История Европы. Том 1. Древняя Европа

Коллектив авторов

Когда Август в 14 г. умер, он был причислен к богам и его императорский культ получил широкий размах. Должность фламина этого культа была наиболее почетной из всех муниципальных должностей; еще выше было положение фламина всей провинции, представлявшего ее на ежегодном съезде провинциальных представителей, собиравшихся для торжественных жертвоприношений, но постепенно получивших и право доводить до сведения императора свое мнение о деятельности наместника — мнение, принимавшееся во внимание при его дальнейшем продвижении или, наоборот, наказании. Помимо магистров и министров Компитальных Ларов, в городах Италии и провинций создавались корпорации севиров августалов, обслуживавших императорский культ, частично заменившие коллегии некоторых официальных городских культов, а частично с ними сосуществовавшие. И в тех и в других корпорациях, особенно в корпорациях августалов, значительную роль играли богатые вольноотпущенники, которым был закрыт доступ в число декурионов и городских магистратов. Севиры августалы постепенно заняли некое промежуточное место между декурионами и простым народом.

Кроме того, создавались и неофициальные или полуофициальные коллегии императорского культа. Наибольшее распространение среди них имела возникшая еще среди дворцового

персонала Августа так называемая Большая коллегия императорских Ларов и Изображений (видимо, имелись в виду imagines — изображения предков, хранившиеся в каждом знатном доме). Постепенно ее филиалы распространились по инициативе императорских отпущенников среди простого народа — вольноотпущенников и рабов различных городов Италии и провинций.

Значение, которое приобрел императорский культ во всех социальных слоях независимо от того, исходил ли он сверху или от самого населения империи и какие чувства в нем вызывал, был одной из причин, по которым в идеологической жизни общества религия начинала играть все большую роль. Отношение к этому культу стало пробным камнем отношения к императорскому режиму, и недаром «закон об оскорблении величества» был приравнен к закону о святотатстве.

Таким образом, длившийся почти полвека принципат Августа заложил основы для дальнейшего развития империи. При его преемниках стали ясны и сильные, и слабые стороны созданной Августом и его соратниками системы.

2. ИМПЕРИЯ ПРИ ЮЛИЯХ—КЛАВДИЯХ И ФЛАВИЯХ

После смерти Августа до 68 г. правили императоры, принадлежавшие (по родству или усыновлению) к родам Юлиев и Клавдиев: Тиберий (14-37 гг.), Гай Цезарь, прозванный Калигулой (37-41 гг.), Клавдий (41-54 гг.) и Нерон (54-68 гг.).

Об императорах этой династии мы знаем в основном от авторов, чрезвычайно враждебно к ним относившихся, ибо они или принадлежали к идеологам современной им сенатской оппозиции, поднявшей голову после смерти Августа (например, Сенека), или писали во II в., когда новая династия Антонинов противопоставляла себя «тиранам» I в. и появилась широкая возможность их обличать (как, например, Тацит и Светоний). Поэтому главным образом благодаря исключительному таланту Тацита как писателя и психолога принцепсы I в., особенно принадлежавшие к династии Юлиев—Клавдиев, остались в памяти потомков как полубезумные кровожадные деспоты, попиравшие все божеские и человеческие законы в безудержном стремлении к неограниченной власти, униженной лести и слепому поклонению. Лишь с большим трудом историки нового времени стали выявлять рациональные основы их политики, более разумной и более отвечавшей потребностям времени, чем та политика, которой желала бы держаться сенатская оппозиция. Основной упор ее идеологи делали на утрату свободы, царившей в прежние времена, когда на Форуме и в сенате каждый мог высказывать свое мнение, кипели свободные, питавшие красноречие дискуссии. Они прославляли всех погибших за свободу врагов Цезаря — Цицерона, Брута и Кассия, Катона Утического.

