История Фридриха Великого.
Шрифт:
Кейт мог видеться с Фридрихом несколько раз в день; когда хотел, приходил к нему обедать, посылая наперед сказать, что будет, и король не садился за стол, пока он не являлся. Для послеобеденного отдыха для него была устроена особенная комната во дворце. Дворец и дом Кейта придворные звали монастырем. Старик часто говаривал: "Наш патер приор (так звал он Фридриха) самый обходительнейший человек на свете. Живи я в Испании, за долг почел бы обвинить его перед святой инквизицией в колдовстве". Кейт сохранил привязанность к Фридриху до самой кончины. В народе его звали не иначе, как "друг короля".
Другим любимцем Фридриха был генерал Фуке, с прекрасным характером
– - Но вы должны меня навещать, -- сказал он Фуке.
– - Отсюда до Брауншвейга недалеко. Когда соберетесь ко мне в гости, дайте знать -- я вышлю к вам моих лошадей.
Каждую неделю посылались к Фуке запасы отборнейших фруктов и вин из королевских оранжерей и погребов.
"Вы слабы, друг мой, вам нужно хорошее подкрепление, -- писал ему однажды Фридрих.
– - Вчера отыскали в дворцовом погребе клад: бутылку венгерского из запаса моего деда. Я отведал вино -- оно превосходно. Посылаю заветную бутылку и желаю, чтобы она пришлась вам по вкусу".
Фуке заметно ослабевал. Фридрих придумывал все средства, чтобы поддержать его здоровье и силы. Когда старик являлся в Сан-Суси, его сносили с лестницы в кресле и сажали в нарочно устроенную колясочку, в которой катали по саду, между тем как король сопровождал его пешком. {477}
Когда у Фуке начал притупляться слух, Фридрих заказал ему в Париже несколько слуховых рожков.
"Благодарю, благодарю!
– - писал королю старец.
– - Я испытаю их в церкви, слушая слово Божье, и обязательно помолюсь за моего благодетеля".
Наконец, Фуке с трудом стал говорить. Король изобрел особенную машину, посредством которой, составляя буквы, можно было объясняться, и по нескольку часов в день проводил с ним в таком немом разговоре. В последний год жизни старого генерала, когда он не мог уже выезжать, Фридрих сам посещал его еженедельно. После такой внимательности и подлинно отеческих попечений о своем любимце, можно себе представить, как велика была печаль короля, когда в 1774 году ему донесли о смерти генерала Фуке. Несколько дней он был совершенно убит горем: последний друг его юности сошел в могилу, и великий монарх совершенно осиротел.
Из сподвижников его славы оставался еще дряхлый Цитен. Но с ним он не был связан интеллектуальными узами души. Он любил и уважал в старце простого, честного и благородного человека, заслуженного героя, но не делился с ним тайными побуждениями своего сердца, результатом своих нравственных размышлений. Это был булатный меч, закаленный в горниле опыта, преданности и правоты. Король мог надеяться на его неизменную крепость и верность -- и только. Фридрих не раз доказывал Цитену, как глубоко уважает и ценит его заслуги. Однажды, за королевским обедом, утомленный старик заснул.
– - Тс!
– - сказал им Фридрих вполголоса.
– - Не троньте старика! Пусть спит, он довольно долго за нас бодрствовал.
Во время карнавала, когда в Потсдам обыкновенно съезжались все генералы, раз утром и Цитен явился во дворец. Король вышел объявить пароль. Увидев старика, Фридрих бросился к нему:
– - Ба! И мой старый Цитен здесь! Очень рад, но зачем ты трудишься взбираться по моей крутой лестнице, я бы сам навестил тебя, верный друг! Ну, каково здоровье?
– - Слава Богу!
– - отвечал Цитен.
– - Ем и пью хорошо, только чувствую, что силы исчезают.
– - Стул!
– - закричал Фридрих.
Адъютант подал кресло. {478}
– - Садись!
– - продолжал король.
– - Тебе трудно стоять.
Цитен отговаривался.
– - Садись, садись, старый отец! Иначе я уйду, я не желаю быть тебе в тягость.
Цитен сел, и король, стоя перед ним, расспрашивал его о малейших подробностях его жизни, здоровья, обстоятельств, занятий. Наконец, он его отпустил, обнимая и приговаривая:
– - Пожалуйста, береги здоровье! Чтобы я еще долго и часто имел удовольствие тебя видеть!
Одна письменная беседа с отсутствующими друзьями утешала еще Фридриха, особенно переписка с д'Аламбером, который жил его пособиями и пенсионом. И ему хотел Фридрих воздвигнуть памятник в своем саду.
"Много есть героев, которые выигрывали битвы, -- писал к нему король по этому случаю, -- многие завоевали целые царства, но людей, которые написали такое превосходное творение, как ваше {479} предисловие к Энциклопедии, очень мало. Вы достойны памятника наравне с величайшими героями".
Но французский ученый отклонил от себя эту почесть.
"Государь!
– - писал он в ответ.
– - Я желаю только одного памятника -- могильного камня с надписью: "Великий король дарил его милостью и осыпал благодеяниями".
В семействе своем Фридрих также не находил утешения. С супругой он давно жил порознь. Она проводила набожную жизнь вдали от светского шума, в тишине Нидер-Шенгаузенского дворца. Оттуда сыпала она благотворения на народ, воссылала молитвы к Богу о счастье короля, своего супруга, занималась рукоделиями для украшения церквей и переводом на французский язык немецких книг духовного содержания. Редко являлась она в Берлин и то только в необходимых, официальных случаях: во время общих смотров войска, торжеств по случаю мира, семейных событий и т. п. Тогда она становилась средоточием двора. Фридрих сам подавал пример глубокого уважения и почтительности к королеве. Во время смотров она объезжала ряды войска в золотой коляске, с великолепной упряжью. По бокам ее сопровождали король и кронпринц верхом, весь штаб, иностранные посланники и министры следовали за ними. Войско отдавало ей почести и приветствовало громкими "vivat!" Каждое утро король посылал осведомляться о ее здоровье и пожелать ей доброго дня. Все члены семейства обязаны были сперва явиться к ней, а потом к королю, первый вопрос которого всегда был: "Приветствовали ли вы сегодня ее величество?" Не исполнивший этой обязанности получал строгий выговор, часто наказывался арестом. Иногда король просил у королевы позволения откушать вместе с нею. Они сходились молча, почтительно раскланивались друг с другом, садились за стол и с такой же церемонией после обеда расходились.