История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен
Шрифт:
Саффар достиг теперь вершины своего могущества. Он был признанный, неоспоримый властитель всех стран между Оксусом, Индусом и океаном вплоть до великой персидской пустыни, включая сюда и Кирман, то есть он владел, в общем, почти половиной всего халифского государства.
Счастье – необходимое условие даже для самого могучего военного героя: со взятием Нишапура настал для Саффара тот момент, когда непостоянная богиня удачи повернулась к нему спиной. При осаде Хорасана Абдулла ас-Седжези снова спасся бегством, но Саффар решил во что бы то ни стало овладеть им не только из одного упрямства, но также и для того, чтобы напугать всех тех, которым пример мятежника показался бы достойным подражания. Преследуемый Абдулла искал убежища у Алида Хасана, владения которого, охватившие в ту пору уже весь Джурджань, Табаристан, Дейлем, Казвин и Рей, и без того грозили ему опасным столкновением с довольно-таки бесцеремонным пограничным соседом. На требование, предъявленное Саффаром, Хасан отказался выдать ему Абдуллу, что, конечно, оказалось достаточно веской причиной для могучего полководца, чтобы тотчас же нагрянуть на Джурджань и Табаристан. Но этим двум местностям, которые и по настоящее время доставляют немало хлопот всем владыкам Персии, суждено было положить предел удачам Саффара, подобно тому как они же были причиной гибели Тахиридов. Сначала и тут Саффар сломил всякое сопротивление, но в непроходимых ущельях Дейлема, в которые он дерзнул идти вслед за врагами, он потерял 40 тысяч человек. Наконец в 260 (874) г. он добился хоть того, что бежавший между тем в Рей Абдулла попался ему в руки. Саффар казнил его, но ему не удалось помешать изгнанному Хасану в 261 (875) г. снова укрепиться в Табаристане. Разные обстоятельства были причиной того, что в это время Саффар сделал нападение на Фарс, где Мухаммед
Непреклонный, пока возле хлеба и лука лежал еще и его победный меч, Саффар продолжал борьбу; но дальновидная политика правителя недаром всюду за его спиной восстанавливала против него врагов. Еще в 261 (875) г. в Хорасане вспыхнуло восстание, вызванное сторонниками павших Тахиридов, и Хусейн, более мужественный брат Мухаммеда ибн Тахира, сумел успешно разжечь это восстание. Одновременно Саманид Насер ибн Ахмед был непосредственно из Багдада утвержден в звании наместника Самарканда, чем для будущих времен на северо-восточной границе владений Саффаридов была создана могучая, соперничавшая с ними область. Правда, понадобилось более десяти лет на то, чтобы Насер уладил различные внутренние затруднения, в особенности же достаточно неприязненные отношения к одному из своих братьев, живших в Бухаре. Но дружественный союз Саманидов с мятежниками в Хорасане, вследствие которого Саманиды заручились прикрытиями и защитой с тыла, был заключен уже Насером давно и имел величайшее значение в борьбе с Саффаром. Также и в Хорасане борьба эта велась из разных мест. Каждый военачальник, имевший под командой тысячу-другую солдат, мог воспользоваться удобным случаем и, прикрываясь именем Тахирида или халифа, провозгласить себя повелителем какой-нибудь местности и затем вести оттуда войну против других своих конкурентов. К этим подражателям старого Саффара, которых постоянно набиралось трое или четверо, воевавших друг с другом, – приходится еще причислить и повелителя Табаристана – Алида Хасана, а позже, после смерти его (270 = 884 г.), его брата Мухаммеда, которые, и тот и другой, имели дело то с одним, то с другим в облике друзей или врагов.
