История Литвы с древнейших времен до 1569 года
Шрифт:
Холодной зимой 1501–1502 г. активные военные действия, как обычно, затихли. Однако Шиг-Ахмат, лишенный поддержки и обеспечения, слабел без борьбы. На сторону Менгли-Гирея перебежала немалая часть его Орды, включая первую жену хана. Уже ранней весной 1502 г. Шиг-Ахмата атаковали крымчане; они не встретили серьезного сопротивления. В мае-июне войско Большой Орды практически прекратило существование. Самого Шиг-Ахмата пригрел киевский воевода Дмитрий Путятич, а изгнанные им русские заднепровские вассалы России вернулись в свои владения. Александру ничего иного не оставалось как вновь согласиться на выплату отступных крымскому хану. В июне 1502 г. Ягеллон прибыл в Великое княжество Литовское; в начале июля он уже был в Новгородке, в августе-сентябре – в Минске. Из этого пункта можно было с тем или иным успехом наблюдать за военными действиями, но события опередили Александра. Еще в начале июня группировка под командой сына Иоанна III Дмитрия, в достатке обеспеченная артиллерией, атаковала Смоленск. Русские разрушили Оршу, разоряли окрестности Витебска. Смоленск при поддержке верных дворян умело оборонял Станислав Кишка. Осаждавших тревожили его вылазки, а также действия великокняжеских дружин и польских наемников. 16 сентября смоляне отбили генеральный штурм. Голодное, деморализованное и сильно поредевшее войско Дмитрия в середине октября отступило. На северном участке Вальтер Плеттенберг 13 сентября разбил русских возле Смольного озера. Группировка в несколько тысяч литовцев принудила русских отступить от Орши, однако, по ее возвращении в Полоцк, те еще раз подвергли разорению эту область. Крымские татары осенью 1502 г. достигли Бобруйска, Турова и Бреста, но их, при поддержке поляков из Западного
Война, хотя и была успешной, истощила силы России. Уже во /507/ время осады Смоленска Иван заявил о согласии на мирные переговоры. Выдвинутая еще в мае 1501 г. инициатива Ивана Заберезинского наконец дождалась должного отклика (положительный ответ новгородского наместника Якова Захарьича Заберезинскому в декабре 1501 г. был лишь дипломатической игрой). В августе-сентябре 1502 г. предварительные переговоры в Москве начала общая делегация сенатов Литвы и Польши, подкрепленная представителем короля Чехии и Польши Владислава – Сигизмундом Зантаем (он был в Москве уже в конце декабря 1503 г.). При посредничестве Зантая Иоанн III 17 января 1503 г. выдал охранные грамоты объединенному литовско-польскому посольству, которое прибыло в Москву 4 марта. Всеми этими процедурными ухищрениями Иоанн III желал показать и показал, кому в первую очередь нужен мир. Однако Александру все-таки удалось добиться того, чтобы великий князь Московский вел переговоры со всеми монархами-Ягеллонами. Великого князя Литовского на переговорах представляли полоцкий наместник Станислав Глебович, каунасский староста и вахмистр двора великой княгини Альберт Клочка, браславский староста, жежмарский наместник и канцлер великой княгини Иван Сапега Младший. В польскую делегацию вошли ленчицкий воевода Петр Мишковский, королевский подчаший и мендзиборский староста Ян Бучацкий, краковский стольник Петр Вроцимовский, королевский секретарь и познаньский каноник Станислав Горецкий. В литовскую делегацию были специально подобраны люди, близкие великой княгине Елене. Иван Сапега вез письма своей госпожи, в которых она обращалась к отцу, называя себя его служанкой и девкой. По русским обычаям это были эпитеты, обязательные в устах дочери, но в данном случае важнее были не обычаи, а занимаемое Еленой положение и этикет межгосударственных отношений. Позволяя жене вести себя подобным образом и даже принуждая к такому поведению (Елена умоляла отца не делать ее безземельной), Александр II демонстрировал лишь свою растерянность и неосмотрительность. Перед Иоанном III излагались оправдания и уверения в том, что Елену не заставляют принять католичество, хотя в конфиденциальных беседах Иван Сапега вряд ли мог отрицать, что польские родственники его властителя этого не совершают. Объединенная делегация представителей Ягеллонов все равно осталась в роли просителей, ибо война была