История города Рима в Средние века

Грегоровиус Фердинанд

Умный государь римлян возвел на престол Петра благочестивого монаха и предоставил ему блистать апостольскими добродетелями. Затем рука об руку с папой Альберик приложил старания к тому, чтоб восстановить дисциплину в монастырях. Мы таким образом должны сказать несколько слов о монашестве.

За четыре века установление Бенедикта выполняло свое культурно-историческое назначение, но затем пришло в упадок. Назначение это заключалось в создании нового христианского общества. Окруженные варварскими народами, бенедиктинские монахи представляли своими союзами организованное общество, хотя, может быть, и преследовавшее односторонние задачи; это общество имело форму семьи; его глава был облечен авторитетом отца, а связующим общество звеном была любовь. Законы гражданской жизни были утрачены, но бенедиктинцы создали вновь кодекс гражданских законов; устав Бенедикта был самым древним законодательным актом Средних веков. Таким образом в среде варварства были посеяны семена общественности, основанной на христианской любви к ближнему. В то время как весь мир представлял собой дымящееся пожарище, бенедиктинские братства вели жизнь мирную, трудолюбивую и благочестивую и являлись для варварских народов свободным от гнета нужды царством нравственного идеала, где процветали повиновение и смирение. С апостольской энергией эти братства обращали язычников в христиан, Евангелием помогали мечу Карла завоевывать провинции и расширяли сферу действия церкви. Будучи убежищем для людей, постигнутых несчастием, и для людей,

впавших в преступление, бенедиктинские монастыри были, с другой стороны, рассадником науки, единственной школой духовно обедневшего человечества, приютом последних остатков классической культуры. Теряясь мыслями и мечтами в беспредельной дали небес, бенедиктинцы в то же время сеяли хлеб, собирали жатву и складывали плоды земные в просторных житницах. Обладая сами поместьями и занимаясь земледелием, что предписывалось уставом Бенедикта, монахи явились основателями городов и колоний, и бесчисленное множество местностей обязано этим людям своим заселением и процветанием. Великая культурно-историческая задача бенедиктинского монашества заключалась в том, чтобы победить варварство принципом общественности, основанной на христианской любви, школами, земледелием, основанием городов, постоянным мирным посредничеством в борьбе грубых сил и согласованием светского начала с церковью; выполнение этой великой задачи обеспечило институту Бенедикта выдающееся значение в истории человечества. Каким реформам ни подвергалось позднее монашество, сколько новых и отчасти знаменитых монашеских орденов ни было впоследствии учреждаемо, ни один из них не достиг ни христианской доблести, ни общественного значения бенедиктинцев той эпохи, ибо все позднейшие ордена преследовали особые цели, состояли на службе у церкви и следовали известному направлению своего времени.

Быстрый упадок бенедиктинского ордена стоял, однако, в самой тесной связи с падением империи и папства. И там, и здесь причины были одни и те же. Но принципиально монашество больше, чем империя и папство, заключало в себе зародыши разложения. Как только с новым государственным строем, созданным Карлом, светские элементы были выдвинуты вперед, со всей силой сказалось противоречие между интересами божественными, с одной стороны, и земными – с другой, – противоречие, остававшееся до того скрытым. Человеческий дух, отрешившийся от всего земного и долгое время следовавший этому отречению, теперь снова устремился к обладанию земными благами, так презиравшимися монашеством. Предъявившая свои права действительность встала в полное противоречие с религиозной добродетелью и породила ужасающие несообразности. В X веке так же, как и в XV, совершался процесс сильнейшего общественного брожения. Проследить ход волновавших общество идей не составляет, однако, задачи историка. Он мог бы скорее указать, как упадок монашества начался с обогащением монастырей и с получением монахами высоких должностей в государстве и церкви; эти должности развивали честолюбие монахов, приобретавших огромное влияние при королевских дворах и иногда вступавших на престол Петра. Одаренные огромными владениями, монастыри превращались во владетельные княжества, аббаты – в графов. Уже Карл Великий дал пагубный пример раздачи аббатств светским баронам. Щедро раздаваемые племянникам, друзьям и вассалам аббатов, эти имения вскоре оказались во власти тысячи хищных разбойников. Распущенность обусловливалась, однако, не столько эгоизмом, всевозраставшей жаждой наслаждений и невероятными партийными раздорами, сколько неопределенностью государственного строя. Наконец, смертельный удар монастырям нанесло и постоянно повторявшееся разорение их венграми и сарацинами. Многие аббатства были разрушены и их монахи разогнаны; там же, где монастыри еще существовали, устав более не соблюдался и монастырский строй исчез так же, как исчез канонический строй белого духовенства, некогда составлявший предмет забот Людовика Благочестивого.

