История инквизиции
Шрифт:
Вообще благодаря заботам императора в обоих полушариях не было места, подвластного испанской державе, где бы не блестело зловещее пламя костров и где бы не слышно было, как шипит и лопается на огне живое человеческое мясо.
Филипп II заслуживает почетное место в галерее чудовищ, которых дала миру монархия.
Если бы при нем не существовало инквизиции, то он бы ее выдумал; теперь же ему пришлось ограничиться поощрением инквизиции к еще большей энергии изданием многочисленных указов,
Первый указ имел целью еще увеличить число доносчиков, обещая в их пользу четвертую часть имущества обвиняемого, — если он будет осужден.
Второй указ карал смертью всех продавцов, покупателей и просто читателей запрещенных книг.
Легко понять, каковы были неизбежные последствия подобных распоряжений среди народа, настолько деморализованного, что он смотрел на ауто-да-фе как на праздник, и был уверен, что получит милость неба и заслужит награду у Бога, если будет доносить на всякого, кто проявляет независимость мысли или успевает в науках.
Но теперь рядом с фанатизмом и алчностью судей встала жадность самих граждан, которым для легкого обогащения только стоило донести на своих врагов или на своих кредиторов, в полной уверенности, что всякий оговоренный уже являлся осужденным в глазах инквизиции.
Инквизиторы, увлекшиеся на минуту посыпавшимися на них милостями, попытались даже устроить себе особую армию, независимую от королевской власти, путем создания особого военного ордена св. Марии Белого Меча, члены коего были бы подчинены исключительно великому инквизитору.
Но Филипп II понял, что таким образом он сам создаст над собою хозяев, и на этот раз соображения авторитета власти оказались сильнее его фанатизма, — он отказался утвердить этот орден.
Тем временем преследования еретиков расширялись с каждым днем. Король и папа соперничали в стремлении облегчить для Сант-Оффицио снабжение человеческим мясом бесчисленных костров инквизиции.
Мы уже знакомы с указом Филиппа II о доносчиках.
Павел IV, в свою очередь, разрешил Вальдесу передавать светскому суду для сожжения всех лютеран, не возвратившихся к ереси и исповедовавших истинную веру.
Таким образом, осужденный, даже если он искренно вернулся в лоно церкви, не мог избежать смерти.
Вторая папская булла отменяла все данные ранее разрешения на чтение запрещенных книг.
Духовникам вменялось в обязанность заставлять кающихся говорить, не знают ли они кого-нибудь, у кого есть запрещенные книги и кто их распространяет.
Если священнику делалось противно это насилие над совестью, он сам наказывался, как виновный.
Ясно какое распространение получили благодаря этому доносы, и как удачно эта булла содействовала увеличению числа ауто-да-фе.
Мы не будем здесь останавливаться на преследовании протестантов, что составляло главную задачу Вальдеса, так как все это уже детально
Злоупотребление пыткой в эту эпоху зашло так далеко, что сами инквизиторы признавались, что она ведет к ложным признаниям, так что на смерть посылается столько же невинных, сколько виновных.
Но эти ужасающие последствия нисколько их не пугали, так как по их мнению лучше было погубить сто безупречных католиков, чем выпустить живым одного еретика.
Соображение это, с их точки зрения, было совершенно логично.
Если правоверный католик будет неправильно осужден и принесен в жертву, то что же будет?
Он пойдет в рай.
Его смерть, следовательно, по учению церкви является для него освобождением потому, что земля есть не более чем юдоль слез, а земная жизнь есть только испытание.
Наоборот, если еретик ускользнет от суда, то следует опасаться, что своею проповедью он сможет совратить с пути истинного немало правоверных сынов церкви и, закрыв им таким образом доступ на небо, лишит их участия в вечной жизни, то есть, единственной, действительной, настоящей жизни.
Таким образом, с точки зрения католического христианства, человечество должно безжалостно допускать косить добрую траву, чтобы уничтожить плевелы. На небе господь разберет, кто прав, кто виноват.
Поэтому становится ясным, каким образом люди с подобными верованиями могли в течение веков стоять по горло в человеческой крови, приносить с собой истязание и отчаяние всем народам, разбивать все семейные узы, подвергать самым бесчеловечным пыткам тысячи несчастных жертв и не испытывать при этом не только ни малейшего угрызения совести, но даже ни на минуту не сомневаться в своей правоте.
Евангелие в толковании католической церкви изменило все веления человеческой морали.
При таких условиях, само собою разумеется, что довольно было самого ничтожного повода, чтобы навлечь на себя громы священного трибунала инквизиции.
Однако какого-нибудь слова, сказанного под сердитую руку, одного крика от боли, одной шутки иногда было для этого совершенно достаточно.
Некто Вильгельм Франко из Севильи, известный своей честностью и саркастическим умом, был женат. Какой-то священник прельстил его жену и вступил с нею в совершенно открытую связь.
Франко, после ряда бесплодных попыток положить конец этой связи, жаловался своим друзьям и однажды в обществе, когда речь зашла о чистилище, сказал: «Для меня лично достаточно и того чистилища, которое я имею в обществе своей супруги, и другого для меня не нужно».
Эта фраза, сообщенная инквизиторам, решила его судьбу. Он был арестован по подозрению в лютеранстве и приговорен к пожизненному заключению в тюрьме… Это наказание, конечно, вполне устроило дела его жены и священника, ее любовника.