История Древнего Рима в биографиях
Шрифт:
Л. Сергий Катилина, из древнего рода Сервиев, родившийся, вероятно, в 108 г., был человеком, обладавшим необыкновенной физической силой и замечательными умственными способностями, но дерзким, бесхарактерным и зараженным всевозможными пороками. Молодость свою он провел в кутежах и бесчинствах и расстроил свое состояние. В эпоху казней Суллы Катилина, из жажды к деньгам и врожденных разбойничьих наклонностей, служил диктатору палачом; он умертвил даже своего брата и тестя, а впоследствии – и жену с сыном. Позорная репутация его не помешала ему, однако, сделаться квестором (77 г.), претором (69 г.) и управлять в качестве пропретора Африкой (68-66 гг.). Взяточничество привело его на скамью подсудимых; дело окончилось оправданием; но Цицерон говорил по этому случаю, что отрицать вину Катилины значило в двенадцать часов отрицать, что на дворе светло. Из-за этого дела он, по сенатскому решению, был исключен из списка кандидатов на консульское звание. Поэтому он решил достигнуть своей цели путем насилия. Катилина втайне соединился с П. Автронием Петом и П. Корнелием Суллой, которые были избраны консулами, но затем осуждены до вступления в должности и приговорены к денежному штрафу, и с некоторыми другими недовольными, с целью убить на форуме 1 января 65 г. новоизбранных консулов и многих сенаторов, после чего Катилина и Антоний должны были стать консулами. Но заговор был открыт, и консулы приняли меры предосторожности. Из-за недостатка доказательств сенат отказался от следствия
Побуждаемый жаждой мести и гордостью, Катилина готовился теперь к тому, чтобы в случае надобности силой добиться консульства на следующий год (62). Он привлек к себе всех несчастных, бессердечных и безнравственных, всех жаждущих новизны и убийств в Риме, он вербовал себе приверженцев в разных местностях Италии и готовил восстания, особенно в Этрурии. В Риме он имел со своими товарищами ночные собрания, на которых обсуждались меры к всеобщему перевороту, на случай если обыкновенный путь к достижению высшей власти останется для него закрытым. Между тем виды на законное избрание все более и более исчезали. Всюду смотрели на него с недоверием, как на заговорщика. Катон выступил против него с упреками в сенате; на это он дерзко и без обиняков ответил, что если будут разводить огонь, чтобы погубить его, то он станет тушить его не водой, а развалинами. Из-за боязни переворота усилили законы против захвата власти, отсрочили консульские выборы с месяца квинтилия (июль) на октябрь.
Душой всех мер, направленных против Катилины, был консул Цицерон. Большими обещаниями он склонил на свою сторону Фульвию, а через ее посредство и Курия, который принял на себя роль изменника и извещал консула обо всех предприятиях и намерениях Катилины. Таким образом, Цицерон узнал, что на одном из собраний заговорщики приняли решение убить его в консульских комициях и доставить консульство Катилине. Вследствие этого известия он собрал сенат 20 октября и категорически потребовал от Катилины оправдания; но последний ответил ему встречным обвинением и заключил свою речь словами: «В чем же состоит мое преступление? Я вижу в государстве два тела, одно отжившее и со слабой головой, а другое полное жизни, но без головы. Клянусь жизнью, она будет ему доставлена!» Затем он с ликующим взглядом оставил испуганный сенат. Последний объявил, что республика в опасности, и возложил на консулов ответственность за спокойствие государства. После этого Цицерон явился в избирательное собрание с массой вооруженных молодых всадников для противодействия вооруженным заговорщикам, и нарочно раскрыл тогу, чтобы показать гражданам свой панцирь и обратить их внимание на грозящую их консулу опасность. Заговорщики не решились совершить нападение, и в консулы были избраны Силан и Мурена.
Теперь Катилине ничего более не оставалось, как открыто перейти к насилию. Он отправил Манлия, ветерана из школы Суллы, в Фезулы, в Этрурии, чтобы собрать в лагере навербованных бунтовщиков; другие отправлены были с такой же целью в другие местности. Хотели поднять знамя открытого восстания и вызвать всеобщий переворот. Сам Катилина должен был отправиться к войску; но прежде чем оставить город, он хотел устранить со своего пути консула Цицерона. В ночь с 6 на 7 ноября он собрал важнейших заговорщиков на Серпной улице, в доме М. Порция Лекаса. В этом собрании он возвестил, что он отправится к Манлию, и назначил, кому остаться в Риме и что каждому следовало здесь сделать. Своим наместником в Риме он назначил Лентула, Цетег должен был умертвить враждебных сенаторов, Габиний – противников среди граждан, а Кассий – зажечь город. Двое всадников, Корнелий и Варгунтей, обещали отправиться на другое утро в дом Цицерона и умертвить его. Но Цицерон ночью же был предупрежден об этом Фульвией, и когда оба всадника явились утром, как они говорили, для приветствования консула, их не допустили. Кроме того, как говорят, в это утро многие знатные лица, М. Марцелл, Красс, Метелл Сципион, представили консулу анонимные письма, в которых их приглашали оставить Рим, потому что Катилина готовился совершить там всеобщее избиение.