проиграна. Великий князь Московский чувствовал себя хозяином ситуации, тем более, что эта война была лишь составной частью упрочения международного положения России (в 1502 г. возобновились связи между Россией и Германской империей). Представители Литвы, опираясь на мирное соглашение 1494 г., требовали возвращения занятых земель и пленников. Как и следо- /508/ вало ожидать, русские отвергли эти требования. Они предъявляли претензии на все русские (русинские) земли, в особенности на Киев и Смоленск. Не было принято и компромиссное предложение посредника Сигизмунда Зантая, выдвинутое 15 марта, – вернуть половину занятых земель, а относительно других продолжить переговоры. Представителям Ягеллонов не осталось ничего другого как заявить, что они не располагают необходимыми для таких решений полномочиями, и высказать предложение о новом посольстве, что они и сделали 19 марта. Это было приемлемо и для русской стороны, которая стремилась закончить войну, имея очевидный перевес. 23 марта 1503 г. был заключен договор о перемирии на 6 лет. Россия даже вернула 6 захваченных волостей: Ельню, Руду, Ветлицу, Щучу, Усвят и Озерище (две последних – в Витебской земле). По требованию Ягеллонов русская сторона согласилась включить в перемирие Ливонский орден, однако Иоанн III поручил сделать это своим новгородскому и псковскому наместникам, что фактически вынуждало союзника Литвы вести переговоры самостоятельно. Великий князь Московский утвердил договор 3 апреля. Своих послов, которые должны были получить подтверждение великого князя Литовского, он отправил в Литву 7 мая, однако Александр II сделал это лишь 27 августа, поскольку нападения со стороны русских на границе не прекращались. Из возвращенных волостей русские вновь захватили Ельню, Руду, Ветлицу и Щучу. Кроме того, терроризируя дворян Пропойска, они разорили порубежье Витебской и Полоцкой земель и пограничный участок между Смоленском и Мстиславлем. Прибывший в Москву весной 1504 г. Станислав Глебович предлагал договор о постоянном мире, однако ничего не вышло; Иоанн III грозил возобновить подлинную большую войну.
Великое княжество Литовское утратило четверть своей территории. Война 1492–1494 г. была своеобразной разведкой, которую провела объединенная Россия. Перемирие 1503 г. знаменовало планомерную политическую агрессию России, ее несомненный военный перевес. Выдвинутая Иоанном III концепция государя всея Руси не оставляла места для существования Литовского государства. Появившиеся в русских письменных источниках XV в. памфлетные повествования о происхождении Гедиминовичей от удельных полоцких или смоленских князей были расширены и стали основой для «историко»-политических доктрин. Они дополнили конъюнктурную «Повесть о князьях Владимирских» (несомненно существовавшую уже в 1523 г., но появившуюся скорее всего на рубеже XV–XVI в.), выводившую происхождение московских Рюриковичей от Римского императора Августа. Во время войны совершенно изменился характер отношений между Великим княже- /509/ ством Литовским и Крымским ханством. Убедившись в бессилии литовской обороны против внезапных набегов, крымские татары сделали разграбление русинских земель своим постоянным ремеслом. Падение Большой Орды развязало им руки. Усилия киевского сидельца Шиг-Ахмата, стремившегося вернуть свои позиции при помощи ногайцев, ранней осенью 1503 г. уже ничего не решали. Поздней осенью того же года он пытался заручиться помощью турок в Четатя-Албэ, однако был изгнан. Лишившись доверия Литвы, Шиг-Ахмат был схвачен Дмитрием Путятичем весной 1504 г. Иоанн III и в дальнейшем подстрекал Менгли-Гирея к нападениям на территорию Литовского государства, его послы заявляли, что московский государь попытается овладеть Киевом. Осенью 1503 г. сын Менгли-Гирея Бити-Гирей без помех разорил Слуцкое княжество. Казна страны была пуста, великий князь задолжал магнатам и заложил им многие земли. Только Ивану Заберезинскому Александр II был должен 3000 золотых, под них он заложил поместья Алитус и Нямунайтис (в 1506 г. за 1000 золотых Алитус и Симнас были переданы в собственность Заберезинскому). Вахмистру двора Елены Альберту Клочке под 1000 коп грошей была заложена Кармелава.
