История Литвы с древнейших времен до 1569 года

ГУДАВИЧЮС Эдвардас

Позицию субъекта обеспечило Литве ее государство. Государственная организация выдвинула приоритет политических нужд, и эти нужды волей-неволей сделались осью, координирующей все иные потребности. Политическая культура Литвы, ставшая европейской до окончательного крещения страны, выполнила роль фермента в процессе европеизации всех других культурных сфер. Государство привлекло к страну католическую Церковь, создало культурный феномен канцелярий, целенаправленными правовыми рецепциями форсировало развитие сословных структур со всеми /481/ вытекающими последствиями. Когда в Европе началась реформация, Литва уже была, хотя бы поверхностно, европейской. Этой европеизации еще многого недоставало, однако она тем не менее происходила. Литовские дворяне и мещане свои самые важные дела решали на бумаге, в судах Литвы споры решались на базе тех же категорий, в храмах совершалась та же литургия, мышление оперировало теми же понятиями, ценностями и теми же суевериями, что в Польше и Германии. Там всего этого было больше и лучшего качества, но речь шла о разновидностях одной и той же кондиции. Литовские дворяне и мещане ощутили себя католиками («христианами» – не схизматиками и не мусульманами), т. е. европейским народом. Когда начались войны с Россией, литовским «верхам» пришло в голову объявить против нее в других странах Европы крестовый поход, как это делали ливонские немцы.

За 100–150

лет Литва освоила образ жизни, регулируемый письменностью, ввела, пусть и не полностью, преподавание свободных искусств, создала зрелую систему феодального права, восприняла художественные принципы готики, обрела национальную хронику, научилась обращаться с латынью – языком международного общения и науки, начала развивать религиозную письменность на родном языке, овладела, пусть на самом низком уровне, европейской философской терминологией и христианским мировоззрением. Это, правда, было совершено лишь в среде правящего меньшинства, но это был перелом, а если говорить о быстроте свершений – это был прыжок. Так быстро подобное не происходило ни в одной европейской стране, и результат прыжка является литовским историческим феноменом. Однако была у этого феномена и оборотная сторона. Условия, позволившие Литве воспользоваться достижениями эпохи позднего средневековья и гуманизма (которыми в свое время не располагали другие народы Европы), направили освоение этих достижений по искривленному направлению поспешного творчества. Возможности освоения превратились в возможность утраты общественного положения собственным языком. Литовская модель европейской культуры создавалась на основе чужих языков (русинского, позже – польского). Несмотря на это, когда на сословном уровне возникло литовское национальное самосознание, эта модель все-таки была создана. Литва завоевала положение субъекта в западно-европейской цивилизации, стала монадой европейской цивилизации. /482/

6. Отражение первых ударов

объединенной России

а. Попытка разорвать персональную унию

Казимира, проведшего большую часть жизни в Польше, смерть застала в Гродно (7 июня 1492 г.). Предсмертная агония была очевидной, и ее исход не застал врасплох раду панов. Находившиеся при умирающем великом князе Вильнюсский епископ Альберт Табор (утвержденный папой 11 июня 1492 г.), вильнюсский воевода Николай Радзивилл из Гонёндзи Старший (1491–1501) и многоопытный тракайский воевода Петр Мантигирдович (1491–1497) объявили, что отец избрал своим наследником королевича Александра. Казимир еще в 1478 г. условился с радой панов, что Литовский престол останется за его потомками. Родившийся в 1460 г., воспитанный учителями большой эрудиции Яном Длугошем и Филиппом Калимахом, четвертый сын Казимира I был уже зрелым человеком. Прибыв в Вильнюс, он сразу окунулся в заботы регента.

Александр II (первым считался Витовт Великий) должен был воплотить в жизнь стремления рады панов, не довольной общим монархом. Государственные институты работали слаженно. В воеводства были разосланы письма с приглашениями прислать по несколько представителей для выборов великого князя. Выборы были намечены на 20 июля, и их результат долженствовал означать одобрение избрания формирующимся литовским сеймом, а заодно юридически подтвердить уже сложившиеся прерогативы рады панов. Оппозиция отсутствовала, кандидат был провозглашен великим князем и в скором времени возведен на престол. 6 ав- /483/ густа Александр II, пусть неохотно, но подтвердил привилей стране, объявляющий о праве рады панов решать вопросы внешней политики и дозволяющий членам рады панов выражать свое мнение, даже противоречащее правителю. Этим шагом литовская аристократия юридически застраховала собственную власть и, отказавшись от персональной унии, улучшила свою позицию перед лицом Польши. Полякам было заявлено, что Казимир прочил в их короли старшего брата Александра Иоанна-Альберта (род. в 1459 г.). Под нажимом Александра и при слабом сопротивлении польской знати Иоанн-Альберт вскоре был избран королем Польши.