Мы отказываемся передавать во всех подробностях эту войну всех против всех. Когда бывший медник, честолюбие которого перевернуло все вверх дном в столь счастливой до него стране, все еще занятый новыми планами против халифата, наконец, вследствие болезни, окончил беспокойную свою жизнь в 265 (875) г. в Джундишапуре, общее смятение достигло высшей степени, так что и тогда уже казалось почти немыслимым вообще положить ему конец. Несмотря на это, Амр ибн аль-Лейс, брат и наследник Саффара, не потерял мужества. По дошедшим до нас сведениям, этот человек обладал выдающимся дарованием государственного деятеля и умением ловко обращаться с людьми. Когда брат его возвысился до звания полководца, Амр отказался от своего ремесла – отдачи внаем ослов, – чтобы вместе с другим своим братом Али, третьим сыном Лейса, принять участие в неожиданном величии, выпавшем на долю их рода. Быть может, чувство ревности старшего брата к младшему помешало Амру еще при жизни Саффара играть более выдающуюся роль, подобно тому как позже сам он тоже не поддерживал хороших отношений с третьим братом – Али. Во всяком случае, нужно отдать ему справедливость, что он при самых трудных условиях мужественно продержался двадцать три года и несколько раз восстанавливал, по крайней мере временно, бывшее государство своего брата. После того как войско признало его повелителем, он выкинул прежде всего очень умную штуку: торжественно подчинившись правителю государства Муваффаку, он этим обеспечил за собой назначение на должность наместника в Хорасане, Синде, Седжестане, Кирмане, Исфахане и Фарсе. По крайней мере в первое время он не имел большого значения в Фарсе, но с восточной стороны, после битв с переменной удачей, он все же укрепился, сумев ловко восстановить друг против друга разных мятежников. Даже более – одного из них он успел склонить на свою сторону. Таким образом, у него были совсем не дурные карты в руках, в особенности когда он в 268 (881/82) г. подчинил себе еще и Фарс и часть Хузистана. Но в 270 (883) г. у Муваффака после уничтожения зинджей развязались руки, и теперь медаль повернулась своей обратной стороной.
Амру поставили требование очистить Фарс, а также отказаться и от Хорасана в пользу Мухаммеда ибн Тахира. Когда же он не согласился выполнить эти требования, войска халифа двинулись против него (271 = 884 г.), и в 274 (887) г. он окончательно был вытеснен из Фарса самим Муваффаком. За это время, тоже в 271 (884) г., один из эмиров, сражавшихся в Хорасане, Рафи ибн Харсама, фактически овладел страной, и Мухаммед ибн Тахир был назначен наместником Хорасана только номинально, так как в действительности он и теперь, как с самого дня своего освобождения из плена у Саффара, постоянно жил и наслаждался жизнью в Багдаде, предоставив Рафи управлять страной. Таким образом, у Амра оставался один лишь Седжестан и Кирман, пока в 279 (892) г. Рафи, отнявший в 277 (890) г. у Алида Мухаммеда ибн Зейда Табаристан, не возмечтал о себе слишком много и не задумал присоединить к своим владениям еще и Мидию.
Энергичный Мутадид, только что вошедший на халифский престол, объявил алчного своего вассала смещенным с его наместничества и снова передал Хорасан Амру. После разных событий Алид Мухаммед, разумеется, снова вмешался в дело. Рафи был убит в 283 (896) г., и кроме Хорасана Саффарид приобрел снова Табаристан. Но честолюбие его все еще не было удовлетворено, и ему пришла в голову несчастная мысль приняться теперь за Трансоксанию. Там умер в 279 г. (892/93) г. Саманид Насер; брат его Измаил, который ему наследовал, был воинственный властитель; он отбросил назад войско Амра, проникшее уже до Бухары, и в то время, как Амр приготовлялся лично переправиться через Оксус, Измаил предупредил его и, разбив при Балхе, взял в плен (287 = 900 г.). Энергично пользуясь победой, он не только занял теперь страну между Балхом и Нишапуром, но пошел войной еще в том же году на Алида Мухаммеда, убил его и завоевал Джурджань и Табаристан. Таким образом, бывшие владения Саффарида большей частью отошли в руки Саманида. Один только Седжестан оставил Мутадид Тахиру, внуку Амра. Сам же Амр был в 288 (901) г. отправлен в Багдад и вскоре после смерти халифа 289 (902) г. умерщвлен здесь в тюрьме. Ни Тахир, ни дядя его Лейс ибн Али, пытавшийся оспаривать у Тахира его наместничество, не были вылеплены из того теста, из которого были сделаны их отцы. В конце концов им пришлось уступить свою власть узурпатору, и, когда вслед за тем в Седжестане начались бесконечные мятежи, вызванные другими Саффаридами, Саманид Ахмед ибн Измаил, который в 295 (907) г. наследовал своему умершему отцу, занял в 298 (910/11) г. Седжестан.
Два года спустя еще раз один из племянников Тахира Амр ибн Якуб сделал неудачную попытку восстания. В конце 300 г. (в середине 913 г.) его отправили пленным в Бухару. С ним прекратилась эта столь краткая династия; мнимые потомки ее играли позже некоторую роль среди газневидов, однако без выдающегося значения.
