История Фридриха Великого.
Шрифт:
Со всей теплотой души, к какой я только способен, поручаю моему наследнику храбрых офицеров, которые совершали походы под моим предводительством. Прошу его обратить также особенное внимание на тех офицеров, которые находились в моей свите; чтобы ни один из них не страдал на старости в нищете и болезни. Он найдет в них опытных воинов, которые не раз на деле доказали свой ум, свою храбрость и преданность престолу. {501}
Поручаю моему наследнику любить и уважать кровь свою в особах его дядей, теток и остальных родственников. Случай, управляющий назначением человека, дает и право первородства, а потому быть королем -- не значит еще быть достойнее других. Прошу всех моих родственников жить в любви и согласии и не забывать, что, в случае надобности, они обязаны без малейших колебаний жертвовать
Последние мои желания в минуту, когда расстаюсь с миром, клонятся к счастью прусского государства. Да управляется оно всегда мудростью и правдой с неослабным вниманием. Да будет оно по кротости законов -- счастливейшей, по умному распоряжению финансами -- богатейшей, по храбрости и чести своей армии -- крепчайшей державой в мире! Да цветет и красуется она до века!"
Вот как мыслил и чувствовал великий Фридрих на краю гроба! И почти все его желания сбылись: все семена, им посаженные, взошли и принесли его любимой Пруссии золотые плоды!
На другой день по смерти Фридриха явился новый король Фридрих-Вильгельм, чтобы отдать последний долг великому покойнику. Вечером тело было перевезено в потсдамский дворец и выставлено на катафалке. {502}
Толпы народа встретили и провожали печальную процессию. Все шли молча за гробом, и только глубокие вздохи и рыдания иногда нарушали святую тишину ночи. На другой день всем был открыт доступ во дворец для прощания с покойным королем.
Но воля Фридриха не была исполнена в отношении к месту похорон. Отпевание его тела происходило 8-го сентября в гарнизонной церкви в Потсдаме, и там же гроб его был поставлен в склеп, устроенный под кафедрой.
Здесь-то, в 1806 году, посетил прах великого монарха Наполеон, который хорошо понимал и умел оценить гений Фридриха. Долго стоял император перед простым надгробным камнем, на котором вместо всех трофеев и украшений была высечена надпись Fredericus II, и голова его поникла в глубоком раздумье. Думал ли он о ничтожности земного величия или о той великой задаче в жизни монарха, которую Фридрих так хорошо выполнил? Трудно угадать, какие мечты теснились тогда в душе счастливого завоевателя. Известно только, что он взял меч, которым была завоевана Силезия и одержаны блистательнейшие победы Семилетней войны, и крест Черного Орла, под которым билось сердце Фридриха, и переслал их, как священные трофеи, своему инвалидному дому.
"Я надеюсь, -- писал он, -- что старые инвалиды ганноверской армии с трепетом глубокого уважения примут в дар святыню, принадлежавшую одному из первейших полководцев, память которых сохранена историей".
Но Фридрих оставил по себе более, чем память геройских подвигов. Человечество с умилением может указать позднейшим векам на жизнь этого монарха и торжественно надписать над нею три многозначительные слова, в которых заключен весь смысл назначения человека и государя:
Мыслил, чувствовал, трудился.
{503}
ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СЛОВ
Habents sua fata libelli! Книги имеют свою судьбу -- сказал древний писатель, и никогда изречение его не сбывалось в такой силе, как над предлагаемой здесь книгой. Судьба "Истории Фридриха Великого" в русском издании чрезвычайно любопытна и назидательна: она может представить превосходный материал для комедии нравов и для будущего историка нашей современной литературы. Чтобы достигнуть своей цели, т. е. появиться в свет, этой книге надлежало пройти сквозь огонь, воду и раскаленные трубы; переменить несколько раз издателей, побывать в нескольких типографиях, испытать самые отчаянные нападения ловких промышленников (которые завидуют каждому предприятию, могущему, по их мнению, быть удачным, т. е. прибыльным), произвести несколько жарких полемических битв и процессов и, наконец, прорваться сквозь все козни и сети, расставленные ей завистью, корыстью и недоброжелательством. "История Фридриха Великого" совершила этот трудный подвиг с мужеством и терпением, достойными великого прусского героя.
