История Греции
Шрифт:
Это расширение международного значения Афин, ввоз хлеба и переход к трудоемким культурам оливы и винограда коренным образом изменили внутренние отношения в Афинах. При замкнутом натуральном хозяйстве крупному землевладельцу часто некуда было сбывать свои излишки; он сплошь и рядом тратил их на дела благотворительности, щедро помогал своим бедным сородичам, чтобы добиться популярности, увеличить свою клиентелу и усилить свою власть. Теперь новая мода требует, чтобы знатный и богатый человек носил одежду из привозной материи, убирал свое жилище ввозными предметами роскоши и т. д. Афинские аристократы вкладывают все свои излишки в большие торговые операции; часто им нужно было даже больше денег, чем они могли получить со своих земельных участков. С другой стороны, и крестьянин переходит теперь от хлебных злаков к более выгодной культуре винограда и оливы. Он нуждается в оборотном капитале, так как виноградная лоза и олива приносят плоды только через несколько лет после посадки. Он обращается к богатому соседу-аристократу, но тот согласен теперь давать деньги только под хороший процент и надежное обеспечение, так как ему необходимо как можно больше денег для покупки предметов роскоши или для участия в морской торговле. Единственным ценным достоянием крестьянина была его земля, но земля эта, как мы видели, была родовой собственностью и не могла быть отчуждаема. Однако землевладельцы-ростовщики придумали следующую уловку: они давали крестьянину деньги под залог земли [119] и на заложенном участке ставили столб с обозначением имени заимодавца. Если крестьянин не уплачивал долга с процентами в срок (а это бывало очень часто), то кредитор-землевладелец отбирал дом, весь инвентарь и другую движимость, а фактически и землю,
119
«Родовой строй абсолютно несовместим с денежным хозяйством; разорение мелких крестьян Аттики совпало с ослаблением охранявших их старых родовых уз. Долговая расписка и закладная на землю (ибо афиняне изобрели уже и ипотеку) не считались ни с родом, ни с фратрией». (Энгельс Ф. Происхождение семьи...//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 111).
120
Некоторые авторы позднейшей эпохи, по-видимому, считали невероятной такую жестокость, и поэтому толковали слово «шестидольщики» в том смысле, что эти крестьяне отдавали одну шестую часть землевладельцу.
Но такие условия аренды были бы с точки зрения античных взглядов совершенно исключительно выгодными для производителя, а все тексты единогласно свидетельствуют об ужасающей эксплуатации крестьянства.
Разумеется, нельзя представить себе, что все сословие «гектеморов» возникло из неисправных должников: здесь могла иметь место и «добровольная» отдача себя под власть сильного аристократа (клиентела), и психологический шантаж, и даже прямое физическое принуждение.
Надо думать, что семена для посева давал шестидольщику хозяин; иначе при скудном аттическом урожае крестьянину бы вовсе ничего не оставалось на пропитание. Но и в этом случае крестьянину хватало только на жизнь впроголодь, и положение его было ужасным, мало чем отличающимся от положения раба. Древние источники, употребляющие слово «раб» в очень широком смысле, даже прямо называют шестидольщиков рабами. [121] Если теперь шестидольщику не хватало его урожая и он принужден был взять у хозяина новый заем, то он брал его уже не под залог земли, а под залог собственного тела и тела своих детей: если он не уплачивал новой ссуды в срок, то хозяин мог продать в рабство за границу и его самого и его семью (владеть рабами из числа свободных афинских граждан внутри самой Аттики считалось, по-видимому, безнравственным). В результате этих сделок значительная часть земли оказалась в руках немногих богатых землевладельцев; положение разорившегося мелкого крестьянства стало совершенно невыносимым. Среди крестьян начинается брожение; они требуют нового передела земли и признания недействительными процентных долгов.
121
Таким образом в Афинах возникало примитивное рабство древневосточного типа, основным источником которого была долговая кабала и продажа в рабство детей.