Персональная уния была разорвана без отказа от общей династии и при условии признания вотчинных прав этой династии на Великое княжество Литовское. По сути это не противоречило политическому союзу с Польшей, в чем, кстати, была заинтересована и сама литовская знать. Однако избранный ею правитель, обязанный упрочить положение Литовского государства, этим замыслам не соответствовал. Выросший в польском окружении, воспитанный Яном Длугошем, Александр II воспринимал политические связи Литвы и Польши в плоскости аннексионистских притязаний последней и полагал Иоанна-Альберта своим сюзереном. Последний не преминул возобновить формулу верховного князя Литовского в своей титулатуре и считал себя вправе указывать младшему брату. Такое воплощение династической унии (как политического союза) обоих государств, без сомнения, таило угрозу для суверенитета Литвы. Однако теперь уже действовала рада панов с юридически оформленными правами, и это мешало вернуть страну к положению, характерному для «долуцкого» периода Витовта Великого и времени правления Сигизмунда I. Вассальные склонности Александра II стали ограничены кругом его личных дел. Усердно скрываемое взаимонепонимание несколько напоминало первые годы правления Казимира I.

Большими дарованиями Александр II не отличался. Возникшие вскоре сложности обнаружили в нем явный недостаток энергии и неоправданную медлительность. Однако это не был лентяй на троне, а детство и юность, проведенные в университетском Кракове, воспитали в нем вкус не только к роскоши, но к наукам и изящным искусствам. Страна скоро почувствовала преимущества постоянно действующего института великого князя. Если привилеи, дан- /484/ ные Казимиром некоторым землям государства, обычно призваны были решить политические задачи и отвечали местным особенностям и порядкам, то Александр скорее отзывался на потребность в назревших переменах (привилеи землям Жямайтии 1492 г., Волыни 1501 г., Витебска 1503 г.). Подобная последовательность местных привилеев обозначала процессы создания сословных структур и государственной интеграции: именно в привилее Волыни 1501 г. великий князь впервые пообещал предоставить всей стране общее единое право. Сдвинулись с места забытые Казимиром дела о спорах каунасских мещан с ганзейскими купцами. Мирный период второй половины XV в., подстегнувший внутреннюю колонизацию, заложивший основы сети местечек и усиливший малочисленные города страны, в лице Александра II дождался правителя, осознавшего экономические задачи своего времени. Магдебургское право было предоставлено или возобновлено Дрогичину (1498 г.), Полоцку (1498 г.), Киеву (1497 г.; в 1498 г. подтверждено признанное Казимиром городское самоуправление), Гродно (1496 г.), Минску (1499 г.), Мельнику (1501 г.), Бельску (1501 г.), Высокой (1503 г.), Левкову (1503 г.), Лосичам (1505 г.),

Вортелю (1503 г.), Порозову (до 1503 г.), Волковыску (до 1506 г.). Были подтверждены магдебургии Вильнюса (1492 г.), Каунаса (1492 г.), Бреста (1495 г.), Луцка (1497 г.; полученная в 1432 г. не прижилась), Литовижа (1501 г.), Сурожа (1501 г.). В Вильнюсе в 1505 г. был возведен дом для иноземных купцов (в основном из России), что позволило лучше их контролировать. Возле замка был построен мост через Вильняле. Смоленск в 1500 г., по примеру Вильнюса, был освобожден от таможенных пошлин во всем Великом княжестве Литовском. Однако у Александра II не было перспективного взгляда на развитие и потребности городов. Наглядно говорит об этом изгнание евреев: нарушив денежный баланс страны и обрушив множество человеческих судеб, великий князь был вынужден вернуться к исходной точке. Склонность к роскоши и мотовству частично уравновешивалась способностью Александра к упорядочению финансов, умением вызвать заинтересованность подданных в том, чтобы денежные поступления увеличивались. В последние годы правления Казимира казной великокняжеского двора (только что созданной) ведали привезенные из Польши высококвалифицированные люди: Эразм Цёлек, Станислав Коварский, Станислав Миляновский. Когда Александр стал еще и королем Польши (1501 г.), литовские и польские счета велись по отдельности. По неполным данным годовые доходы государственной казны на рубеже XV–XVI в. составляли около 60 тыс. коп грошей и /485/ не уступали доходам польской казны. Вклад городов и местечек был еще невелик: пошлины, корчмы и налоги давали около 12 тыс. коп грошей, между тем великокняжеские поместья приносили 34,5 тыс. коп грошей (корова в то время стоила около 30 грошей). Средства, которыми распоряжались казначеи (подскарбии) страны не превышали 20 тыс. коп грошей. Александр II оценил важность чеканки монет (эта регалия гарантировала правителям постоянную прибыль) и проник в эту сферу еще при отце в качестве его заместителя (в начале последнего десятилетия XV в.). Поскольку Литва не обладала залежами благородных металлов, эти металлы было запрещено вывозить из страны. Попечением Александра в Вильнюсе начал постоянно действовать монетный двор. Когда приступили к чеканке денег, точно соотнесенных с грошами (динарии с монограммой А), и литовских полугрошей, было гарантировано преимущество собственной валюты. Пожелание Польши уравнять литовский и польский гроши отклика не получило. Литовских грошей, на четверть более дорогих, за один золотой (флорин) давали 22 (иногда – 24) вместо 30 польских. Заведовали монетным двором Иоанн Литавор Хрептович, позднее князь Михаил Глинский, которым Александр доверял. Техническими руководителями были немцы из Польши Генрих Слакер, с 1496 – Ульрих Хозий.

