История города Рима в Средние века

Грегоровиус Фердинанд

Этим новым человеком в городе был Альберик; раньше с таким чисто германским именем никто в Риме еще не выдвигался вперед. О предках Альберика, которые были несомненно лангобардского происхождения, нам ничего неизвестно; возможно, что они жили в герцогстве Сполетском или в Тусции, может быть, даже в Горте. Сам Альберик появляется в 889 г. в качестве вассала под знаменами Гвидо, затем покидает его и ищет счастья у Беренгара. Своей карьерой Альберик напоминает тех авантюристов позднейшей Италии, к которым принадлежал родоначальник семейства Сфорца в Милане: он делается маркграфом – вероятно, Камерино – и уже в 897 г. носит титул маркиза. Удалось ли ему завладеть также герцогством сполетским после того, как умер последний представитель царствовавшего здесь дома, неизвестно. Ни в какую другую эпоху смелый человек не мог с такой уверенностью надеяться на то, что ему удастся выдвинуться далеко вперед, как в это время, когда было положено начало итальянским партиям, вражда которых, подобно чуме, надолго охватила всю страну. Совершенно неожиданно Альберик стал одним из самых могущественных соседей Рима и вскоре же выступил в нем действующим лицом. Среди кровавых смут, которыми сопровождалось вступление Сергия III на престол Петра, имя Альберика еще не упоминается, но в интересы партии Феофилакта опасный авантюрист уже был вовлечен. Он вступил в любовную связь с Марозией и женился на ней. Надо думать, что все это происходило еще до 915 г., и, по-видимому, этот брачный союз был устроен или Сергием III, или Иоанном X, имевшими в виду обратить таким путем опасного соседа в союзника.

С

Феофилактом и затем Альбериком для Рима наступила новая эпоха; значение имели, впрочем, не столько они сами, сколько их жены, в сетях которых Рим оставался долгое время. С историей пап, в которую, как в монастырь или храм, должны были бы иметь доступ только святые жены, не вяжутся, конечно, образы коварных и распущенных женщин. И этому темному периоду в существовании Рима дана была грубая кличка, которую некоторые писатели, движимые мелким злорадством, особенно подчеркивают; но и возмущенным католикам римская церковь того времени представлялась не больше, как «непотребным домом». Тот факт, что женщины в течение некоторого времени распоряжались папской короной и имели власть над Римом, не может быть отрицаем, и он, конечно, позорит римлян того времени; но будет уместнее отнестись к этому факту с исторической точки зрения, чем рассматривать его через увеличительное стекло морального критерия. В течение целых пяти веков история города не дала нам ни одной выдающейся женщины; со времен Плацидии и Евдоксии мы могли отметить светлые образы только Амалазунты, но и она не принадлежала Риму, да нескольких святых монахинь, подруг Иеронима, и сестру Бенедикта, влиявших на людей своим духовным содержанием За все время VII, VIII и IX веков мы не встречаем ни одной римской женщины личность которой могла бы внушить к себе хотя бы некоторый интерес, и это не должно казаться странным, так как Рим тогда был исключительно церковным городом. Когда же в начале X века на сцену неожиданно выступили некоторые знатные женщины, отличавшиеся своей красотой, властным влиянием и необычной судьбой, то это уже свидетельствовало, что общественные условия подверглись некоторым изменениям. Эти перемены заключались именно в том, что церковные начала являлись уже утратившими свою силу, а преобладающее значение оказывалось на стороне светского общества. Возвращаться к тому положению, которое занимали женщины при лицемерном дворе Каролингов, нет надобности: история похождений Вальдрады еще стоит перед нашими глазами. Этот век обнаружил глубокое нравственное падение общества. Вслед за блестящей победой, которую Николай I одержал во имя нравственного христианского принципа над животной страстью короля, государи и епископы отдались еще большему разврату. Ту же самую разнузданность мы находим в Риме и в патримониях, среди повсюду народившихся богатых магнатов духовного и светского звания. При условиях такого общественного разложения и появились те женщины, о которых идет речь, вовсе не будучи исключением; так как мы в это же время видим и других красивых и властных женщин во главе итальянских партий. Облагораживающий блеск классического образования, которое мы находим у Лукреции Борджиа, дочери одного из позднейших пап, не был чужд Феодоре и Марозии X века, которые, вероятно, не умели ни читать, ни писать; только принимая это во внимание, мы можем решить, чем были в действительности эти женщины, принадлежавшие времени глубоко варварских нравов. И мы едва ли найдем здесь больше безнравственности, чем в эпоху Екатерины в России и маркизы Помпадур во Франции, отличавшихся утонченным образованием. В Феодоре и Марозии, действовавших в тесном кругу римского общества, мы напрасно будем искать новых Мессалин; это были честолюбивые женщины с сильным умом и большой энергией, добивавшиеся власти и искавшие наслаждения. Представляя собой странное явление в истории папства, эти женщи ны лишь время от времени нарушают ее монастырскую монотонность.