Но когда упадок монашеских учреждений достиг крайнего предела, возникла замечательная религиозная реакция, и заглохшие христианские чувства были внезапно пробуждены несколькими святыми людьми, которые, казалось, восстали из праха св. Бенедикта. Среди людей, объятых страхом скорой кончины мира, снова пробудилось стремление к аскетизму, среди хаоса необузданных страстей опять выступила неодолимая потребность покаяния; повсюду появились учредители орденов, пустынники и кающиеся, такие же фанатичные, как в древней Фиваиде. Миссионеры и мученики направлялись в страны диких славян; государи и тираны стали опять со стенаниями одеваться в монашескую рясу, и только благочестие некоторых людей озаряло своим кротким светом одну из самых мрачных эпох церкви, как непроглядную ночь озаряют мерцающие звезды.

Начало реформ бенедиктинцев было положено во Франции, где в 910 г. Бернон учредил в Клюни свой знаменитый монастырь после того, как герцог Вильгельм

Аквитанский подарил ему для этой цели клюнийскую виллу. Созданный им монастырский орден, в основу которого был положен устав Бенедикта, быстро распространился по Европе. Самого Бернона вскоре превзошел его ученик Одон; это был аббат, отдавший себя проповеди монастырской реформы в разных странах. С той поры клюнийская конгрегация получила над миром преобладающую духовную власть; совершенно справедливо сравнивали эту конгрегацию с позднейшим орденом иезуитов, имевших такое большое влияние при королевских дворах. Система клюнийской конгрегации сводилась тоже к тому, чтобы подчинить весь нравственный мир человечества власти папы. Таким образом, в самые безнадежные времена церкви в ней все-таки не было недостатка в силах, которые могли вдохнуть в нее новую жизнь. Клюнийский орден – это первое звено в длинном ряде духовных воинствующих корпораций, сохранившихся до самого последнего времени.

Пользовавшийся высоким уважением как короля Гуго, так и Альберика Одон много раз бывал в Риме и принимал деятельное участие в заботах Альберика и Льва VII, старавшихся восстановить в монастырях дисциплину. В самом Риме Одону было уступлено в 936 г. аббатство Св. Павла, здания которого представляли развалины, а монахи были в бегах и вели развратную жизнь. Одон привел сюда других братьев, назначил настоятелем над ними Балдуина из Монте-Касино, который уже был реформирован. В 939 г. Альберик передал Одону суппонтинский монастырь Св. Илии в римской Тусции и затем подарил еще для учреждения монастыря свой собственный дворец у церкви Свв. Алексея и Бонифации Таким образом возник монастырь Св. Марии, являющийся памятником этого знаменитого римлянина и поныне существующий на Авентине как мальтийский приорат. Вообще Альберик сделал Одона архимандритом всех монастырей римской области. Сообщающая об этом хроника Фарфы не упоминает ни одним словом о папе, который был отодвинут государем на задний план. Монастыри Св. Лоренцо и Св. Агнесы введением в них клюнийской реформы были обязаны также Альберику. Римский государь зорко следил за состоянием всех аббатств и епископств, находившихся под его властью. К их упадку он не мог относиться безразлично, так как этот упадок имел для него еще более важное значение, чем разорение сельского населения и гибель земледелия, связанные с этим упадком. Сохраняя могущество монастырей и замещая их своими приверженцами, Альберик имел в виду затем с их помощью обуздать высокомерие знати. В 937 г. он оказал милость также монастырю Субиако, подтвердив привилегии, которые были дарованы монастырю Иоанном X; благодаря им монастырь уже обладал castrum sublacense, и судебная власть здесь принадлежала аббату в лице его наместника. За этим же монастырем Альберик утвердил монастырь Св. Эразма в Риме, на Целии, с этой поры навсегда слившийся с Субиако.