Такой же процесс имел место и в ряде других государств. В земледельческих государствах, на Крите, в Спарте и Фессалии, он привел к настоящему закрепощению беднейшего крестьянства, положение которого мало чем отличалось от положения рабов (илоты и пенесты); в торговых государствах, где утверждалась демократическая диктатура — так называемая Тирания, кабальные отношения были отменены, а в Мегаре, соседнем с Афинами государстве, как мы видели, ростовщики даже были сурово наказаны. Афины должны были пойти или по тому, или по другому пути, но можно уже заранее предвидеть, что Афины пойдут по пути других торговых государств, так как и здесь все большее влияние приобретал торговый класс, совершенно не заинтересованный в эксплуатации крестьян, но зато чрезвычайно заинтересованный в ущемлении землевладельческой аристократии, держащей в своих руках всю политическую власть.
Как и в других государствах, первым шагом для успокоения народного волнения была запись законов, которые до этого времени передавались аристократическими судьями в виде устной традиции. Такая запись, с одной стороны, гарантировала народные массы от бесконтрольного произвола аристократических судей; с другой стороны, эти законодатели, даже если они желали записать нормы, действующие с незапамятных времен, невольно должны были считаться с изменениями в правовой психике, обычаях и толковании законов, происшедшими к их времени.
Драконт составил в 621 г. свод уголовных законов. Из этих законов до нас дошли только законы о непредумышленном убийстве, действовавшие в Афинах вплоть до III в. [122] Законы о предумышленном убийстве не дошли, так как либо эти случаи до Солона вовсе не входили в компетенцию государственных учреждений и разрешались сородичами (кровавая месть), либо они были заменены впоследствии соответствующими законами Солона. Не дошли до нас и законы о других преступлениях (например, о воровстве), но нам известно, что эти законы, подобно другим древнейшим законам, были чрезвычайно суровы, и что смертная казнь применялась здесь очень широко.
122
По постановлению афинского правительства, в 409 г. были снова начертаны на камне законы Драконта о непредумышленном убийстве, так как доски со старыми законами, имевшие более чем двухсотлетнюю давность, пришли в полную ветхость; эта надпись (в поврежденном виде) дошла до нас. Кроме того, эти законы сохранились в рукописях речей Демосфена.
Французский историк Глотц, чрезвычайно преувеличивающий значение отдельных великих людей в истории, видит в этом законодательстве большую личную заслугу Драконта. Действительно, по законодательству Драконта, кровавая месть между родами в случае непредумышленного убийства запрещена. Ближайшие родственники убитого обязаны возбудить перед государственным судом дело против убийц. Однако в этом невозможно видеть личную заслугу Драконта. В эпоху расширяющихся торговых сделок, трудно представить себе, что случайное, непредумышленное убийство могло повлечь за собой последовательное убийство всех членов враждующих родов или по крайней мере одного из враждующих родов, тогда как просто было искупить грех уплатой крупной денежной виры. И действительно, из законов Драконта мы видим, что «сострадание» (aidesis), т. е. принятие денежного выкупа за прекращение кровавой мести, было в ту эпоху господствующим обычаем. Драконт, наоборот, борется с этим обычаем, считая его безнравственным: он допускает принятие виры только в том случае, если все родственники единогласно согласятся на это. Если есть хоть один возражающий против принятия виры, то дело передается в государственный суд.
Дела по обвинению в умышленном убийстве разбирал ареопаг, а дела о неумышленном — особые судьи, эфеты.
