История Крестовых походов
Шрифт:
Сами стены поделили на четыре сектора. Тамплиеры отвечали за защиту левого фланга – от ворот Святого Антония до того места, где Монмазар «стекал» прямо к морю. Рядом готовились к обороне братья-госпитальеры. Ближе к стенам самой Акры расположился королевский корпус под командованием брата монарха Амальрика, усиленный тевтонцами. Далее – войска «сводного отряда» лазаритов, рыцарей ордена Святого Фомы, кипрских ополченцев. На правом фланге – венецианцы, пизанцы и «папские наемники», а за ними – городское ополчение. Таким образом, на долю тамплиеров и госпитальеров пришлось чуть меньше половины укреплений, а всем прочим досталось чуть более половины. Что ж, как говорится – по заслугам и честь. Честь встать на защиту своего города и первыми умереть за него…
Летописцы прошлого не были бесстрастны – в словах безымянного автора смешались те самые гнев и боль, которые владели защитниками древней цитадели…
«Бесчисленное множество людей всех народов и языков, жаждущих христианской крови, собралось из пустынь Востока и Юга; земля дрожала под их шагами, и воздух дрожал от звука их труб и кимвалов. Солнечные блики от их щитов сверкали на отдаленных холмах, а наконечники их копий светились, как бесчисленные звезды на небе. Когда они шли, их пики напоминали густой лес, вырастающий из земли и покрывающий все вокруг… Они бродили вокруг стен, ища в них слабые места и поломки; одни рычали, как собаки, другие ревели, как львы, прочие мычали и ревели, словно быки, некоторые били в барабаны кривыми палками по своему обычаю, другие метали дротики, швыряли камни, пускали стрелы из арбалетов.
Не оставалось никакой надежды спастись, но морской путь был открыт; в гавани стояло множество христианских судов и галер тамплиеров и госпитальеров;
Гийом де Боже, великий магистр тамплиеров, участник сотен битв, принял командование гарнизоном, который состоял примерно из 120 отборных рыцарей-тамплиеров и госпитальеров и отряда в 500 пеших и 200 конных воинов под командованием короля Кипра. Эти силы были разбиты на четыре подразделения, каждое из которых обороняло свой участок стены; первым из них командовал Гуго де Грандисон, английский рыцарь.
Старые и больные, женщины и дети были отправлены морем на христианский остров Кипр, и никого не осталось в обреченном городе, кроме тех, кто был готов сражаться, защищая его, или принять мученичество от рук неверных…»
Да, рыцари рвались в бой – но их тяжелая кавалерия внутри городских стен вынужденно бездействовала. Как эффективно применить ее мощь? Военачальники принимают решение – устраивать десанты. Хронист Ланкрост утверждает, что после первой же крупной вылазки храмовники привели с собой пять тысяч пленных. Автор «Деяний киприотов» приводит меньшую цифру – но, судя по всему, защитники Акры были настроены весьма решительно. Гийом де Боже вносит предложение – вывезти десант из города морем. Пусть в открытом бою под стенами крепости мамелюки покажут, на что способны! А уж тамплиеры не дрогнут – за всю историю ордена не случалось такого, чтобы рыцарь бежал с поля боя. Увы, в осуществление воинственных планов вмешались весенние грозы… Сама природа словно была не на стороне крестоносцев. Когда в середине апреля они предприняли рейд на правый фланг султановых мамелюков, корабли рассеяла буря… Тут же была организована ночная вылазка – но кони в темноте запутались в растяжках палаток…
«И когда настал день, наши люди на совете высказали мнение выйти со всех концов на лошадях и пешими и сжечь деревянное сооружение; таким образом, монсеньор магистр ордена Храма, и его люди, и мессир Жан де Грансон, и прочие рыцари подошли ночью к Ладрским воротам, и приказал магистр одному провансальцу, который был виконтом Борта в округе Акры, поджечь деревянное сооружение большой машины султана; и они вышли в эту ночь и оказались около деревянного сарая; и тот, кто должен был бросить огонь, испугался и бросил так, что [огонь] отлетел недалеко и упал на землю и возгорелся на земле. Все сарацины, находившиеся там, всадники и пешие, были убиты; а наши люди, все братья и рыцари, заехали настолько вперед между палатками, что их лошади запутались ногами в веревках шатров и споткнулись, и тогда сарацины их перебили; и таким образом мы потеряли этой ночью 18 всадников, братьев ордена Храма и рыцарей-мирян, но захватили много сарацинских щитов [больших] и маленьких, и трубы, и литавры…
От луны было светло, как днем, и султан Хамы, охранявший этот сектор фронта, собрал две тысячи всадников, перед которыми небольшому отряду из 300 воинов, окружавшему магистра ордена Храма, пришлось отступить. Вылазки, которые предлагалось осуществить через другие ворота города, не состоялись, так как сарацины были предупреждены и подготовились к защите… Они и атаковали столь сильно наших людей стрелами, что казалось, что это дождь…»
Но было у сарацин оружие пострашнее стрел – камнеметы.