Наконец, "История Фридриха Великого" в руках читателей; каждый может оценить ее по своему усмотрению и убедиться, что если этот труд и не чужд недостатков, неизбежных во всяком деле рук человеческих, то, по крайней мере, он совершен с добросовестностью, которая должна быть отличительным качеством каждого литературного, а не промышленного произведения. Не стану входить во все подробности истории
В одно прекрасное утро явился ко мне молодой человек, г-н Валенкамп, с тремя тетрадками издаваемой в Германии "Истории Фридриха II" Франца Куглера, украшенной иллюстрациями Адольфа Менцеля, и попросил, чтобы я принял на себя перевод этой книги на русский язык. Я согласился. Первая тетрадь была переведена и поступила в печать. Пока длилась переписка с немецким издателем, Вебером, пока были высланы готовые политипажи, в Германии вышло еще шесть тетрадей. Прочитав их, я убедился, что Куглер пишет свой текст только для пояснения картинок, и что "История Фридриха Великого", изложенная в таких кратких и {504} беглых очерках, не может удовлетворить русских читателей. Я предложил г-ну Валенкампу составить совершенно новую книгу по достовернейшим немецким и русским источникам, к которой, приняв историю Куглера за канву, можно бы приложить иллюстрации Менцеля. Я желал изложить по возможности полную и подробную "Историю Фридриха", представив картину всех политических событий Европы, связанных тесно с его царствованием; показать участие в них России, как одной из главных действующих держав, и, посредством собственных суждений Фридриха и самых достоверных о нем анекдотов, очертить его характер -- как монарха, политика, полководца, писателя и человека. В особенности хотелось мне как можно полнее описать Семилетнюю войну и показать в ней блистательные действия русского оружия; тем более, что мы на русском языке, кроме издания К. Полевого "История Семилетней войны" -- Архенгольца, никакой книги по этой части не имеем. Мне казалось, что такого рода история, изложенная в форме повествовательной, без всяких мудрствований, языком популярным, может доставить полезное и занимательное чтение для всех классов русской публики. Издатель мой был весьма доволен моим намерением. Но вскоре непредвиденные, неблагоприятные обстоятельства остановили правильный выход в свет выпусков "Истории Фридриха". Г-н Валенкамп, издав только две тетради, вынужден был передать дальнейшее издание г-ну Ольхину. Этот деятельный и предприимчивый книготорговец в течение года издал только два выпуска, т. е. четыре листа, напечатанные в типографии Бочарова.
Между тем, большая часть наших журналов встретили первые тетради моего труда самыми одобрительными и лестными отзывами. Одна только беспристрастная газета поразила его громами своего негодования -- еще прежде, чем вышел в свет первый выпуск, и поместила потом несколько статей Н. А. Полевого, в которых почтенный критик старался доказать, что мой слог никуда не годится, называл его водевильным, вероятно, в отличие от высокопарного, которым сам пишет различные истории, и возводил на меня обвинения в исторических промахах, в которых сам повинен. Он говорит, например, что Фридрих не мог желать жениться в 1733 году на Анне Леопольдовне (как сказано в моей истории), она была еще ребенок, потому что прибыла в Россию 12 лет. А {505} сам почтеннейший критик пишет в своей "Русской Истории" (часть 4, стр. 282), что "нареченный жених Анны, Антон-Ульрих Брауншвейг-Люнебургский, прибыл в Россию в 1733 году: принцу было тогда 19 лет, а великой княжне Анне Леопольдовне 15". Вот что называется -- "из того же места, да не те же вести". Но этого мало. Почтеннейший критик простер свое беспристрастие до того, что очень простодушно предостерегал публику от покупки "Истории Фридриха", говоря, что она не будет окончена, вероятно, на том основании, что и его "История русского народа" поныне не окончена.
Но после сего издателем этой книги сделался г-н Липс. Печатание было перенесено в одну из лучших здешних типографий и вот, по прошествии семи месяцев, весь труд окончен. Увы! Современные нам оракулы должны уступить пальму первенства дельфийскому! Тот, по крайней мере, со своими прорицаниями не попадал впросак.
Вот факты, необходимые для пояснения медленности, с которой выходило в свет это издание. Впрочем, даже и при большей деятельности прежних издателей, оно не могло быть окончено ранее начала 1844 года, потому что немецкое издание "Истории" Куглера, которое сделано для приложенных нами политипажей, кончено только в декабре 1843.
Большая часть сведений, касающихся до России, почерпнуты мной из подлинных актов, хранящихся в Архиве Генерального ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Штаба. По просвещенному предстательству Его Сиятельства, Господина Военного Министра, покровительствующему всякому труду на пользу науки и русского просвещения, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР, всемилостивейше почтив труд мой наименованием "похвального", Высочайше повелеть соизволил открыть мне архив Главного Штаба, с дозволением сделать из хранящихся в оном бумаг необходимые для меня выписки. Я нашел более любопытных материалов, чем мог поместить их в тесной раме моего труда, где лицо Фридриха, как главное моего рассказа, должно было всегда занимать первый план исторической картины.