История Литвы с древнейших времен до 1569 года
Шрифт:
ж. Приход готики в Литву
Крещение и устранение изоляции открыли господствующей в Европе готике прямую дорогу в Литву. Литовское общество охотно усваивало европейское искусство, однако на это влияли не только желание и вкус, но и хозяйственные, а также технические возможности. Дорого стоило не только содержание немецких или польских мастеров, но также приобретение и обработка необходимых материалов. Еще больше расходов и времени требовало обучение собственных ремесленников и художников. Невзирая на это, уже с конца XIV в. в Литве проявились очевидные признаки проникновения готики, чьи элементы, поначалу случайные и разрозненные, слились в единый художественный стиль.
Архитектура литовских каменных замков стала прочным фундаментом готики и опорой для развития
Ранний период литовской готической архитектуры длился до середины-третьей четверти XV в. Было освоено строительство сводчатых трехнефных и однонефных храмов с разнообразными формами сводов и фронтонами, рассеченными нишами. Литовская готическая архитектура еще не овладела пропорциями: ширина нефов почти во всех храмах превосходила высоту, преобладали маленькие окна. При перестройке Витовтом Великим кафедрального собора (после пожара 1419 г.) и завершении строительства (1426 г.) приходского храма св. Иоанна требуемая высота была достигнута. Кафедральный храм обрел черты Фрауенбургского собора (в Пруссии, окончен строительством в 1388 г.). Вторым готическим центром стал Каунас, отличившийся францисканским храмом Успения Пресвятой Девы Марии, крестообразным в плане. Литва стала продолжением ареала кирпичной готики – Северной Германии и Польши.
С третьей четверти XV в. литовские мастера зрелой готики ов- /469/ ладели объемными пропорциями. Пилястры, своды и окна подчинились не только функциональным, но и художественным требованиям. Поднялись уникальные постройки, украсившие фонд мировой готической архитектуры: Вильнюсский храм бернардинцев (интерьером), т. н. Каунасский дом Пяркунаса (фронтоном и эркером). Выявились некоторые характерно литовские готические элементы: небольшие восьмиугольные башни, ступенчатые контрфорсы разного сечения. В первой трети XVI в. появились православные церкви готической конструкции. Освоившая готическую архитектуру, Литва и в этой области стала ареной синтеза латинской Европы и византийской культуры.
Еще ярче этот синтез проявился в живописи. Уже в конце XIV – начале XV в. в Литве работали высококвалифицированные мастера готической стенной росписи (в крипте Вильнюсского кафедрального собора сохранился Деисус в технике al secco). Готическая и византийская техника слились во фресках тронного зала Тракайского островного замка (XV в.). Привезенные Ягайло мастера византийской живописи оставили заметный след в Польше. Как показывают ценнейшие фрески Вильнюсского бернардинского костела, в начале XVI в. в храмах Литвы решающие позиции завоевали готические каноны стенной росписи. Однако в станковой живописи еще первой трети XVI в. сохранялись четкие византийские акценты (напр., Мадонна в Мяркинском храме). Причиной тому, наверное, еще достаточно узкая тематика, долгое время ограничивавшаяся лишь религиозными мотивами. Только на рубеже первой и второй третей XVI в. обрел большее значение адресованный исключительно аристократии портрет, перенявший лишь внешнюю позднеготическую атрибутику и несвободный от сухой статичности (напр., /470/ портрет Георгия Радзивилла). Здесь, правда, византийских черт уже не осталось, зато появились более отточенные приемы передачи индивидуальной выразительности.
Меньше всего достижений было в области скульптуры. Преобладал импорт, где иногда встречались предметы большой художественной ценности (напр., Мадонна в Велюонском храме). Со второй половины XV в. сохранились готические надгробные и барельефные плиты. Литва знала скульптуру лишь фрагментарно.
С точки зрения достигнутого уровня самым успешным, наверное, было иллюстрирование рукописей. В первой трети XVI в. литовская знать приобретала рукописи, украшенные миниатюрами высококвалифицированных мастеров (молитвенник Альберта Гаштольда, декорированный
Церковная музыка в Литве была, пожалуй, самой отстающей отраслью искусства, ибо она требовала сложных и дорогостоящих инструментов. В первой трети XV в. даже великая княгиня довольствовалась портативным органом, для сопровождения мессы. Спустя сто лет уже многие храмы располагали стационарными органами. В таких условиях григорианское пение распространялось не без труда. И все же оно звучало в Вильнюсском кафедральном соборе уже на стыке XIV–XV в., а в начале XVI в. в городах без подобного пения уже не обходились рядовые свадьбы и похороны. Ноты в храмах множились, как грамоты в канцеляриях.
За несколько десятилетий готика утвердилась в Литве как система, определяющая эстетические потребности и художественные решения. Нужды аристократии по преимуществу удовлетворялись приглашенными исполнителями, однако рядом с ними довольно скоро появились местные мастера, овладевшие секретами готического творчества; возникла прослойка художественных ремесленников, не перешагнувшая порог анонимики, – даже самые лучшие /471/ ремесленники еще не стали художниками. Готическое творчество до середины XVI в. дало лишь один-два шедевра, однако в целом оно приобрело явные функциональные признаки европейского искусства и стало частью литовской культуры.
з. Формирование дворянского
национального самосознания в Литве
На протяжении XV в. расширился слой граждан, заинтересованных в своем государстве и связанных с его управлением. Привилегированное положение дворян, защищаемое сословным правом, также связывало их с политической структурой страны. Институты сословного представительства, военная служба (и как повинность, и как привилегия) скрепляли правящее феодальное меньшинство узами солидарности. Рада панов делала это на уровне знати, сейм – в масштабе всего дворянского сословия. Паны и дворяне стали ощущать себя не только подданными своего государя. Сословные привилегии и сословные институты позволили им во всей полноте осознать договорный характер верности монарху. Понятие «мы» теперь стало не только страной и государством, всё более проявлялась сословная суть этого понятия.
Признаки этнической общности (язык, территория, культура) в XV в. приобрели иной смысл и дифференцировались по разным социальным уровням. Польско-русинская речь начала отдалять панов от остальной части народа, однако само отдаление было обусловлено скорее социальными различиями. Между тем, сами признаки общности, даже в отсутствие их полного сочетания, в условиях упрочения сословных связей и структур формировали качественно новую их надстройку – национальное самосознание. Утратив литовский язык, паны вместе с тем превратились в важнейших носителей и распространителей литовского национального самоощущения. Государство они стали воспринимать как хранителя интересов и самого существования литовской народности, которую прежде всего они сами и представляли. Панское национальное самосознание росло и ширилось, при том, что великие князья устранились из этой сферы. Правящая ветвь династии Гедиминовичей отошла к Польше, ее православные ветви предались интересам региональных русинских земель, оказывая поддержку Литовскому государству из политических, но не этнических /472/ соображений. Однако панское самосознание распространилось и на рядовое дворянство. В первой половине XVI в. понятие «литовская народность» уже обозначало большую часть последнего, прежде всего – его элиту. Крестьяне с их волостным или поместным кругозором не особенно представляли себе масштаб страны, их этническое самоосознание сохранилось на уровне племенных признаков.