«Одна из машин, которую называли Хавебен, иначе сказать – Гневная, находилась перед постом тамплиеров, – пишет хронист, – а другая машина, метавшая на пост пизанцев, называлась Мансур, то есть Победоносная; следующая, большая, которую я не знаю как назвать, метала в пост госпитальеров; и четвертая машина метала в большую башню, называемую Проклятая башня, которая стоит на второй стене и которую защищал королевский отряд. В первую ночь они поставили большие щиты, и щиты, сделанные из прутьев, выстроились перед нашими стенами, и на вторую ночь они приблизились еще, и так приближались, покуда не подошли к водяному рву, и за названными щитами были воины, сошедшие со своих лошадей на землю с луками в руках… Ни ночью, ни днем не утихали крики штурмующих, и шум военных машин не утихал; стены ломали извне, а под их основание велся подкоп… Стенобитные орудия были такого огромного размера и веса, что потребовалось 100 повозок, чтобы перевезти отдельные брусья от одного из них. Мусульмане возвели передвижные башни, превосходившие по высоте стены; их рабочие и передовые части были защищены плетеной изгородью, покрытой сырыми кожами, и все военные изобретения, которые только могли создать искусство и умение века, применялись, чтобы облегчить штурм. Долгое время их величайшие труды сводились на нет усилиями осажденных, которые совершали постоянные вылазки, уничтожая их постройки, сжигая их башни и машины; разрушали их подкопы. Но день за днем численность гарнизона все уменьшалась, тогда как во вражеском лагере место убитых постоянно занимали новые воины из аравийских пустынь, одушевленные яростным фанатизмом их религии…»
4 мая начинается решающий обстрел – он продлится 10 дней без перерыва. Одновременно в Акру прибывает король Генрих. На 40 судах он привозит свои войска – около 100 конных и 3000 пеших. На монаршее предложение мира султан отвечает решительным отказом. И 4 же мая
«…после 33 дней непрерывных сражений большая башня, считавшаяся ключом к крепости и названная мусульманами Проклятой башней, обрушилась под ударами военных машин. Чтобы усилить ужас и отчаяние осажденных, султан Халиль посадил на верблюдов 300 барабанщиков с их барабанами и приказал им производить как можно больше шума, когда начнется главный штурм. С 4 по 14 мая атаки не прекращались. 15 мая двойная стена была пробита, и король Кипра, охваченный ужасом, ночью бежал к своим кораблям и отплыл на Кипр со своими сторонниками и почти тремя тысячами лучших людей из гарнизона. Наутро сарацины нанесли удар на его участке; они засыпали ров телами убитых людей и коней, брусьями, камнями и землей, и тогда их трубы протрубили сигнал к атаке. Выстроившись под желтым знаменем Магомета, мамлюки через пролом и под торжественные крики прорвались в самый центр города; но их победоносное продвижение было остановлено одетыми в броню тамплиерами и госпитальерами, которые промчались верхом по узким улицам и оттеснили врагов, перебив их несметное множество, а остальных сбросив вниз со стен…»
Было похоже, что прибытие подкрепления с Кипра лишь разозлило врага. И вот уже пали Английская башня, башня графини де Блуа, стены у ворот Святого Антония тоже лежат в руинах… Правитель мусульманского Керака, Бибарс аль-Мансури, тоже оставил воспоминания об осаде Акры. Он пишет о том, как отчаянно защищали арбалетчики крестоносцев небольшую брешь между башней и главной стеной. Тогда он, Бибарс, под покровом темноты использовал щиты, обшитые войлоком изнутри и потому «имеющие форму длинного белого облака». Они были вертикально подняты с помощью системы мачт и канатов, подобно парусам. Укрывшись за этим экраном, мамелюки засыпали ров и уже готовы были начать штурм – но войска госпитальеров и тамплиеров неожиданно идут в контратаку…
Трижды пытаются мамелюки захватить центр города. Кажется, победа близка – ведь последние защитники давно покинули эту часть Акры. И трижды тамплиеры и госпитальеры – грозное левое крыло – отбрасывают атакующих. Вновь и вновь строят они баррикады. Но мамелюков слишком много. Они возвращаются обратно, их камнеметы ломают укрепления и башни. После того как в стене образуется проем длиной в 60 локтей, султан назначает генеральный штурм.