Неподалеку находилось

еще аббатство Свв. Андрея и Григория; мы упоминаем о нем потому, что к нему относится самая замечательная грамота Альберика. 14 января 945 г. Альберик подарил аббату Бенедикту замок Маццано со всеми угодьями и жившими здесь колонами. Это место, составлявшее семейную собственность Альберика, принадлежала диоцезе Непи, где епископом был брат государя Сергий. По счастливой случайности сохранился список драгоценного пергамента, удостоверяющего этот дар; список подписан всеми членами семьи сенатора римлян. Таким образом, тиран Рима явился ревностным сторонником монашества в его обыкновенной форме, и предание приписывает даже его сестрам учреждение монастыря Св. Стефана и Св. Кириака у S.-Maria in via Lata. Но нигде реформа не была так необходима, как в Фарфе. Это знаменитое аббатство, которое тщетно пытались подчинить своей власти папы, уже не пользовалось больше покровительством императора, так как последнего не существовало; но Альберик признал принадлежащим себе как государю Рима право верховной власти над аббатством.

Мы говорили о разрушении аббатства и теперь продолжим его историю. Фарфа была выстроена вновь аббатом Роффредом; в 936 г. он был убит двумя своими монахами, Камио и Гильдебрандом. Камио, знатный сабинянин, поступил в монастырь, еще будучи юным, и обучался у аббата грамматике и медицине. Свое основательное знакомство с последним искусством ученик вполне доказал, приготовив для своего благодетеля напиток, отравивший его. Получив затем от короля Гуго благодаря подаркам сан аббата, Камио вместе с Гильдебрандом стал вести распутную жизнь и через год поссорился с ним и прогнал его. Тогда Гильдебранд объявил себя аббатом в монастырских имениях марки Фермо, и в Фарфе на несколько лет воцарился раскол. И Камио, и Гильдебранд имели жен. У Камио, жившего с Лиузой, было семь дочерей и три сына, и всех их он обеспечил по-княжески. С не меньшей бесцеремонностью, под видом арендных и меновых договоров, раздавал Камио монастырские имения своим приверженцам и воинам и вел себя в Сабине как государь. Таким же точно образом хозяйничал и Гильдебранд в Фермо. Как-то раз он устроил пиршество в своей резиденции S.-Victoria и пригласил на него своих жен, сыновей, дочерей и рыцарей; когда все пировавшие были пьяны, в замке произошел пожар и истребил те бесчисленные сокровища, которые Гильдебранд похитил из Фарфы. Примеру аббатов следовали и монахи; каждый из них имел наложницу и был с нею повенчан в церкви. Монахи уже не жили более в монастырях, а размещались в виллах и являлись в Фарфу разве только по воскресеньям, чтобы с лукавой улыбкой приветствовать друг друга. Все, что было ценного в Фарфе, они расхищали; даже золотые печати на императорских дипломах исчезали и заменялись свинцовыми; священные парчовые одеяния переделывались на платья для любовниц, а церковная утварь на браслеты и серьги. И такой порядок вещей продолжался целых полстолетия. Альберик решил положить этому конец в Сабине, как только заключил мир с Гуго. Эту богатую провинцию, в которой Одону предстояло много работы, Альберик хотел подчинить Риму. Сначала Альберик послал к Фарфу монахов, чтобы они ввели там клюнийский устав; но Камио отказался принять монахов, а ночью их хотели задушить, так что они должны были бежать назад в Рим. Тогда Альберик в сопровождении войска направился сам в аббатство, прогнал Камио, поместил в монастыре клюнийцев и поручил его попечению монаха Дагобера из Кум, приказав прежним монахам вернуть все, что было ими расхищено. Это было в 947 г. Но уже через пять лет новый аббат был отравлен, и бесчинство с некоторыми перерывами стало снова царить в монастыре. Мы вернемся к нему, говоря об эпохе Отгонов.