Но все это были скорее декламации, чем некая реальная программа. Во-первых, стеснение «свободы» было весьма относительным. Очень редки были случаи, когда какое-нибудь сочинение (например, написанная Кремуцием Кордом история Брута и Кассия) уничтожалось и запрещалось. Антицезарианская поэма «Фарсалии» Лукана, весьма критически оценивавшие современность сочинения Сенеки, «Сатирикон» Петрония, высмеивавший двор Нерона, не были запрещены, хотя все три автора были казнены Нероном по подозрению в участии в заговоре. Правда, время от времени, как то бывало и прежде, адептов египетской и иудейской религии высылали из Рима в связи с какими-нибудь эксцессами, а участие в императорском культе стало столь же обязательным, как некогда участие в культе, установленном цивитас. Тем не менее свобода религиозных верований в общем не стеснялась. Напротив, Калигула особенно почитал Исиду, а Клавдий упорядочил культ Кибелы, установив трехдневные массовые празднества в честь смерти и воскресения Аттиса. По-прежнему свободно действовали разные философские школы. Во-вторых, о возвращении к порядкам «свободной республики» никто всерьез не думал. И Сенека, и Тацит признавали, что положение в империи требует единоличного правления. Тацит неоднократно осуждал тех, кто, прикрываясь словами о свободе, проявляет неповиновение и вносит смуту. Плутарх в своих наставлениях тем, кто управляет городами Греции, писал, что города имеют столько свободы, сколько им предоставляет император, а больше им и не надо, и рекомендовал магистратам, обращаясь с речами к народу, говорить не о былой свободе и величии греков, а лучше напоминать о тех пагубных последствиях, к которым приводят мятежи. Когда сенаторы составляли заговоры против того или иного императора, они ставили целью не вернуться к «республике предков», а передать власть какому-нибудь своему ставленнику (например, заговор в пользу Пизона при Нероне).

Оппозиция части сенаторов на деле имела иные причины. Они были недовольны своим фактическим устранением от управления государством, от бесконтрольной эксплуатации провинций, некогда их обогащавшей, и ограничением возможностей получать субсидии из государственной казны; их возмущало, что провинциалы, «некогда дрожавшие при одном имени римского гражданина», теперь получили право от имени провинциальных собраний осуждать действия наместников. Не нравилась им и замена политики беспощадного подавления сопротивления провинциалов попытками найти разумные компромиссы и привлечь наиболее богатых и преданных провинциалов в ряды господствующего класса в общеимперском масштабе, а также в ряде случаев отказ от войны с противниками империи и предпочтение им более действенной дипломатии.

Был и еще один пункт расхождения, как-то оставленный в современной литературе без внимания, но не лишенный значения, а именно аграрный вопрос. Как уже упоминалось, в принципе не оставалось сомнения, что император, заменивший римский народ, унаследовал и его право верховного собственника на землю, и контроль за ее распределением и обработкой. Кроме цитировавшегося уже высказывания Сенеки, можно сослаться и на «Панегирик» Плиния Траяну, где подтверждается та же мысль. И несмотря на укрепление владельческих прав собственников земли при Августе, императоры не менее цивитас были заинтересованы в наилучшей обработке всего наличного земельного фонда, причем к соображениям «общей пользы» теперь прибавились и фискальные соображения, забота

об удовлетворении нужд войска и плебса Рима и других городов. Старый закон, позволявший занимать заброшенные, необработанные земли и приобретать на них право собственности в результате их обработки, так же как утверждение о неразрывной связи права на имущество с обязанностью извлекать из него доход, неоднократно повторялся юристами во все время существования Ранней империи. В этом плане объединялись права императора как верховного собственника и суверена. Между тем к середине I в. число латифундий сильно возросло и, по общему признанию (особенно Плиния Старшего и Колумеллы), они обрабатывались крайне небрежно и были малорентабельны, поскольку основной рабочей силой были рабы. В это же время тема бессовестного богача, захватывающего земли бедных соседей, владеющего сотнями закованных рабов и кабальных, наделяющего своих спесивых управляющих (виликов) пекулиями, во много раз превосходящими наделы крестьянина, стала одной из популярнейших в сборниках риторических упражнений, предназначенных для изучения ораторского искусства в риторических и юридических школах. Такой богач обычно противопоставлялся оскорбленному и обездоленному им бедняку, от имени которого и произносилась обличительная речь. Следовательно, агитация против латифундий проникала и в средние слои, из которых выходили ученики риторических школ, рассчитывавшие выдвинуться как судебные ораторы. На эти антилатифундистские настроения могли опереться императоры в своей борьбе с владельцами запущенных, нерентабельных латифундий. В ряде случаев такие латифундии подвергались конфискации — часто как мера наказания представителей сенатской оппозиции, но нередко и без такого благовидного предлога. Конфискованные земли, по словам обличавшего такие «тиранические» действия Плиния Младшего, раздавались «рабам» императора (Панегирик, 50), т.е., скорее всего, отпущенникам или мелким владельцам и арендаторам, как видно из свидетельства Сикула Флакка о многих владельцах, получивших землю изгнанного прежнего собственника. Сенатская оппозиция, не отрицая соответственных прав принцепса, требовала вместе с тем, чтобы он ими не злоупотреблял, чтобы он не лишал имений тех, кому они отведены, как хороший господин не лишает пекулия, выделенного рабу, чтобы, как выразился Плиний Младший в «Панегирике», его патримоний был меньше, чем его империя. Можно полагать, что эти еще довольно смутные попытки отделить власть императора как суверена от его власти как верховного собственника были одной из существенных причин столкновений сенатской оппозиции с императорским правительством, столкновений, на новой основе продолжавших исконную для Рима борьбу между крупным и мелким землевладением, между неизбежной тенденцией к концентрации земли и принципом, что право на нее имеет только тот, кто ее хорошо возделывает и извлекает из нее доход, что считалось не частным делом владельца, а делом общественным, насущным для всех граждан или для всего государства.