Все решится утром 18 мая…
«На рассвете воздух задрожал от оглушительных звуков барабанов и труб, осаждавшие несколько раз врывались в пролом и были отброшены, а под конец монахи-воины перекрыли проход своими телами, преградив, словно стальная стена, путь врагу. Громкие призывы к Богу и Магомету, к небу и святым слышались со всех сторон; после упорного сражения, длившегося с рассвета до заката, тьма положила конец бойне… Неверные предприняли решающий штурм со стороны ворот Св. Антония. Великие магистры тамплиеров и госпитальеров сражались бок о бок во главе своих рыцарей и некоторое время успешно противостояли натиску врага. Они бились врукопашную с мамлюками
Вслед за воинами в гавань устремились все жители города. Но тут – еще одна причуда природы! – разыгрался шторм. Над водой виднелись сотни голов – это беженцы устремились в сторону галер. Поистине, то был судный день – перед лицом смертельной опасности суть каждого была видна как на ладони. Так, тамплиер Роже де Флор, сумевший достичь одного из кораблей, попытался подзаработать, вымогая деньги со знатных дам – в обмен на спасение. А патриарх иерусалимский, престарелый Николай, усадил в свою лодку столько беженцев, что суденышко перевернулось, и он погиб…
И все же рыцари отбили штурм у башни Святого Антония. К вечеру все, кто уцелел, собрались в резиденции тамплиеров. Решение, принятое единогласно, звучало так – сражаться до конца. Предводителем избрали маршала храмовников Пьера де Севри. К этому моменту раненый Гийом де Боже уже отдал Богу душу… Магистра ордена Храма случайно настигла стрела, когда магистр поднимал свою левую руку, и на ней не было щита, только дротик в правой руке, и стрела сия ударила ему под мышку, и тростник вошел в его тело. Магистр вооружился наспех и носил только легкие латы, соединения которых не закрывали хорошо боков.
И когда он почуял, что ранен смертельно, он стал уходить, а подумали, что он уходит добровольно, чтобы спасти себя и свое знамя… и побежали перед ним, и тогда вся его свита последовала за ним. И поскольку он отходил, добрых двадцать крестоносцев с Долины Сполето подошли к нему и сказали: „Ах, Бога ради, сир, не уходите, ибо город скоро будет потерян“. И он ответил им громко, чтобы каждый слыхал: „Сеньоры, я не могу, ибо я мертв, видите удар“. И тогда мы увидели погруженную в его тело стрелу. И при этих словах он бросил дротик на землю, поник головой и стал падать с лошади, но его свита спрыгнула на землю со своих коней и поддержала его, и сняла с коня, и положила на брошенный щит, который они там нашли и который был очень большой и длинный.
Слуги пронесли его в город по мостику, через водяные рвы и потайной ход, что вели во дворец Марии Антиохийской. Здесь они сняли с него доспехи, разрезав ремни лат на плечах, затем завернули его в одеяло и отнесли на берег. Так как море оставалось бурным, и ни одна лодка не могла пристать, свита перенесла магистра в орденскую резиденцию, протащив носилки через пролом в стене.
И целый день он лежал в Храме, не разговаривая… за исключением одного слова, когда он услышал шум людей, бежавших от смерти, и спросил, что это; и ему сказали, что люди сражаются; и приказал, чтобы их оставили в покое, и с тех пор не разговаривал и отдал Богу душу. И был похоронен перед своим алтарем, то есть престолом, где пели мессу. И благоволил ему Бог, ибо от его смерти был великий ущерб…»
Тяжелораненого великого магистра госпитальеров Жана де Вилье братья все же сумели вывезти из Акры. Вот что писал он с Кипра Гийому де Вилларе, приору Сен-Жиль:
«Они рано утром прорвались в город со всех сторон большими силами. Мы с конвентом защищали ворота Святого Антония, где было несчетное число сарацин. Тем не менее мы трижды отбивали их до места, которое обычно называют „Проклятым“. Как в этом, так и в прочих сражениях, братья нашего ордена бились, защищая город, и его жителей, и страну, но мало-помалу мы потеряли всех братьев нашего ордена, которые удостоены всяческих похвал, которые стояли за Святую Церковь и встретили свой последний час. Среди них пал и наш дорогой друг, брат маршал Метью де Клермон. Он был благородным рыцарем, отважным и опытным воином. Да примет Господь его душу!