Статус Великого княжества Литовского понизился и на востоке, и на западе. Польский сенат стремился к реализации Мельницко-Петроковских соглашений. Польские паны стали принимать участие в разбирательствах, предпринимаемых общим монархом по делам литовских вельмож. В работе Петроковского сейма, проходившего на рубеже 1503–1504 г., литовские представители не участвовали. Вопрос о помощи Литве не позволяли решать распри между польскими магнатами. Проигранная война обострила подобные распри и в Литве. В 1503 г. Александру надо было разбирать дела Михаила Глинского – Ивана Заберезинского и Альберта Гаштольда – Иоанна Радзивилла. Поздней осенью 1503 г. Михаил Глинский сопровождал Александра в Польшу и с тех пор сделался его фаворитом. Глинский прибрал к рукам монополию на литье воска, подмял под себя таможни, с ним заодно был вильнюсский воевода и канцлер Николай Радзивилл из Гонёндзи (отец). Именно такую, раздираемую противоречиями, раду панов подвергали давлению польские политики, говоря о
При таких обстоятельствах в январе-марте 1505 г. проходил /510/ литовский сейм в Бресте. Владислав Ягеллон 2 февраля заявил, что свои династические права на Великое княжество Литовское он передает брату Сигизмунду. Перед Александром, разочаровавшимся в Польше, открылась возможность защитить выгодные ему династические права. Группа Ивана Заберезинского, принимавшая участие в заключении Мельницко-Петроковского договора, в данной сфере утратила стимул для угождения польским наклонностям великого князя. Тем более это не было нужно Михаилу Глинскому и его соратникам, располагавшим поддержкой Венгрии. Эти изменения уже затруднили ратификацию Петроковского договора. Однако раскол рады панов продолжался. Воспротивившиеся растущему влиянию Михаила Глинского епископ Альберт Табор, Иван Заберезинский, Станислав Кезгайло, Станислав Кишка, Станислав Глебович были жестко усмирены. Двое первых удалены из рады панов, у Заберезинского отнято Тракайское воеводство (еще в 1504 г. его зять Иван Ильинич лишился места лидского старосты, которое получил родственник Михаила Глинского Андрей Дрожджа). Сторонники Глинского были вознаграждены: Николаю Радзивиллу-отцу дано подтверждение на все имеющиеся владения, сын стал тракайским воеводой, епископ Жямайтский Мартын получил поместье Сурвилишкес, отнятое у брата Альберта Табора – Варфоломея.
Брестский сейм определил своеобразный баланс первых лет XVI в. – поры поражений и политического разброда. Болезнь великого князя поспособствовала тому, что из среды рады панов выделился фаворит в лице Михаила Глинского. Однако аристократия Литвы, даже расколотая на группировки, нашла в себе силы противостоять аннексионистским замыслам Польши. Тем более что и сам фаворит склонялся к защите литовской государственности, а не к политической карьере в Польше. Михаил Глинский был русинский князь татарского происхождения, исповедовавший католическую веру, живший и получивший известность за рубежом, обладавший надежными связями при венгерском дворе. В его политической карьере, как в капле воды, отразилась интеграция русинской элиты в формирующееся сословное общество Литовского государства – со всеми противоречиями, характерными для этого процесса. Объективные черты подобного явления оказались еще более обострены личными свойствами этого человека: он был смелый, осмотрительный, не чуждый творчеству, властный и непререкаемый лидер. Посторонний для замкнутого круга литовской знати, он пробился благодаря дарованиям и смекалке; терпеть не мог аристократов, но прекрасно понимал их интересы и знал, как их защищать. Обвиняя православных в неверности литовским властителям, он сам протежировал православной клиентуре и даже вытеснял русин, принявших католичество (таким был Иван Ильинич, а /511/ выдвинувшийся за его счет Андрей Дрожджа через несколько лет бежал в Россию). Подружившись с Радзивиллами, Михаил Глинский сумел мирно ужиться с враждебным этому роду и быстро возвышающимся Альбертом Гаштольдом. Становясь всё более незаменимым для больного Александра, Глинский устранял влияние других вельмож, но он ничуть не хуже, чем они, понимал приоритетные интересы этой прослойки. Поэтому он воспротивился аннексионистским и гегемонистским притязаниям польских политиков. Подобная позиция сплачивала вокруг Михаила Глинского не только панов-единомышленников, – она вызывала уважение и у оппонентов. Прекращение военных действий с Россией и разногласия в среде польской шляхты, приведшие к переменам в политическом руководстве Польши, позволили группировкам литовских панов перевести дух. Тем более что 27 октября 1505 г. умер Иоанн III. Его сын, Василий III, утвердился не сразу и не мог поддерживать прежнее давление на Литву, что лишь продлевало полученную передышку. Социальная элита Литвы осознала существо создавшегося положения: хотя война и была проиграна, она показала, что Россия не в силах осуществить свою программу одним махом даже в том случае, если поляки не оказывают Литве должной помощи. Всё это и определило ход съезда в Бресте. Главным его результатом был отказ от унии с Польшей. Брестский сейм не утвердил Мельницко-Петроковского договора.