Сенатская оппозиция принимала разные формы — от разговоров и писаний, порочивших императоров и их сторонников, до заговоров и покушений на их жизнь. Императоры отвечали репрессиями, опираясь, между прочим, и на закон «об оскорблении величества», трактовавшийся очень широко и каравший смертной казнью виновных, а иногда и их близких. Выявление их стало делом частных лиц, «доносчиков» (delatores), получавших соответственную награду. Среди этих «доносчиков» нередко бывали и рабы обвиняемых, что казалось сенаторам особенно вопиющим нарушением всех исконных римских установлений. Для своей защиты Тиберий по инициативе префекта преторианцев Сеяна (впоследствии уличенного в заговоре против императора и казненного) все преторианские когорты перевел в Рим, где они стали представлять грозную силу не только для врагов императора, но и для самих императоров. Так, Калигула был убит трибуном преторианцев Кассием Хереей, не вынесшим постоянных издевательств императора; после его смерти преторианцы же возвели на престол Клавдия, дядю Калигулы, перебившего всех своих родственников. Когда же Клавдия отравила его жена Агриппина, она заручилась поддержкой преторианцев, чтобы провозгласить императором своего усыновленного по ее настоянию Клавдием сына от первого брака с Домицием Агенобарбом — Нерона. Префект преторианцев Нерона, Тигеллин, был главным орудием его террора против сената и остался в памяти современников как некое кровожадное чудовище.

Однако этот террор касался довольно узкого круга высшей знати. В сенате было много преданных новому режиму людей, с точки зрения Тацита, запятнавших себя подлой угодливостью принцепсам, особенно Нерону, убийце своей жены и матери.

Столкновения в верхах широкие массы населения империи задевали мало. Видимо, как раз «антисенатские» императоры были среди них более популярны, хотя плебс мало интересовался вопросом о том, кто будет стоять у власти, так как, по выражению Федра (I, 15), когда сменяется принцепс, для бедняка не меняется ничего, кроме имени господина. В правление Тиберия исчезло даже то показное участие римского-народного собрания в выборах магистратов, которое еще сохранялось при Августе. Теперь выборы, а вернее, утверждение кандидатов, предложенных императором, производились центуриями сенаторов и всадников. Зато императоры неуклонно заботились о предоставлении римскому плебсу «хлеба и зрелищ», предотвращая возможные волнения.

Династия Юлиев—Клавдиев прекратилась после свержения и смерти Нерона. Провинции, главным образом западные, были недовольны тяжелыми поборами. Огромные суммы шли на строительство дворцов (особенно известен был строившийся с исключительной роскошью дворец Нерона «Золотой дом»), многочисленные празднества, обогащение императорских отпущенников, уже при Клавдии владевших состояниями в 300-400 млн. сестерциев. Не слишком удачной была война с Парфией, закончившаяся компромиссом: в Армении, служившей основным яблоком раздора между Римом и Парфией, последняя посадила на престол своего ставленника Тиридата, хотя корону он и получил из рук Нерона. В Иудее началось восстание, которое, несмотря на собранные римлянами значительные силы, не удавалось подавить. Первым на западе против Нерона возмутился Г. Юлий Виндекс из романизованной аквитанской знати, пропретор Бельгики. К нему примкнул командовавший германскими легионами Вергиний Руф, но из-за несогласия между ними восстание было подавлено и Виндекс погиб. Тогда Тарраконская Испания выдвинула в кандидаты на престол своего наместника Гальбу, принадлежавшего к знатному роду Сульпициев. Его поддержал не только римский сенат, но и префект преторианцев Нимфидий Сабин. Нерон был объявлен низложенным, бежал из Рима и с помощью вольноотпущенника покончил с собой.