История города Рима в Средние века

Грегоровиус Фердинанд

9 июня 1120 г. состоялся торжественный въезд в Рим Каликста II; несчастного, беспомощного Геласия непосредственно сменял во всем своем величии настоящий король, одетый в папское облачение. Такие контрасты могли создаваться только в одной римской церкви. Милиция встретила папу на расстоянии трех дней пути от Рима; за городом папу приветствовали дети с цветами, а у ворот города – знать, народ и духовенство. Сидя на белом иноходце, с тиарой на голове папа проследовал в Латеран по улицам, украшенным шелковыми покровами, венками и разными драгоценными вещами. Этот необычайный прием вполне приличествовал счастливому преемнику двух скромных и смиренных пап; его княжеское происхождение и богатство придавали еще более блеска его высокому духовному сану. Каликст мог быть доволен: партия Бурдина была без труда подкуплена, и знать спешила заявить новому папе свои верноподданнические чувства.

Немного времени спустя папа отправился на юг. Уже издавна существовало обыкновение, что вновь избранные папы посещали Апулию, чтобы обеспечить за собой обладание важным для них Беневентом, привести снова к присяге норманнов и, возвращаясь домой, иметь в случае нужды в своем распоряжении войско. Два месяца

папа оставался в Монте-Касино; 8 августа ему присягнул Беневент, и вскоре после того так же князья Апулии. Затем, собрав войско, папа в декабре 1120 г. вернулся в Рим и в следующем году отпраздновал Пасху с особенным торжеством. Для осады Сутри он послал кардинала Иоанна, епископа Кремаского, и вслед за ним отправился сам. Бурдин, чувствовавший себя в безнадежном положении, вел партизанскую войну и нападал на проезжающих по дорогам; когда началась осада, он мог держаться только 8 дней. Этот императорский ставленник был покинут всеми еще скорее, чем некогда Кадал. Жители Сутри выдали Бурдина 22 августа 1121 г. после первых же штурмов. Наемники Иоанна Кремаского обошлись с пленником зверски, и сам папа так же злоупотребил одержанной им бесславной победой, принудив архиепископа братского при въезде в Рим ехать впереди в шутовском наряде. Одетый в косматую козлиную шкуру, Григорий VIII был посажен лицом к хвосту на верблюда, на котором обыкновенно возили папскую кухню. В таком виде архиепископа провезли по улицам, нанося ему удары плетью и бросая в него камни, и затем заключили в Septizonium. Осужденный на вечное изгнание, антипапа содержался после того в разных замках Кампаньи, в Пассерано, в Янула, близ С. Джермано, и в монастыре Ла Кава, пока наконец здесь или в Фумоне он не умер. Так праздновались победы в средневековом Риме и таким диким насилием сопровождались его триумфальные шествия.

Падение антипапы дало возможность усмирить многих капитанов. Графы Чеккано и Сеньи (они были германского происхождения), Лано, Готфрид и Рейнальд заявили о своей покорности; когда же по приказанию Каликста замок Ченчия Франджипане был разрушен, папская власть оказалась после долгого промежутка времени восстановленной в Риме, и папа получил возможность оставаться в нем, никем не тревожимый. Благоприятные результаты, столь быстро достигнутые, произвели так же и в Германии сильное впечатление; победа, одержанная над императорским ставленником, была вместе с тем и поражением самого императора и заявленных им притязании на назначение и утверждение пап. Перед людьми того времени страшному падению Григория VIII было придано такое же значение, какое некогда имело падение Симона Волхва, и это событие ускорило прекращение спора об инвеституре.

