважение и доверие жителей в такой степени, что на прощание они удостоили его неслыханных почестей. Риму он также оказал большие услуги, когда, по случаю обнаружившейся там дороговизны съестных припасов, прислал туда за свой счет большое количество хлеба. Молодой честолюбивый человек, еще мало знакомый с жизнью, воображал, что благодаря этому поступку имя его на устах у всех римских граждан; но каково же было его разочарование, когда он встретился с несколькими римскими знакомыми, которые даже не знали, что он прослужил в Лилибеуме квестором. Это обстоятельство огорчило Цицерона, но, по его собственным словам, принесло ему такую пользу, какой не извлек бы он из благодарственных заявлений целого света. «Убедившись, – говорит он, – что римский народ имеет тупой слух, но острое зрение, я перестал заботиться о том, что будут люди слышать на мой счет, и решил постоянно жить на виду у города и впредь уже не расставаться с римским населением». Потому-то у него и не было желания ехать в провинцию в качестве претора и консула.
После сложения с себя квесторского звания Цицерон вступил в сенат; но нельзя утверждать, что он уже посвятил все свои силы служению сенатской партии. Ему было известно, что как выскочка, как homo novus он встретит со стороны знати, игравшей в сенате главную роль, не содействие, а скорее оппозицию и всяческие стеснения, и потому усилия его были направлены на то, чтобы, не примыкая прямо к демократической партии, найти себе опору в народе. Он выступал защитником во многих юридических вопросах, ежедневно являлся на форум и был доступен каждому и в любое время; делалось все это им для того, чтобы народ избрал его в эдилы, так как опасная должность народного трибуна не особенно улыбалась ему. Старания его не остались напрасными: он получил должность курульного эдила на 69 г. предпочтительно перед всеми остальными кандидатами. В 70 г., когда он искал эдильства, сицилийцы, уважением и доверием которых он не переставал пользоваться со времени своего квесторства, поручили ему судебное преследование Верреса, который в течение трех лет, начиная с 73 г., проведенных им в Сицилии в качестве пропретора, грабил и притеснял эту провинцию с неслыханной бессовестностью и жестокостью. Несмотря на то, что многие почетные и влиятельные оптиматы, преимущественно из фамилии Метеллов и Корнелиев, покровительствовали Верресу и старались спасти его и что жалобы на такого рода действия были ненавистны большинству сенаторов, так как и они эксплуатировали разные провинции или еще надеялись поживиться за счет этих последних, Цицерон, однако, принял на себя почетное поручение; он сделал это тем охотнее, что предстоявший процесс возбуждал общее внимание и что защитником Верреса намеревался выступить Гортензий, считавшийся до тех пор знаменитейшим юристом, и потому победить его значило приобрести себе славу величайшего адвоката и оратора. Преследование Верреса было нападением на всю испорченную знать, с завистью смотревшую на этого выскочку; Цицерон хотел обуздать и смирить ее, заставив в то же время бояться его, чтобы в будущем она не ставила ему никаких препятствий; при этом он имел в виду, что народ, на поддержку которого Цицерон рассчитывал в будущем, достойно оценит его мужество и ревностную заботливость о благе и чести государства и со временем наградит их. Но не только честолюбие и жажда славы руководили им в этом случае; были тут и более благородные побудительные причины: сочувствие бедственному положению сицилийцев, которым он обещал свою помощь, глубокое негодование против гнусного бесстыдства чиновников, чистое и пламенное желание сохранять нерушимыми право, закон и добрую славу государства. Веррес и его покровители употребляли все усилия, чтобы замять это дело, вырвать его из рук Цицерона или отложить на следующий год, когда при таких консулах, как Гортензий и Метелл, и таком преторе, как Метелл, шансы успеха должны были перейти на сторону Верреса; но Цицерон с презрением отверг их подкуп и уничтожил все их интриги. За пятьдесят дней он объехал всю Сицилию, собрал фактические доказательства и свидетелей и затем 7 августа повел дело возможно сокращенным способом для того, чтобы процесс не затянулся на следующий год. В речи своей он после краткого вступления начал приводить один обвинительный пункт за другим и каждое обвинение подтверждал показаниями свидетелей и чтением подлинных документов (Actio I, in Verrem). Процесс длился всего девять дней; обвинительных пунктов оказалось так много, улики и весь образ действий оратора производили такое подавляющее действие, что начиная с третьего дня Веррес перестал уже являться в суд и, наконец, покинутый своим патроном Гортензием добровольно оставил город. Суд приговорил его к изгнанию и уплате 40 млн. сестерций в виде возмещения причиненных им убытков. Цицерон же, чтобы оправдать перед другими самого себя и судебный приговор, а также для придания большей наглядности своим ораторским способностям обработал собранный им против Верреса материал в пяти книгах своей Actio II, in Verrem.