Эти судьи в числе 51 человека выбирались еще в IV в. исключительно из знати. В зависимости от характера преступления они судили в различных помещениях. В Палладионе они судили по делам о непредумышленном убийстве и о покушении на убийство. Виновные в этих преступлениях изгонялись на некоторое время из Аттики, но имущество их не конфисковалось. В Дельфинионе они судили по делам о «справедливом убийстве», т. е. об убийстве злодея, присужденного к смертной казни и скрывающегося от правосудия, об убийстве в целях самообороны, об убийстве грабителя, об убийстве любовника жены, о нечаянном убийстве во время состязаний. Обвиненные в таком убийстве присуждались только к совершению религиозных обрядов. Оба эти судилища, как и судилище на ареопаге, происходили под открытым небом, так как считалось большим грехом находиться под одной кровлей с убийцей. Наконец, в Фреатто, у моря, на границе Аттики, эфеты судили тех, кто, находясь в изгнании за убийство, обвинялись в совершении там нового убийства. Эти люди не могли ступить на аттическую почву и потому должны были оправдываться с лодки. Если обвинение подтверждалось, то их временное изгнание превращалось в пожизненное. Но наиболее интересен самый древний суд, в Пританее. Здесь судили, как в глубочайшую старину, царь и цари фил — филобасилеи. Судили они животных, камни и металлические орудия (ножи, топоры, мечи) по обвинению в убийстве. Если вина была доказана, то животное
Из всех этих примеров мы видим, что основной целью процессов об убийстве не была общественная безопасность; в основу здесь положены религиозно-мистические соображения. По представлению греков, души убитых незримо блуждают среди ближайших родственников и среди других сограждан; они садятся им на шею и душат их, насылают на город чуму и другие несчастья до тех пор, пока убийство не будет отомщено и души убитых не найдут успокоения в могилах. Поэтому государство заинтересовано в том, чтобы во что бы то ни стало разыскать виновника, наказать и удалить его из страны, хотя бы это были топор или копье. Эти же суеверные соображения сыграли большую роль и в разобранном выше процессе Алкмеонидов. [123]
123
В «Афинской политии» Аристотеля Драконту приписывается еще составление новой политической конституции Афин, которая излагается довольно подробно в IV главе этой книги. Эта конституция явилась совершенной неожиданностью для всех исследователей, когда в 1891 г. «Афинская полития» была найдена, так как тот же Аристотель в ранее уже известном его сочинении «Политика» говорил: «Драконту принадлежат законы, но он их составил для существовавшей уже конституции. Ничего особенного, что заслуживало бы упоминания, в этих законах нет, разве что суровость их вследствие величины наказания». Помимо этого противоречия, в приводимой Аристотелем конституции Драконта есть целый ряд черт, совершенно немыслимых для VII в. В основу деления на имущественные классы здесь положен не натуральный, а денежный ценз, тогда как еще в законах Солона установлен ценз натуральный. Чтоб быть избранным архонтом или государственным казначеем, необходимо иметь очень небольшое имущество, стоящее 10 мин, а чтобы быть избранным стратегом, надо иметь имущество в 100 мин. Между тем в VII в. стратегов или вовсе не было, или они не играли никакой роли, тогда как архонты были высшими правителями государства. Стратеги впервые засвидетельствованы в наших источниках при Клисфене, и еще в 490 г. в Марафонской битве они подчинены архонту-полемарху. Только с середины V в. они становятся правительством афинского государства; в так называемой конституции Драконта порядок, существовавший в V в., некритически переносится в VII в. На прочие должности по этой конституции могут избираться все граждане, имеющие тяжелое вооружение, тогда как еще по законам Солона на государственные должности могли выбираться только аристократы. Далее, все должностные лица выбираются только по жребию, тогда как жребий при выборе архонта был введен в Афинах только в 487 г. Наконец, совет 401, избираемый из всех граждан, нечто совершенно невероятное для VII в. Столь же невероятен для этого времени штраф для граждан, пропускающих заседания совета или народного собрания: по сообщению «Политики» Аристотеля, это уловка, характерная для олигархов конца V и начала IV в.
Поэтому исследователи единогласно пришли к выводу, что «Конституция Драконта» выдумка олигархов конца V в., проецирующих для большей убедительности в VII в. свои чаяния и пожелания. Аналогичных примеров можно привести много: например, уже разобранную конституцию Тезея, повесть о детстве Кира Старшего (Киропедию) Ксенофонта и т. д.
Таким образом, государственный строй Афин к VIII—VII вв. стал чисто аристократическим, а от старинной военной демократии остались только пережитки. Одним из наиболее устойчивых пережитков военной демократии было, как и во всех греческих государствах, народное собрание.
В Афинах народные суды (дикастерии) сохранили до середины V в. архаическое название «гелиэя фесмофетов».
Гелиэя — это старинное название народного собрания в различных греческих государствах. Будучи созвано архонтом и под его председательством, оно называлось «гелиэей архонта» и занималось политическими делами; созванное басилеем и под его председательством — религиозными делами («гелиэя басилея»); под председательством полемарха — военными делами («гелиэя полемарха»); наконец, гелиэя фесмофетов под председательством фесмофетов занималась судебными делами. Гелиэя ко времени Солона почти потеряла какое бы то ни было реальное значение; ее вытеснила «экклесия» — собрание вызванных (архонтами) лиц из числа знати или более зажиточных людей. Описывая положение, бывшее до него, Солон противопоставляет «демосу», горожанам, участвующим в народном собрании, «бедняков». Очевидно, в его время фактически созывался для обсуждения государственных вопросов только один вид народного собрания — экклесия, в котором бедняки и простые люди не могли участвовать. «Гелиэя фесмофетов» превратилась теперь в простое «окружение», в людей, присутствующих на суде шести фесмофетов, в Umstand, употребляя выражение Энгельса, заимствованное из быта древних германцев.