Альберику, реформировавшему также монастырь Св. Андрея на Соракте, удалось таким образом распространить свою власть на Сабину. До сих пор эта провинция принадлежала Сполето; по-видимому, она в это время была отделена от него. Именно с 903 г. начинают упоминаться собственные управители Сабины, называвшиеся то герцогом, то графом, то маркизом. Первым управителем отмечен лангобард Ингебальд, муж Теодоранды, дочери римского консула Грациана.

4. Стефан VIII, папа, 939 г. – Альберик подавляет восстание. – Марин II, папа, 942 г. – Новая осада Рима Гуго. – Низвержение Гуго Беренгаром Иврийским. – Лотарь, король Италии. – Мир между Гуго и Альбериком. – Агапит II, папа, 946 г. – Смерть Лотаря. – Беренгар, король Италии, 950 г. – Итальянцы призывают Отгона Великого. – Альберик отказывает Отгону в посещении Рима. – Беренгар становится вассалом Отгона. – Смерть Альберика в 954 г.

В июле 939 г. Лев VII умер и на его место заступил римлянин Стефан VII; о его управлении история почти ничего не говорит, так как при Альберике папы только подписывали свое имя на буллах. По одному источнику, стоящему особняком, Стефан был изуродован в каком-то восстании и, желая скрыть это оскорбление, не показывался народу. Если это сообщение не более как сказка, оно все-таки дает нам понятие о том, в каком положении были тогда папы.

Стефан VIII был обязан своим саном Альберику; если этот папа, как предполагали впоследствии, был подвергнут жестоким истязаниям приверженцами государя и, может быть, даже по его приказанию, то надо думать, что Стефан был замешан в заговоре против Альберика. Между тем даже в том источнике, в котором говорится о восстании, Стефан не упоминается, и точно так же мы не находим его имени в числе лиц, подвергнутых Альбериком наказанию. Очевидно, что в попытках свергнуть Альберика не было недостатка в Риме. Духовенство, потерявшее свою власть, и честолюбивая знать поддавались внушениям агентов Гуго и склонялись на подкупы. Летописец Сорактский неожиданно подымает завесу, скрывающую от нас все эти события, но говорит лишь очень неопределенно о заговоре, во главе которого стояли епископы Бенедикт и Марий. В этот заговор были посвящены будто бы даже сестры Альберика, так как одна из них, по словам летописца, донесла о заговоре, после чего виновные были наказаны смертью, тюрьмой и бичеванием. Альберик властной рукой усмирил восставших духовных и вельмож; таким образом, пока он жил, ни один папа не решался добиваться светской власти, и наместники Христа бесшумно сменяли один другого на престоле Петра.

По смерти Стефана VIII в 943 г. Альберик назначил папой Марина II. Этот бледный призрак папы просуществовал три года, все время тревожно прислушиваясь к велениям своего государя, без которого он, «кроткий и миролюбивый человек, не решался сделать ни одного шагу». Столь же успешно Альберик боролся с Гуго, который не переставал добиваться императорской короны. Уже в 931 г. Гуго объявил своего юного сына Лотаря соправителем и королем Италии; в 938 г. в расчете укрепить свое положение он женился на Берте, вдове Рудольфа II Бургундского, а на дочери его Адельгейде, ставшей впоследствии знаменитой, женил сына. С византийцами Гуго также старался установить более тесную связь. Но положение его на троне Италии, несмотря на то что все более важные места епископов и графов были заняты бургундцами, было все-таки непрочно. Коварная, тираническая натура Гуго внушала ненависть к себе; ломбардская знать тяготилась им и уже не преклонялась перед его авторитетом, поколебленным неудачными походами на Рим. В 941 г. Гуго снова явился перед Римом и устроил свою главную квартиру у церкви Св. Агнессы. Возможно, что он простоял в этот раз у стен в течение всей зимы. Одон Клюнийский по-прежнему был посредником в мирных переговорах. Ни угрозами, ни силой, ни подкупающими обещаниями Гуго не удалось добиться того, чтобы ворота города были открыты ему. Римляне оставались верны Альберику, хотя и видели, что города и земли их области подвергаются опустошению. Эта безуспешность хищнических набегов Гуго и его подкупов кажется историку Лиутпранду настолько поразительной, что он не находит возможным объяснить сопротивление продажного Рима ничем другим, как только скрытым Божиим предопределением.