Победа над Верресом и Гортензием доставила Цицерону большое торжество. «Можно смело утверждать, – говорит Виланд, – что обвинение Верреса, по всем подробностям этого дела и по тому, как Цицерон начал его, повел и окончил, было величайшим и достойнейшим подвигом знаменитого оратора, не исключая даже и славнейшего события в истории его консульства – раскрытия заговора Катилины». С этих пор он считался уже первым оратором и адвокатом Рима и, благодаря доказанным на деле мужеству и справедливости, дарованиям и неутомимой деятельности на пользу закона и общественного порядка, пользовался уважением и доверием народа. Исполняя должность эдила, он не имел надобности добиваться популярности обыкновенными средствами; по достижении им определенного законом возраста граждане единогласно и предпочтительно перед всеми остальными кандидатами избрали его на 66 г. претором. На этом посту он сделал много хорошего и теперь стал готовиться к борьбе ради получения высшего и благороднейшего отличия римского гражданина – звания консула, на которое он имел по закону право после трехлетнего исполнения должности претора. Римская знать смотрела на Цицерона как на политического противника и умышленно противодействовала его избранию, стараясь поставить во главе правления людей своего сословия и своей партии; прибегать же к подкупу – обыкновенному средству, в широких размерах применявшемуся его конкурентами, – не позволяло ему благородное сознание собственного достоинства. Один из этих соперников, Катилина, с особенным рвением и бесстыдно раздавая взятки, хлопотал попасть в консулы, но именно этим образом действий он усиливал шансы на стороне своего личного врага Цицерона. Знать, уже теперь прослышавшая кое-что о его преступных замыслах и имевшая основание ожидать с его стороны самого худшего, забыла свое сословное высокомерие и перешла на сторону Цицерона в надежде, что он мужественно и энергично сокрушит происки и козни своего противника. Вследствие всего этого Цицерон, в пользу которого и без того было большинство граждан, был провозглашен первым консулом без обычной подачи голосов по центуриям.
В новую должность Цицерон вступил 1 января 63 г. Теперь он достиг цели своего честолюбия, добился высшей почести, к какой только мог стремиться римлянин не блистательными военными подвигами, а мирной деятельностью на форуме и в курии, силой своего дарования и красноречия. С этих пор он решительно стал на сторону сенатской партии и, сообразно своей консервативной натуре, начал повсюду ратовать за сохранение существующего порядка. Демократическая партия, во главе которой стоял Цезарь, имела в нем самого ревностного противника. Поэтому немедленно после вступления в консульскую должность он восстал против крайне пагубного закона о разделении полей, предложенного трибуном П. Сервилием Руллом, и благодаря трем речам своим (дошедшим до нас) воспрепятствовал принятию его, чем заслужил благодарность сената и сословия всадников. Некоторое время спустя он защищал старого сенатора К. Рабирия, которого Цезарь и народная партия обвинили с целью ограничить власть сената и возвысить значение должности народного трибуна. Товарища своего Антония, находившегося в опасной связи с Катилиной, Цицерон умел привлечь на свою сторону и в пользу сената тем, что предоставил в его распоряжение доставшуюся ему самому по жребию на следующий год провинцию Македонию и удовольствовался Цизальпинской Галлией, которую, однако, потом уступил К. Метеллу; Цицерона, впрочем, упрекали в том, что при обмене провинций с Антонием он выторговал в свою пользу часть барышей. Власть сената Цицерон упрочил еще тем, что устроил тесную связь между сословием всадников и сенаторским. Но величайшую славу доставило ему, как консулу, раскрытие и уничтожение заговора Катилины.