В Литву Александр II привез с собой из Кракова придворных поляков, которые влились в великокняжеский двор, уже начавший постоянно функционировать. Двор включал более двухсот человек. Именно в эту пору сложилась по польскому образцу система придворных должностей. Содержание двора наглядно иллюстрировало, чего уже достигли денежные отношения. Великий князь платил жалование 1–3 врачам, брадобрею, 2 портным, конюшему, отдельным ремесленникам, прачкам. Сыновья знати служили под придворным знаменем. Поначалу в нем было 160–180 всадников, но вскоре это число возросло до 400–700. В 1499 г. появилась должность придворного хорунжего (первым хорунжим стал юный внук Иоанна Гаштольда Альберт, его сменил Альберт Нарбут). По существу придворное знамя (хоругвь) не было совершенно новым образованием. Оно происходило еще от раннемонархической дружины, однако полностью изменилось социальное положение знамени. Из воинов на великокняжеском содержании оно превратилось в придворных, снаряжае- /486/ мых богатыми землевладельцами, когда дотация натурой или деньгами лишь сглаживала некоторые недостатки снаряжения. Полувека правления Казимира I, когда в подобной структуре почти не нуждались, стали своеобразным порогом, знаменующим ее контрастное перерождение. Натуральным содержанием дополнялось жалование и других придворных, особенно тех, чьи услуги требовались ежедневно или хотя бы часто. Однако без денежных выплат работа этих людей уже было невообразима. Деньги они получали от писарей, тем самым происходил подсчет доходов и расходов.

Великокняжескому двору требовались 4–6 священнослужителей, 8-10 музыкантов оркестра. Последних Александр II привез из Польши. В 1498 г. был нанят высококвалифицированный музыкант Генрих Финк, певцы также пользовались вниманием. Монарший двор стал глашатаем светской европейской музыки. Его роскоши и культуре стали подражать панские поместья.

Александр II (личность чуть выше среднего уровня), заняв практически пустующее место великого князя, сдвинул рычаги, к которым давно никто не притрагивался, и полученные возможности направил на организованное улучшение жизни в стране. Экономический подъем оживил духовную сферу. Александр II учредил или обновил приходы в Дарсунишкисе (1492 г.), Бельске (1492 г.), Мяркине (1493 г.), Полонке (близ Слонима; 1493 г.), Слониме (1493 г.), Зетеле (1493 г.), Гонёндзи (1493 г.), Гродно (бернардинский храм св. Николая, 1494 г.), Витебске (1494 г.), Хоже (близ Гродно; 1494 г.), Одельске (1494 г.), Тщане (1496 г.), Пасвалисе (1497 г.), Крошине (близ Слонима; 1498 г.), Полоцке (бернардинский; 1498 г.), Браславе (1500 г.), Каменце-Литовском (1501 г.), Сямялишкес (1503 г.), Даугай (1503 г.), Пуне (1503 г.), Красноселье (1503 г.), Будславе (1504 г.), Новодворье-Подляшском (1504 г.), Ошмянах (1505 г.), Эйшишкес (1506 г.), Дрогичине, Волковыске, Каунасе (августинский). Александру приписывается четверть всех дарений, полученных Церковью в XV в.

Списки предоставленных Александром II магдебургий и учрежденных им приходов указывают на внимание правителя к регионам Черной Руси и Подляшья. Это были наиболее связанные с Тракайским воеводством, однако не литовские области. Главным водным путем тут была река Нарев, ведущая к Висле и Данцигу. В экономическом отношении эти русинские и ближние к ним мазовецкие земли Подляшья, административно связанные с этнической Литвой, приобрели вес, сравнимый со старым великокняжеским доменом в юго-восточной Литве. Однако тяготение к Данцигу не только развивало этот славянский регион, но и упрочивало его связи с этнической Литвой. Именно в 1501 г. Александр II /487/ предоставил епископу Альберту патронажный привилей, обязывающий читать литовские проповеди даже в некоторых храмах Подляшья, и это свидетельствует о колонизации литовским дворянством южного направления.

Оживившаяся деятельность центральной административной системы, объясняемая наличием относительной грамотности и культурного роста, вновь стимулировала интенсивную работу великокняжеской канцелярии. Александр II, пусть не в совершенстве, владел латынью и подписывал латинские акты. Таким образом сам великий князь втянулся в деятельность своей канцелярии. Именно в годы правления Александра II укоренились систематическое копирование, архивирование и регистрация получаемых и выдаваемых грамот, т. е. сложились книги Литовской метрики, фиксировавшие всю обрабатываемую канцелярией продукцию. Это было важное достижение административной и письменной культуры. Графически ему соответствовало формирование «готической» кириллицы в русинских письменных грамотах.