Цицерон немедленно, 8 ноября, собрал сенат в храме Юпитера Статора, который он окружил вооруженными всадниками. Катилина также явился с обычной дерзостью; он кланялся, но ему не отвечали, он сел, и тотчас все места около него были оставлены сенаторами. Консул, извещенный обо всех планах Катилины, в возмущении напал на бесстыдника, явившегося и теперь в сенат с невинной миной, и громовым голосом произнес свою первую речь против Катилины. Он поставил ему на вид все, что он знал о его планах, и пригласил его исполнить свое решение, оставить город и отправиться к войску. Катилина выслушал его молча; когда Цицерон закончил, он скромно, с опущенным взором, просил сенат не верить Цицерону до следствия, клялся в своей невиновности. Когда же сенаторы прервали его и назвали врагом и убийцей отечества, он поспешно и с гневом оставил собрание. Следующей же ночью он оставил Рим, говоря, что отправляется в изгнание в Массилию, в действительности же он отправился к своему войску в Этрурию, куда предварительно уже отправил консульские фасции. На следующий день Цицерон держал перед народом вторую речь против Катилины, в которой он сообщил об его удалении и оправдывал свои действия против него.
Цицерон желал удаления Катилины, чтобы легче разделаться с заговорщиками, которые останутся в городе без предводителя. На другой день после бегства Катилины сенат предоставил защиту города Цицерону, поручив товарищу его Антонию командование войском против опального Катилины. Цицерон зорко следил за заговорщиками в городе, которые долго оставались спокойными, и узнал, что медлительный Лентул, по настоянию нетерпеливого Цетега, назначил, наконец, избиение на ночь сатурналии (19-20 декабря). Однако он все еще не имел в руках достаточно убедительных доказательств, чтобы начать против них судебное преследование. Но тут случилось, что заговорщики сами доставили консулу нужные доказательства. Именно в это время в Риме были посланные от аллоброгов, которым заговорщики доверили свою тайну, чтобы склонить этот народ на сторону Катилины; но они передали дело своему патрону Кв. Фабию Санге, который известил об этом Цицерона. Устроено было так, что посланные потребовали от заговорщиков письма к своим высшим властям. Лентул, Цетег, Статилий и Габиний попались на эту удочку; посланные, по уговору, во время своего выезда в ночь со 2 на 3 декабря были арестованы у Мульвийского моста вооруженными людьми консула, и письма были у них отобраны. С этими письменными доказательствами
Восстания приверженцев Катилины в разных местах Италии были легко подавлены. Сам Катилина, во главе своих охотников, хотел спастись через Апеннины в Галлию, но нашел проходы занятыми Метеллом Цедером и 6 января 62 г. был разбит у Пистории Петреем, легатом консула Антония, устранившегося от борьбы против Катилины под предлогом болезни. После продолжительной и ожесточенной борьбы Катилина бросился в массу неприятеля и нашел смерть. Антоний отослал его голову в Рим. Многие из его приверженцев были приговорены к изгнанию и денежному штрафу, но никто не был казнен.
Цицерон стоял теперь на высоте счастья и славы; его бдительность и энергия спасли город и государство от гибели. Все благонамеренные признали это; сенат удостоил его похвалы и благодарности и предписал благодарственный праздник по случаю спасения им государства; Кв. Катул и другие назвали его отцом отечества, Цицерон сам гордился своей заслугой, и он имел на это право; но в нем порицают то, что он говорил о своих деяниях слишком восторженно и слишком часто. Он написал историю своего консульства на греческом и латинском языках, он воспел ее в латинском стихотворении, послал историю своего консульства к Посидонию Родосскому, чтобы тот описал ее с еще большим искусством. Во время своего консульства и в ближайшие затем годы Цицерон чувствовал себя первым лицом в государстве, наряду с Помпеем, который в это время, после покорения азиатских народов и царей, находился в высшем блеске своей славы; в союзе с ним он надеялся стать опорой расшатавшегося государства, и сам Помпей по возвращении из Азии признал его заслуги, говоря: «Я напрасно стремился бы к третьему триумфу, если бы ты не спас места, где этот триумф вынужден праздноваться». Но вскоре Цицерон должен был убедиться, что человек, которым он так восхищался и которому он был так предан, не мог стать опорой для спасенного им государства, что он, предавшись могущественному Цезарю, стремился превратить республиканский порядок в пустую форму и его самого оставил без помощи в критическую минуту. Помпей заключил с Цезарем и Крассом первый триумвират и согласился на изгнание Цицерона из Рима, так как он мешал планам Цезаря.