2. СОЛОН И НАЧАЛО РЕВОЛЮЦИИ В АФИНАХ
Мы уже видели, что широко применявшиеся в Аттике захват крестьянской земли и отдача денег под проценты были даже юридически незаконными. [124] Закабаленные крестьяне роптали и жили мечтой о перевороте; им было хорошо известно, что в соседних государствах — Мегарах, Коринфе, Сикионе — такие крестьянские восстания уже произошли и кончились полной удачей — учреждением диктатуры демократических масс в форме так называемой тирании. Вдобавок, замечание Аристотеля, что вся земля в это время была в руках немногих лиц, представляет собой несомненное преувеличение. С одной стороны, существовали зажиточные крестьяне, которые впоследствии составили основное ядро класса зевгитов, с другой — в горной Диакрии сохранилось еще свободное бедное крестьянство, да и в других местах Аттики было, вероятно, немало крестьян, которым еще только предстояло попасть в положение гектеморов; именно эти группы были застрельщиками революционного движения.
124
«...Старый родовой строй не знал ни денег, ни ссуды, ни денежных долгов. Поэтому в результате все шире распространявшегося денежного владычества знати было выработано также новое обычное право для того, чтобы обеспечить кредитора против должника, чтобы освятить эксплуатацию мелких крестьян владельцами денег». (Энгельс Ф. Происхождение семьи...//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 111).
Дело дошло до вооруженной борьбы между партиями; обе партии стояли друг против друга лагерем. Крестьяне требовали уничтожения долгов и передела всей земли с предоставлением всем гражданам равных участков (chreon apokope и ges anadasmos).
При таком положении вещей в 594 г. и был выбран архонтом Солон, принадлежавший к одному из лучших аристократических родов: его считали потомком древних афинских царей. Но он не был очень богат и для увеличения своего состояния принужден был отправиться в торговые путешествия в Ионию и ряд других мест. Это расширило его кругозор и дало возможность познакомиться с политическим устройством других государств, в которых уже произошли демократические перевороты. Солон был одним из знаменитейших поэтов VI в. и древнейшим в Афинах, и в своих стихах описывал не только свои личные переживания, но и политическую борьбу в его родном городе. Принадлежа к той группе землевладельцев, главным источником существования которой были торговые операции, он, как и вся его группа, не был заинтересован в эксплуатации крестьянства. Но, с другой стороны, будучи прирожденным аристократом, он с детства впитал в себя все предрассудки своего класса и поэтому вовсе не был склонен лишать землевладельческую знать ее первенствующего положения в государстве. Этой знати, прекрасно вооруженной и имеющей за собой большие массы слепо преданных клиентов, разумеется не трудно было бы справиться с движением темных забитых крестьян, как справились с ними землевладельцы в Спарте и Фессалии. Но, в отличие от этих государств, в Афинах вырос для аристократии новый враг — демиурги, крупные ремесленники, разбогатевшие на массовом производстве и вывозе аттических изделий. С ними были теснейшим образом связаны экономическими интересами торговцы, вывозившие по морю их продукты. Морской торговлей занимались в это время не столько разбогатевшие удачники из простонародья, сколько одна из групп аристократов, к которой принадлежал и Солон. Они ввозили в Аттику хлеб и тем самым обесценивали хлеб, производимый землевладельцами: таким образом, создавался антагонизм между двумя группами аристократов. Эти вновь образовавшиеся группы до известного предела поддерживали начавшееся движение, так как оно ослабляло их противников. Таким образом, раскол проник в среду самой аристократии. Аристократии старого типа грозили изоляция и верная гибель в случае непринятия своевременных мер самозащиты. Примеры Сикиона, Коринфа и соседней Мегары были налицо. Только своевременное удовлетворение требований крестьянства, основанных на вековой традиции, могло спасти аристократию от гибели. Несомненно, более дальновидные из среды самих землевладельцев поддерживали Солона.