Брестский сейм продемонстрировал, что литовская панская олигархия начала ориентироваться в новой ситуации, характеризуемой давлением со стороны России и Польши. Для нее престиж Литвы снова стал не пустым звуком.
г. Преодоление решающего испытания сословной интеграции
Александр II отдалялся от Польши тем сильнее, чем яснее были признаки болезни (lues – сифилиса). Заложив многие свои земли, великий князь позволил евреям вернуться, однако опустошенная войной казна так и не наполнилась. О не решенных затруднениях с Польшей назойливо напоминал ее сенат (прежде всего – канцлер Ян Ласский). Желая возродить добрые отношения с брошенной на произвол судьбы Ливонией, Александр II и рада панов обещали ей даже территориальные уступки в Жямайтском приграничье. Однако пересмотр границ затянулся до 1506 г. и не дал результатов. И все-таки мирная передышка и брестская встряска также не остались без последствий. Польша уже не решалась (учитывая интересы династии Ягеллонов, полувековую традицию литовского суве- /512/ ренитета и собственные проблемы) навязывать аннексионистские претензии силой.
Ранней осенью 1505 г. крымские татары появились близ Слуцка и Новгородка. Новгородок защитил его энергичный наместник Альберт Гаштольд. Татары жестоко разорили окрестности, однако на сей раз защитники отдельных пунктов оказались способны согласовать свои действия: гетман Станислав Кишка, Альберт Гаштольд, Юрий Немирович и слуцкий князь Симеон, объединив свои силы, разбили татар и освободили угоняемых в рабство пленных. Татары, явившиеся близ Слуцкого замка в декабре 1505 г., были отбиты его гарнизоном (в обороняющихся вселяла отвагу слуцкая княгиня Анастасия, незадолго перед тем овдовевшая).
В то время как Мельницкая уния упрочила связи литовской и польской знати, олигархи начали координировать действия против /513/ общего монарха. Репрессированных Александром литовских магнатов поддержали польские сенаторы. Осенью 1505 г. на гродненском сейме в раду панов были возвращены епископ Альберт Табор и Иван Заберезинский; последний вновь получил должность великого маршалка. Поддержка польских панов несколько выровняла силы литовских группировок, однако не расколола их по отношению к внешней политике: они единым фронтом выступали против не оправдавшей надежд Мельницкой унии. Тут совпадали позиции Альберта Табора, Ивана Заберезинского, Станислава Кишки, Станислава Кезгайло, Станислава Глебовича и Михаила Глинского, а также группировки Радзивиллов (в которую входил Луцкий епископ Альберт). Теперь уже в этом вопросе Александр поддерживал раду панов. Расходы на оказание помощи Литве, предъявленные поляками, были очевидно раздуты и ожидаемого эффекта не произвели. Когда в июне 1505 г. Александра постиг приступ паралича, а в августе того же года скончалась королева-мать Елизавета, – в роли носителя династических вотчинных прав на Великое княжество Литовское стал всё увереннее выступать самый молодой из Ягеллонов – Сигизмунд. В начале 1506 г. на проходившем в Люблине сейме Александр и представители Литвы окончательно отвергли Мельницко-Петроковский договор.
Весной 1506 г. (7 апреля он уже был в Вильнюсе) Александр вернулся в Литву. Разочаровавшийся в польской короне (великая княгиня Елена так и осталась некоронованной королевой), парализованный монарх попал под еще большее влияние Михаила Глинского (Иван Глинский был назначен киевским воеводой, Василий Глинский – брестским старостой). Однако это не ослабило солидарность рады панов против притязаний Польши. Сигизмунд был условно признан преемником бездетного Александра (в декабре 1505 г. молдавские послы получили охранную грамоту от имени Александра и Сигизмунда). Здоровье великого князя, которого пытался лечить шарлатан Балинский, еще более ухудшилось в мае 1506 г. В июне, по возвращении старого врача Матфея Блонского, правитель испытал некоторое улучшение, однако было очевидно, что дни его сочтены. Понимая это, Александр решил созвать сейм в Лиде и передать власть Сигизмунду. Прибыв в этот замок, он 24–25 июля составил завещание, в котором передал всё свое наследие младшему брату. Завещание заверили канцлер Польши Ян Ласский, Альберт Табор, Иван Заберезинский, Михаил Глинский, Николай Радзивилл из Гонёндзи Младший.