Уже в тот самый день, когда Цицерон оставил свое консульство, он мог предвидеть, какие горькие разочарования ожидали его в будущем. Он, по старому обычаю, хотел сложить свою должность речью перед народом, но трибун Метелл Непот запретил ему это, говоря, что кто осуждал на смерть римских граждан без суда, тот не смеет говорить с народом. Тогда Цицерон, возвыся голос, поклялся, что он во время своего консульства спас государство от погибели. Но впоследствии неоднократно повторялись упреки трибунов и демократов, что Цицерон убивал римских граждан без суда, что он не имел права казнить гражданина без согласия народа. На состоявшемся процессе против Клодия за осквернение праздника Доброй Богини Цицерон рассердил Клодия своим неблагоприятным свидетельским показанием и впоследствии часто раздражал его своими остротами и насмешками, из-за этого Клодий перешел из патрицианского сословия к плебеям и добился трибунского звания, чтобы преследовать Цицерона за противозаконные казни римских граждан. За Клодием стоял Цезарь, который напрасно пытался склонить Цицерона на свою сторону и сделать его союзником триумвирата и теперь, отправляясь в свою провинцию (58 г.), хотел обеспечить себе тыл. В начале 58 г. Клодий, имея в виду действие Цицерона против товарищей Катилины, предложил закон, по которому казнь римского гражданина без суда и права наказывалась изгнанием. Цицерон легко мог видеть, что этот закон направлен против него; он надел траурное платье, и вместе с ним сделали то же самое сенат и многие граждане; он обращался с просьбами к народу, но везде, где он ни появлялся, шайка Клодия осмеивала и оскорбляла его. Он искал помощи у Помпея, но не нашел ее. Цезарь признал действия Цицерона противозаконными, но не одобрил такого строгого наказания. Цицерон видел себя беззащитным и оставил город. В тот же день закон Клодия был принят и Цицерон подвергнут опале, и такому же наказанию должны были подвергнуться те, которые дадут ему приют; однако закон был смягчен в том отношении, что изгнание было ограничено расстоянием в 400 миль от города. Клодий сжег дом Цицерона на Палатинском холме и посвятил это место богине Свободы, статую которой он поставил в выстроенной там галерее; виллы Цицерона в окрестности города также были им разрушены, а добыча выдана консулам.
Прежде чем Цицерон оставил свой любимый Рим, он понес в храм капитолийского Юпитера принадлежавшую ему статую Минервы и поставил ее там, как бы отдавая этим город и государство под защиту богини мудрости и умеренности. Затем он направился в Нижнюю Италию и после долгого колебания – куда бежать – отправился из Брундизиума в Диррахиум. Из боязни столкновения с изгнанными приверженцами Катилины он миновал Грецию и Эпир и поспешил в Македонию, где один из его друзей, Кн. Планций, был квестором. Последний выехал ему навстречу и приютил его в своем доме в Фессалониках, куда он прибыл 23 мая 58 г. Он остался в доме друга до весны; когда сообщено было о прибытии в Фессалоники войск его врага Пизона, который должен был вскоре вступить в управление Македонией, Цицерон отправился в Диррахиум, чтобы в этом расположенном к нему городе ожидать своего возвращения в Рим. Всегда столь храбро говоривший Цицерон не умел с должным достоинством и мужеством переносить несчастье в изгнании. Безутешный плач в его тогдашних письмах, его отчаяние и безнадежность, его нетерпение в ожидании лучшего оборота дел производят весьма неприятное впечатление и представляют нам его человеком слабым, колеблющимся и легко ниспровергаемым. После 16 месяцев, полных горя и печали, ему вновь дозволено было вступить на почву Италии. Друзья изгнанника еще в 58 г. хлопотали об его возвращении, но напрасно; Клодий противился этому, даже силой, а Помпей отстаивал его слабо, так как Цезарь не хотел этого возвращения. Но в следующем году состав магистратуры был таков, что надежды Цицерона возросли. Уже 1 января новый консул П. Корнелий Дентул Спинтер внес предложение о восстановлении прав изгнанника, и большинство трибунов было за это предложение; Помпей теперь также желал возвращения Цицерона, чтобы использовать его против Клодия, сделавшегося опасным для него самого. Но насилие Клодия мешало решению сената и народа, пока, наконец, 4 августа предложение о возвращении Цицерона, поддерживаемое словами Помпея и вооруженной толпой трибуна Милона, было подтверждено в центуриатских комициях. На следующий же день Цицерон был в Брундизиуме и затем с триумфом проехал через Италию в Рим, куда он прибыл 4 сентября. Бесчисленная масса доброжелателей встретила его с восторгом и повела в Капитолий. На следующий день он в речи благодарил сенат, а затем и народ на форуме.