3. Сарацины производят страшные опустошения. – Разрушение Фарфы. – Субиако. – Сарацинские разбойничьи земли в Кампаньи. – Иоанн X предлагает Беренгару императорскую корону. – Беренгар вступает в Рим и коронуется в начале декабря 915 г.

Иоанн X вступил на престол Петра весной 914 г. Получив сан папы по милости Феодоры и консула Феофилакта, Иоанн X тем не менее не оказался просто услужливым царедворцем, а проявил независимый и сильный характер, благодаря которому превзошел своей славой Иоанна VIII и стал первым государственным человеком своего времени,

Именно в это время гарильянские сарацины стали снова наводить на Рим трепет, Безуспешно боролись с ними Атенольф Беневентский, Ландульф Капуанский и Гваямар Салернский; страшные разбойники не переставали разорять и опустошать Кампанью, Сабину и Тусцию. На этот раз для бедствий этих провинций уже не нашлось красноречивого свидетеля, каким был раньше Иоанн VIII; тем не менее указания и жалобы на разорение римских земель мы встречаем и в грамотах Сергия III. Благодаря стенам, предусмотрительно восстановленным заботливостью прежних пап, сам Рим был в безопасности; но все то, что окружало город, представляло собою одно только пожарище, и в дипломах того времени нередко упоминаются покинутые церкви (in desertis posita или destructa), даже в непосредственном соседстве с Римом. Богатые аббатства Сабины подвергались грабежу по нескольку раз. После ломбардской Нонантулы императорский монастырь Шарфа был в то время самым красивым в Италии. Великолепную главную церковь Пресвятой Девы Марии окружали еще пять других базилик; императорский дворец и множество жилых помещений окружали монастырь. Повсюду возвышались колоннады (arcus deambulatorii), служившие монахам для прогулок, а само аббатство, как укрепленный город, было обнесено стеной с башнями. Читая в драгоценном пергаментном списке регест Фарфы, хранящийся в ватиканской библиотеке, перечень имений, замков, церквей и вилл, которыми владел этот монастырь в Сабине, в мархии Фермо и в римской области, – перечень, занимающий шесть страниц, каждая в лист убористого письма, – можно подумать, что дело идет о владениях какого-нибудь могущественного государства. Чтобы справиться со всеми этими доменами, нужно было бы иметь целую армию служащих; но необходимость в этом устранялась тем, что имения сдавались в аренду вассалам, крупным и мелким баронам Средней Италии. Совершать свои набеги на Фарфу арабские орды начали с половины IX века, а в 890 г. напали на аббатство с особенно большими силами. В течение целых семи лет аббат Петр мужественно защищал монастырь, но затем должен был признать, что для аббатства нет спасения. Сокровища монастыря были отправлены в Рим, Фермо и Риети; драгоценный киворий главного алтаря был разрушен, а колонны из оникса зарыты в землю; исполнив все это, Петр покинул аббатство. Плененные красотой зданий аббатства сарацины решили пощадить их и обратили Фарфу в свое пристанище; но хозяйничавшие тут же христианские разбойники подожгли аббатство, и с той поры в течение 30 лет оно представляло одну груду развалин.