Глава 3
Саманиды и буиды
Как бы ни было велико несчастье, причиненное разбойничьей войной Якуба Саффара большей половине персидских владений, могучий эмир все-таки провел одну меру, которая способствовала прогрессу нации, – полнейшее отделение от халифата всех провинций, лежащих к востоку от большой пустыни, чего Тахириды, благодаря богатой последствиями ошибке, не сумели сделать вовремя. Может быть, после падения Саффарида Амра было бы возможно возобновить аббасидское влияние в этих областях, но расцвет халифов после Мухтади закончился с преждевременной смертью Муктефи (295 = 908 г.), и когда во время несчастного царствования Муктедира эмир Мунис время от времени пытался удержать Борман, Фарс и Мидию в прямом подчинении багдадскому двору, то он не мог выполнить даже этой задачи, не говоря уже о том, чтобы простереть свою власть за пределы Бирмана [30] , до такой степени ослабело раздираемое карматами, Саджидами и Хамданидами центральное управление. Таким образом, весь восток был открыт для владычества Саманидов. Они никогда не переставали формально признавать верховенство багдадских халифов и ставить имена последних на своих монетах, но фактически их династия, со времени храброго Измаила ибн Ахмеда, истинного основателя их государства (царствовал в 279–295 = 892–907 гг.), и в особенности со времени пленения Саффарида Амра (287 = 900 г.), была совершенно независима, и им никогда не приходило в голову посылать дань в Багдад или чем-нибудь помочь лежащей
30
Последняя слабая попытка к этому произошла в 301 (914) г. в Седжестане, но не имела успеха.
31
С. Мирхонеда, Histoire des Samanides, р. de Fr'emery, Париж, 1845.
Причиной этого был недостаток постоянства и единомыслия и отсутствие связующего элемента, которым со временем должно было послужить только начинавшее развиваться шиитство. В некоторых местностях, преимущественно в прикаспийских провинциях, свободолюбивое население, которое давно уже отложилось от Аббасидов, присоединилось к воинственному зову Алидов; в других местах правоверие и шиитство еще уравновешивались, а местами между ними не существовало еще резкого распадения. Так что о шиитстве, которое во всех округах Персии заменяло бы отсутствующий патриотизм, как это было впоследствии при Сефевидах [32] , тогда не могло быть и речи. При таких условиях объединение всего народа могло быть только насильственным, под рукою гениального правителя или великого завоевателя; но такого деятеля судьба не дала тогда стране; а когда он явился, и опять во главе чужеплеменного нашествия, Персия была самым злополучным образом раздроблена; это было бедствием, от которого и Саманиды не могли ее предохранить.
32
Кабул только после смерти Саффара вернул себе независимость.
Династию, правившую между 287 (900) и 389 (999) гг. Трансоксанией и подчиненными ей областями, нельзя причислить к слабым и неспособным. Недаром подданные Саманидов, незадолго до конца их правления, дали им следующее определение: «Глина [33] , из которой возведен дом Самана, пропитана водой из источника щедрости и великодушия; прощение и забвение ошибок и проступков слуг своих – старый обычай и известное обыкновение членов этой семьи». В самом деле, основною чертой политики Саманидов является стремление с широкой терпимостью согласовать интересы населения различных местностей и различных классов народа в одной и той же местности. Едва ли где-либо на Востоке в Средние века мы можем встретиться с такой широкой религиозной веротерпимостью: при этом дворе могло случиться, что один поэт, аль-Кисаи из Мерва, воспевал хвалу Али и двенадцати имамам, а другой, Дакики из Туса, даже открыто заявлял себя последователем учения Зороастра. Точно так же мало соответствовала обыкновенным нравам исламских властелинов та легкость, с какою мятежные наместники получали помилование, как только они приносили покаяние в своем самоуправстве; причем прощение применялось не затем, чтобы при первой возможности коварно избавиться от помилованного, а было вполне искренно. Взаимное отношение между членами царствовавшего дома было гораздо дружественнее, чем среди семейств Омейядов и Аббасидов: при неопределенности закона о престолонаследии и вследствие чрезмерного влияния высших сановников государства на занятие престола тем или другим лицом часто возникала борьба партий; однако можно указать только на один случай, где, при крайне затруднительных условиях, один из Саманидов решился приказать выколоть глаза двум своим мятежным братьям. Такого рода внутренней политике, которая была возможна только благодаря известной умеренности со стороны некоторых влиятельных знатных родов, вполне соответствовало не менее ясно выраженное миролюбие и во внешней политике. Замечательное совпадение