В тот же самый день я получил удар копьем между плеч, который чуть не стал смертельным, что делает для меня весьма трудным писание сего письма. Между тем огромная толпа сарацин ворвалась в город со всех сторон, по суше и по морю, продвигаясь вдоль стен, которые были повсюду пробиты и разрушены, пока не добрались до наших укрытий. Наши сержаны, слуги, наемники и крестоносцы и все остальные оказались в безнадежном положении и бежали к кораблям, бросая оружие и доспехи. Мы и наши братья, огромное число которых было смертельно или тяжело ранено, защищали их столько, сколько могли, – Бог свидетель! И так как некоторые из нас притворялись полумертвыми и лежали в обмороке перед врагами, мои сержанты и наши слуги вынесли оттуда меня, смертельно раненного, и других братьев, подвергая себя огромной опасности. Вот так я и некоторые из братьев спаслись по воле Бога, большинство из них ранено и побито без всякой надежды на исцеление, и мы прибыли на остров Кипр. В день, когда написано это письмо, мы все еще находимся здесь, с большой печалью в сердце, плененные ошеломительным горем…»
Два дня и две ночи в городе царила полная неразбериха. Прорвавшиеся в город отряды неверных занялись грабежами.
«…Смерть распространилась над всей Птолемаидой; битва перенеслась в самый город; не было ни одной улицы, по которой не лились бы потоки крови; отстаивали в битве каждое укрепление, каждый дворец, доступ на всякую площадь; во всех этих столкновениях было столько убитых, что, как выражается писатель-очевидец, „по трупам ходили как по мосту“, – пишет Жозе Мишо. – И в это же время страшная гроза разразилась над городом. Как бы ночная темнота распространилась вокруг; едва можно было различать флаги, развевающиеся еще на башнях; пожар охватил многие кварталы города, и никто уже не заботился тушить его; множество людей бежали, сами не зная куда; растерявшиеся семейства укрывались в церквах, где они или задыхались в пламени, или были умерщвлены у подножия алтарей; инокини, робкие девушки, терзали себе грудь и лицо, чтобы избежать грубого обхождения победителей; все вожди христианские погибли от меча или обратились в бегство; оставался в живых только патриарх иерусалимский, который в продолжение всей осады разделял опасности с осаждаемыми и теперь продолжал возносить мольбы за свое рассеявшееся стадо. Когда его насильно уводили к гавани, чтобы скрыть от преследования мусульман, этот великодушный старец жаловался, что его разлучают с народом, с которым он хотел умереть; его принудили наконец взойти на корабль, но так как он принял с собою на корабль всех, кто искал на нем спасения, то корабль затонул, и верный пастырь погиб жертвою своего милосердия…»
А последние защитники города накрепко засели в крепости тамплиеров. Неделю мамелюки пытались взять башню штурмом.
«…На следующее утро победоносный султан предложил тамплиерам сдаться на очень почетных условиях, и они согласились уйти из обители, при условии, что в их распоряжение предоставят судно и что им будет позволено спокойно уплыть вместе с христианами-беженцами, находящимися под их защитой, и забрать с собой столько имущества, сколько каждый из них сможет унести на себе. Мусульманский завоеватель поклялся исполнить эти условия и послал тамплиерам знамя, которое было водружено на одной из башен обители Храма. После этого тамплиеры пропустили в обитель три сотни мусульманских солдат, в чьи обязанности входило следить за исполнением условий капитуляции. Среди христиан, укрывшихся там, было несколько женщин из Акры, которые отказались покинуть своих отцов, братьев и мужей, смелых защитников города, и мусульмане, привлеченные их красотой, отбросили все запреты и нарушили условия капитуляции. Разъяренные тамплиеры закрыли и забаррикадировали ворота обители; они накинулись на вероломных неверных и убили их всех, „от мала до велика“. Немедленно после этой бойни мусульманские трубы протрубили призыв к штурму, но тамплиеры успешно защищались до следующего дня. Магистр Гаудини отправил маршала ордена и нескольких братьев с флагом перемирия к султану, чтобы объяснить причину убийства его стражи. Но разъяренный монарх, как только они оказались в его руках, повелел всех обезглавить и продолжал осаду с новой силой. Ночью Гаудини с небольшим отрядом рыцарей собрал сокровища ордена и церковную утварь и покинул обитель через потайной ход, который вел к порту. Они погрузились на маленький корабль и невредимыми добрались до острова Кипр. Оставшиеся тамплиеры отступили в большую башню обители под названием „Башня магистра“, которую защищали с отчаянной решимостью. Храбрейшие из мамлюков раз за разом возобновляли атаки, и маленькая крепость была окружена грудами трупов. Наконец султан, отчаявшись взять башню штурмом, приказал разрушить ее. Рабочие, ведя подкоп, подпирали свод с помощью деревянных брусов; когда их труды были закончены, эти деревянные опоры подожгли; громадная башня упала со страшным грохотом и погребла смелых тамплиеров под своими развалинами. Султан поджег город в четырех местах, и последняя христианская твердыня в Палестине быстро превратилась в дымящиеся обезлюдевшие руины».