Чтобы умиротворить возмущенную империю, Генрих, помня судьбу отца, решил наконец уступить; в свою очередь Каликст, человек с более широкими взглядами, чем его предшественники, которые не шли дальше монашеской точки зрения, был так же склонен к примирению. Основания, на которых мог быть заключен мир между империей и церковью, были выяснены на немецких сеймах, созванных для совещаний между князьями и кардиналами-легатами Ламбертом Остийским, Григорием и Сассо. Так же, как и раньше при Пасхалии, были составлены два договора: король должен был отказаться от права на инвеституру кольцом и посохом, признать за Церковью свободу выборов и посвящения епископов и восстановить все владения римской церкви. Со своей стороны папа соглашался на то, чтобы избрание епископа Германской империи происходило в присутствии императорских послов, и признал за императором в пределах Германии право на инвеституру скипетром, как знаком пожалования леном; за пределами Германии сначала должно было происходить посвящение избранного лица, и только после этого в течение 6 месяцев это лицо могло быть пожаловано скипетром. Победа, одержанная церковью, была, по существу, гораздо значительнее выгод, приобретенных государством: последнему пришлось признать за церковью важнейшее для нее право на свободу выборов; между тем церковь отказывалась только от вмешательства в вассальные отношения епископов к светской власти. Церковь сохраняла за собой право возведения епископов в их духовный сан, а императору предоставлялось право наделять тех же лиц, стоящих к нему в вассальных отношениях, властью владетельных князей или феодалов.

Когда оба эти документа, проникнутые беспристрастием, были прочитаны 23 сентября 1122 г. в Вормсе среди бесчисленного множества народа и затем кардинал Ламберт торжественно присоединил к церкви сына несчастного Генриха IV, чувство великой радости охватило всех присутствующих: нанесенные смертоносной борьбой раны теперь исцелялись, и на всей земле, обреченной этой борьбой на разорение, водворялся мир. Спор из-за инвеституры продолжался в течение полустолетия; он сопровождался для Германии (а так же и для Италии) такими же бедствиями, как и 30-летняя война, и цвет поколения того времени был погублен им. Эти два скрепленные печатью пергамента, как результат долгой убийственной борьбы, не дают ли право сатирику, остановив на них внимание всего мира, отнестись с презрением к человечеству? Какое-то безумное ослепление заставляло людей целых полвека блуждать и впадать в самые ужасные ошибки, и уже только после всех тягостных испытаний вернуться к тому, с чего надо было начать и что, по-видимому, так легко приводило к разрешению мучительных вопросов. Неужели нужно было пролить столько крови, чтобы заменить кольцо и посох скипетром и открыть ту истину, что государство и церковь должны ведать каждое свои дела? Не подлежит сомнению печальная действительность того, что человечество отвоевывает себе свое медленное движение вперед, переживая потрясения и ужасы войны, и что приобретения целых веков достаются ему лишь в виде малых долей человеческого космоса. Но результаты борьбы из-за инвеституры заключались не в одних только вормских пергаментах. В каждой великой мировой борьбе ее первоначальный объект постепенно ускользает из глаз и уступает место иной задаче, стоящей на более высокой ступени духовного существования. Как борьба двух начал, служащих проявлением духа в истории человечества, этот великий средневековый спор заставил Европу пережить

такое потрясение, какое она редко переживала, достигая подобных же благотворных последствий. Силой тех противоречий, которые были им выдвинуты, и благодаря той страстности, с которой отнеслись к нему все классы населения, этот спор освободил людей от односторонности и ограниченности варварского века, положил конец этому веку и вместе с крестовыми походами явился началом эпохи новой культуры. Во время этой именно борьбы произошло пробуждение философской и еретически протестующей мысли, возродились интерес к изучению римского права и любовь к классической древности, наступил расцвет республиканской свободы в городских общинах, и гражданское общество перешло к более независимым и более мягким человеческим формам общежития. Поэтому образы Генриха IV и Григория VII, трагических героев этой не всегда достопамятной борьбы двух начал, так же, как и образы Генриха V и Каликста И, которым удалось завершить ее миром, занимают в анналах истории такое выдающееся положение.