представляет то обстоятельство, что воинственный дух встречается только у первого действительно самостоятельного эмира Измаила ибн Ахмеда и у последнего представителя своего рода, Измаила, прозванного Мунтасиром, сделавшего тщетную попытку восстановить владычество своих предков. Другие же члены этого дома, проживая в Бухаре, которую Измаил избрал своей резиденцией, наряду с придворной жизнью внимательно следили за образом действий своих наместников и ленников. Первые признаки мятежа усмирялись немедленно, причем эмиры редко становились лично во главе войска, в большинстве же случаев предоставляли это своим полководцам. Ни один из них, кроме Измаила, не переходил за северные границы для поисков славы и добычи в областях турецкого хана; враждебность проявлялась только тогда, когда приходилось отражать вторжения, которые случались весьма редко. Население Кабула и прилегающих к нему округов, кроме долины Газны, доступной со стороны Седжестана, предоставлено было самому себе, подобно Гуру. Только с одной стороны невозможно было удержать мирную политику: на западе узкая полоса, которую образовали Джурджань и Табаристан, между саманидским Хорасаном и индийскими округами, представляла мост для постоянных вторжений неудобных соседей. В продолжение целого столетия здесь почти беспрерывно нарушался мир, и, чтобы по возможности защитить Хорасан, бухарские эмиры принуждены были вмешиваться в дела тех провинций, которые они, надо полагать, при других условиях предоставили бы самим себе. Саманидское государство, по всему своему строю, нисколько не было расположено делать серьезные попытки поглощения западноперсидских областей; для этого потребовалось бы слишком большое напряжение всех их сил. Вследствие того, что халифат не в состоянии был удержать за собой Кирман, Фарс и Мидию, а злополучный партикуляризм не допускал объединения, их беспрерывные столкновения и беспорядки здесь – явления вторичные. Все это, при бессильном раздроблении указанных областей, было бы для Саманидов безразлично, если бы не беспокойное население гор и ущелий Прикаспийского побережья, которое, при общем упадке, несмотря на свою малочисленность, представляло силу первостепенной важности. И в лучшие свои времена халифат не вполне мог с ними справиться, поэтому они пользовались первой возможностью для набегов в богатые местности Мидии и Хорасана.
33
Мелкольм, History of Persia, Лондон, 1815, IL
Кажущейся побудительной причиной их набегов была преданность дейлемитов и табаристанцев Алидам, которые со своей стороны нашли здесь впервые действительную почву для борьбы с аббасидским халифатом. Они не были уничтожены одновременно с Саффаридами, хотя их представитель, Мухаммед ибн Зейд, и погиб во время последней войны. Для обеспечения мира Хорасану Саманид Измаил принужден был, кроме Джурджани, также занять Табаристан: согласно распоряжению халифа Муктефи, он одновременно завладел и Реем, куда он назначил наместником своего племянника, Мансура ибн Исхака. В продолжение царствования Измаила и в начале царствования сына его, Ахмеда II (295–301 = 907–913), все, по-видимому, шло хорошо, но другой представитель Алидов, Хасан ибн Али, прозванный аль-Утруш («немой»), сеял смуту между дейлемитами. В 301 (913/14) г. он организовал восстание среди табаристанцев, недовольных своим саманидским наместником, и низкой хитростью овладел всей страной. Затем он направился на Джурджань и Хорасан в 315 (927) г., завладел Реем, и с тех пор эти провинции вместе с Прикаспийским побережьем ушли из-под непосредственного владычества Саманидов.
Последние придерживались самой разумной с их стороны политики, заключавшейся в возможно меньшей трате своих сил для борьбы в этих отдаленных провинциях и предоставлении их милому населению быть вполне самим собой до тех пор, пока трудно угасимый огонь этот не давал себя чувствовать и в Хорасане. Последнее случалось довольно часто, и саманидские наместники в Нишапуре, принадлежали ли они семье царствующего дома или были, как впоследствии, представителями других знатных родов, редко могли противостоять искушению воспользоваться этой беспрерывной борьбой для занятия независимого от Бухары положения. При сыне Ахмеда, Насере II (301–331 = 914–943 гг.), который вступил на престол еще ребенком, такого рода события не представляли еще прямой опасности для царствующего дома; едва достигнув 20-летнего возраста, он сам в 313 (925) г. во главе войска направился в Рей; а потом ему пришлось подавить мятеж, вызванный за его спиной двумя его братьями. Но правитель этот, который проявлял, как нам передают, кроме энергии, много приветливости и великодушия и покровительство которого дало сильный толчок развитию персидской поэзии, скончался на 38-м году жизни.