Еще раньше погибло Субиако, на которое было совершено нападение арабами уже в 840 г. Вскоре затем восстановленное аббатом Петром I, оно снова было взято арабами. В этот раз была опустошена вся горная местность Аниена на протяжении его от ущелья Иенне и Треви до Тиволи, где река переходит в римскую Кампанью. Следы, напоминающие сарацин, еще поныне сохраняются в этой местности, заселенной некогда легендарным народом до римской эпохи. Позади Тиволи, на одной из горных скал, возвышается замок Сарацинеско, обитатели которого до сих пор отличаются и своим древним одеянием, и своими особыми нравами. Свое название замок получил от арабов IX века, сделавших из этого замка укрепленное место. По другую сторону тех же гор, среди величественной и дикой природы Сабины, стоит Цицилиано; этот замок во времена Иоанна X был также укрепленным местом сарацин. И вот, когда направлявшиеся в Рим с севера путешественники спускались с Альп, им преграждали дальнейший путь испанские мавры, с 891 г. прочно основавшиеся в Freius или Fraxinetum;

когда же этим путешественникам удавалось откупиться здесь, они, следуя по дорогам из Нарни, Риети и Непи, попадали в руки сарацин. Таким образом уже ни один пилигрим не мог более попасть в Рим, сохранив свои приношения, и такое положение дел продолжалось в течение 30 лет. Центральная власть более уже не действовала в этих провинциях, и каждый город в них, каждый замок, каждое аббатство были предоставлены своим собственным силам.

В этом ужасном положении страна нашла наконец своего защитника в лице Иоанна X, явившегося освободителем Италии. У неверных не было другого, более серьезного врага, чем папа, для которого спасти Рим значило спасти самую церковь. Иоанн помнил, чем некогда была императорская власть и как победоносно сражались с сарацинами итальянцы, объединенные Людовиком II. Видя глубокий упадок политического строя, Иоанн понимал, что с окончательным падением этого строя Рим, также погибнет или станет добычей какого-нибудь счастливого и смелого государя. И так же, как Иоанн IX, Иоанн X решил восстановить императорскую власть. Пребывавший в Провансе слепой Людовик еще носил имя императора, но это имя уже не имело никакого значения для Италии. Верхняя Италия была покорна кроткому скипетру Беренгара, и на нем, как некогда на Ламберте, были сосредоточены надежды национальной партии. Папа объявил себя сторонником этой партии; обеспечив таким образом успех своего замысла, папа решил возложить корону на Беренгара и при его помощи создать независимое итальянское государство.

Получив приглашение папы через послов, Беренгар направился в Рим в ноябре. Торжественная встреча, оказанная Беренгару, свидетельствует, что папе удалось склонить римлян в пользу своего избранника и что преобладающее влияние принадлежало итальянской партии. Неизвестный придворный поэт описал как очевидец торжественный въезд и коронование государя; это стихотворение, написанное звучным гекзаметром и стыдливо украшенное цветами поэзии Вергилия и Стация, является одиноким произведением поникшей итальянской музы того времени и напоминает нам о въезде в Рим Гонория, некогда воспетом Клавдианом. По примеру своих предшественников Беренгар, проезжая мимо Monte Mario, проследовал через Нероново поле; римская знать или сенат и городские нищие приветствовали Беренгара обычными кликами; упомянутый выше поэт отмечает, что копья, которыми была вооружена милиция, были украшены изображениями диких животных, как то: орлов, львов, волков и голов драконов. Присутствовали при встрече также корпорации (scholae); из чувства почтения к классической древности поэт отличает греков, вкладывая им в уста «хвалебный Дедалов гимн», все же другие цехи у поэта приветствуют Беренгара каждая на своем родном языке. Отмечены также явившиеся заявить свою преданность двое знатных молодых людей, одетых в белые одежды; то были Петр, брат папы, и сын консула Феофилакта. Здесь поставлены рядом папа и римский консул; первый выслал навстречу королю своего брата, второй – своего сына; таким образом папа и консул представляли как бы две власти, и наряду с папством стояла аристократия как городская власть.

Короля, ехавшего на папском иноходце, Иоанн ожидал на лестнице Св. Петра, сидя здесь на клиофедре – складном стуле. Собравшаяся толпа была так велика, что Беренгар мог лишь с трудом приблизиться к папе. После того как король присягнул быть защитником церкви и всех ее прав, двери базилики были открыты, в исповедальне было совершено обычное моление и затем король был отведен в Латеранский дворец. Коронование с должным торжеством состоялось в первых числах декабря 915 г. Папский чтец прочел манифест нового императора, подтверждавший владения римской церкви. В заключение торжества императором были сделаны подарки базилике Св. Петра, духовенству, знати и народу.

Таким образом, с нарушением прав слепого Людовика III императорская корона была в третий раз возложена на государя, хотя и германского происхождения, но принадлежавшего Италии. В стране опять появилась надежда на независимость, единство и внутренний порядок, и папа ждал от нового императора деятельной энергии.