Заключенный мир Каликст решил утвердить на первом же Вселенском собору происходившем в Латеране в марте 1123 г. Такого многолюдного собрания не было в Риме уже несколько столетий. Собор удостоверил победу церкви и завершил проведение григорианской реформы. Достигнув независимости от императорской власти, как своего права, папство на твердой основе этой независимости, признанной Европой, получало отныне возможность развить свою духовную власть до степени всемирного могущества. Но мир, заключенный в Вормсе между государством и церковью, впервые признавшими друг в друге свое мировое значение, как двух основных сил, действующих в истории, был в действительности только перемирием, о чем в то время едва ли кто-нибудь догадывался. Занимая престол св. Петра, папы уже несколько веков не пользовались таким спокойствием, как Каликст. Он достиг этого благодаря столько же своему уму, сколько и своей энергии. Ландрафы и город покорились тому, кто сумел всех примирить; вражда партий прекратилась, и пока Каликст был жив, на разоренных улицах Рима не было слышно криков вступающих в борьбу противников. В это счастливое время папа мог даже позаботиться о благосостоянии города; после долгого периода полного бездействия в этом отношении мы снова встречаем указания на то, что водопроводы и городские стены исправлялись, что церкви строились и украшались. Ко времени окончания борьбы за инвеституру состояние Рима было довольно жалкое; половина города была в развалинах; поруганные храмы мира с превращением их в укрепленные замки подвергались осаде и разрушению. На соборе Каликст вынужден был объявить, что он строго запрещает обращать церкви в укрепления; он запретил так же светским лицам похищать с алтарей дарственные приношения и объявил, что виновные в причинении обид римским паломникам будут отлучаемы от церкви. В базилике Св. Петра, как надо полагать было отслужено Каликстом торжественное богослужение, чтобы очистить ее от недавнего осквернения; затем он сделал пожертвования на украшения базилики, покрыл в ней пол плитой, восстановил главный алтарь и одарил базилику землей.

Латеран со времени Гюискара представлял такие же развалины. После Льва IV едва ли кто-нибудь из пап возводил в этом дворце постройки, и возобновление его началось только с Каликста И. Он построил здесь часовню, посвященную св. Николаю Мирликийскому, и в абсиде ее приказал написать красками изображения своих знаменитых предшественников – борцов, начиная с Александра II. Эта часовня могла служить памятником всех тех пап, которые вели великую борьбу с имперской властью. Помимо того, торжество церкви было увековечено еще в новом аудиенц-зале Латерана, где по приказанию Каликста были написаны изображения его самого, Геласия, Пасхалия, Урбана, Виктора III, Григория VII и Александра II, а под ними, служа как бы скамьей для их ног, – изображения антипап. Каждое изображение было пояснено стихами, довольно посредственными; на стене было написано так же содержание Вормского конкордата.

Такой великой темы, как 50-летняя борьба и ее прекращение, искусство не имело в своем распоряжении в продолжение многих веков; но подобная задача была в го время еще совершенно не под силу живописи, которая до Джотто едва ли пускала даже свои первые ростки. Поэтому вышеназванная хвастливая картина могла свидетельствовать только о варварстве той эпохи, когда грубое воспроизведение величайших дел церкви могло доставлять папам наслаждение. К сожалению, эти исторические памятники папства и искусства погибли в XVII и XVIII веках.

Не менее благосклонной к Каликсту была судьба и тогда, когда послала ему смерть вслед за одержанной им победой; он умер в Латеране 13 декабря 1124 г. от римской лихорадки. Тело Каликста II, виновника мира, погребено, как и подобало, рядом с телом Пасхалия II, жертвы борьбы. Через пять месяцев после того умер Генрих V и так же был погребен рядом со своим злополучным отцом.

4. Избирательная борьба. – Фамилия Франджипани. – Гонорий II, папа. – Смерть Генриха V. – Папа признает Лотаря германским королем. – Восстание Гогенштауфенов. – Рожер Сицилийский овладевает Апулией. – Он принуждает Гонория признать за ним права ленного владения. – Смерть Гонория II

Предстоявшие выборы грозили снова вызвать в Риме раздоры, так как Франджипани добивались теперь избрания в папы кардинала из числа сторонников императора. После Вормского конкордата такой выбор не представлял ничего невероятного и был бы даже вполне естественным. Но поведение Франджипани дает нам вместе с тем возможность судить так же о положении дел в Риме: мы видим, что значение, которым пользовались в городе эти непокорные нобили, нисколько не было ослаблено ни их прежними насилиями, ни тем усмирением, которому они были подвергнуты Каликстом. Не имея власти изгонять подобных нобилей, папы время от времени вели с ними войну, разрушали их замки и затем снова заключали с ними мирные договоры. Вражда, которую чувствовал какой-нибудь папа к своим противникам, совершившим над ним насилие, для преемников этого папы не имела никакого значения в избирательной борьбе. Такое положение вещей вполне объясняется быстрой сменой пап, из которых каждый следовал своей собственной политике, и затем необходимостью для них привлекать на свою сторону городскую родовую знать.