4. Поход против сарацин. – Борьба в Сабине и Кампаньи. – Договор Иоанна X с южноитальянскими государями. – Уничтожение сарацин при Гарильяно в августе 916 г. – Возвращение папы и Альберика в Рим. – Положение Альберика. – Падение Беренгара. – Последствия этого в Риме. – Неизвестная кончина Альберика

Последствием коронования Беренгара был блестящий поход, немедленно предпринятый против сарацин. Пробужденное национальное чувство настолько воодушевило и объединило итальянцев, что они стали стекаться массами под знамя этого знаменитого крестового похода. Правда, сам император не стал во главе войска; неотложные дела потребовали присутствия Беренгара в Верхней Италии, и он направился туда после того, как между ним, нижнеитальянскими государями и византийцами состоялось соглашение действовать сообща против сарацин. Но в распоряжение папы были предоставлены войска из Тосканы, находившейся под властью маркграфа Адальберта, и отряды из Сполето и из Камерино, оба, предводительствуемые Альбериком. Таким образом, великая лига организовалась успешно; между государями Южной Италии царило единодушие, и даже византийский император, подавив свой гнев, протянул руку помощи императору римлян. Юный Константин построил флот и отдал его под командование полководца Николая Пицингли. Большая часть Калабрии и Апулии снова принадлежала грекам, называвшим эти провинции Ломбардией, и византийскому правительству было желательно вступить в Нижнюю Италию с оружием в руках. Весной 916 г. Пицингли привез герцогам Гаэты и Неаполя все еще остававшееся лестным звание патриция, убедил этих бывших друзей сарацин вступить в лигу и расположил свой флот при устье Гарильяно; южноитальянское сухопутное войско заняло позицию со стороны моря, у подножия укрепления сарацин. С материка придвигались войска, которые вел сам Иоанн X. С неутомимой энергией собрал он милицию в Риме, в Лациуме, в римской Тусции, в Сабине и во всех областях, принадлежавших церкви, и соединил ее с теми войсками, которые были присланы ему из Тосканы и Сполето. Начальниками этого соединенного войска были сенатор Феофилакт и Альберик. Ими сарацины были вытеснены из Сабины, и здесь, как и в латинской Кампаньи, произошла первая битва. Лангобарды из Риети под начальством Агипранда напали на врага у Треви, а милиция из Сутри и Непи вступила с ним в бой при Баккано; побежденные магометане принуждены были отступить к Гарильяно, куда, вероятно, их уже призывали их теснимые братья. По-видимому, Иоанн одержал победу при Тиволи и Риковаро, так как существует предание о такой победе. В Террачине Иоанн соединился с государями Нижней Италии; с ними был заключен формальный договор, так как они требовали вознаграждения за присоединение свое к лиге. Папа должен был отказаться от некоторых прав церкви на Южную Кампанью; герцог Гаэты, Иоанн, получил, кроме патримоний в Траэтто, еще герцогство Фунди. Обе эти местности с давних времен принадлежали римской церкви и управлялись ею через посредство чиновников светского звания, называвшихся графами или консулами и герцогами. Но уже Иоанн VIII ввиду тех же соображений, какими Руководился теперь Иоанн X, уступил эти земли в 872 г. Доцибилису и герцогу Гаэты Иоанну, и теперь папа Иоанн X должен был утвердить этот дар. Акт соглашения был совершен при Гарильяно в лагере союзников. Римские знатные люди, занимавшие в войске пост папских военачальников, подписали со своей стороны соответствующий диплом, и в нем перечислены их имена; первым назван Феофилакт, сенатор римский, затем следуют: герцоги Грациан, Григорий и Аустоальд (германец), примицерий Сергий, секундицерий Стефан, Сергий из Евфемии, Адриан – «отец государя – папы Стефана (VI)», примицерий дефензоров Стефан, аркарий Стефан, сакелларий Феофилакт. По приглашению папы договор был засвидетельствован подписью еще 17 других знатных людей, но они не названы по имени; точно так же подписан был договор государями и полководцами, составлявшими лигу: Николаем (Пицингли), полководцем греческой Лангобардии, Григорием, консулом Неаполя Ландульфом, императорским патрицием и герцогом Капуи, Атенольфом Беневентским, Гваямаром, государем салернским, и Иоанном и Доцибилисом, «знаменитыми» герцогами и консулами Гаэты.