История, любовь и шоколад
Шрифт:
Её так будоражило изнутри, что она попросту не сдержалась. Один единственный раз — и вместо стыда она почувствовала облегчение, только этого было мало. Вике хотелось говорить о том моменте еще и еще, словно всё, что было в её жизни до этого (а в ней было не мало потрясающих душу и чувства моментов), всё было настолько незначительно, что меркло по сравнению с этим воспоминанием.
Это был не первый раз, когда Цветаева видела незнакомца во сне. Еще много-много раз он ей снился, и она вновь подрывалась, словно увидела самый настоящий ужас. Пару секунд и…
— Зачем
И вновь девушка ударила кулаком по подушке, ругаясь внутри на себя за свою трусость. Почему она боится сна? Почему она так резко подрывается, хотя каждый раз клянётся, что в следующий раз дождётся продолжения, ведь так его хотелось.
Он был единственным, кто смог к ней прикоснуться и вызвать нечто приятное внутри, такую же радость и лёгкий шок, как когда Граф внезапно прыгнул на неё и стал облизывать.
Вспомнив огромного чёрного мастифа, Вика улыбнулась. Её пальцы все еще помнили, насколько мягкая была шерсть у питомца её нового репетитора. Вспомнив и про самого хозяина Графа, Вика стала прибирать тетради, что лежали под подушкой. И стоило их коснуться, как девушка задумалась: может, в этот раз ей не просто так приснился тот незнакомец.
Его глаза были такими же черными, как у Виктора. Изнеможённый вид, светлая кожа, даже волосы.
Но Цветаева вскоре отмахнулась от этой мысли: слишком мало она вдела Виктора без маски, которую тот снял лишь на секунду, голос репетитора был иным, и пока он не поправится, Вика не сможет прийти к точным выводам.
Лишь в вечер воскресенья, когда Вика смогла просмотреть две общие тетради, выданные ей парнем, девушка вспомнила про свою подругу.
Зайдя к ней тихо в квартиру, девушка направилась на второй этаж в гостиную, чтобы увидеть свою любимую картину.
Она не говорила Элле, но что-то внутри девушки сжималось, когда она видела эту женщину с пледом на ногах, сидящую в коляске и глядящую в окно. Последние лучи этого дня еще успели осветить лицо Эллы, и, кажется, этим женщина и наслаждалась.
Вика села на паркет рядом с подругой, упав головой на колени Эллы, и они обе еще некоторое время молчали, глядя на то, как за крышей соседнего дома прячется солнце.
— Ну вот, еще один день моей жизни практически подошёл к концу.
— Это звучит слишком грустно, Элла. Словно ты себя хоронишь.
Цветаева укоризненно посмотрела на свою подругу, которая только слабо улыбнулась и провела нежно ладонью по волосам девушки. Девушка поняла, что что-то точно случилось.
Или дочь непутевая вновь позвонила и испортила настроение (а эти звонки начались совсем недавно, когда та непутёвая как-то смогла прознать про всё еще высокие доходы матери, от которой же она и отвернулась), или что-то, что заставило вспомнить прошлое, насильно ворвалось сегодня в жизнь самой близкой подруги Вики. Она ненавидела такие моменты, но в душе уже прекрасно знала, что нужно делать.
— Собирайся, Элла, мы кое-куда пойдём.
Женщина недоверчиво посмотрела на девушку, глаза которой слишком странно заблестели.
Когда обе оказались
— Дочь? — лишь спросила Вика, и Элла кивнула.
Её рука стала гладить в области сердца, но Цветаева не заметила этого, потому что сразу же погрузилась в собственные мысли и чувства. Точнее чувство — злость. Она ненавидела дочь Эллы больше, чем кого бы то ни было на этом свете. Если Алина могла испортить настроение только ей и никак не касалась дорогого ей человека, то дочь Эллы…
— Перестань с ней общаться. Никогда не бери трубку, слышишь!
Женщина вздрогнула. Никогда еще маленькая, спокойная и рассудительная Вика не кричала на неё. Но Элла не разозлилась, в этом крике слышалось отчаяние и желание отгородить подругу от неприятного.
— Она же моя…
— Дочь? — усмехнулась Вика. — Элла, это исчадие ада! Этот человек никогда не изменится. На что ты надеешься, когда в очередной раз отвечаешь ей на звонок?
В ответ тишина. Только свист ветра в ушах и шум проезжающих машин, а еще оборачивающиеся люди на странную пару. Но Элла подбирала нужные слова, чтобы объяснить, какую тоску она чувствует, а Цветаева еле сдерживала слёзы, что скопились в уголках глаз.
Так они добрались молча до гипермаркета, возле которого Вика ненадолго затормозила и обошла коляску, чтобы посмотреть в лицо женщине.
— Извини, Элла. Я не мама, и мне никогда не понять, что ты чувствуешь. Это не рационально заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. И раз уж я не могу заставить тебя прекратить общение с той, кого ты глубоко в душе по-прежнему любишь, я заставлю тебя на мгновение забыть всё плохое. Потому что сейчас мы займёмся твоим самым любимым.
Зеленые глаза недоверчиво сузились, а губы растянулись в предвкушающей улыбке.
— Чем же?
Вика вернулась на прежнее место, покопавшись снизу коляски, она вновь встала с колен и взялась за рукоятки.
— Как чем? Мы будем искать приключения на одну очень красивую часть тела!
Интерактивная дверь открылась, и Вика внеслась вместе с коляской, совсем позабыв, что в вечер воскресения здесь может быть слишком много людей. И пока Элла не знала, что сказать от шока, Вика продолжала носиться с коляской сквозь секции гипермаркета, умело объезжая посторонних.
— Вика, остановииись! — вдруг опомнилась женщина.
Она нажимала на тормоз, но ничего не работало.
— Я всё отключила, Элла, так то даже не старайся.
— Я не узнаю своего цветочка! — вновь закричала она, покрепче ухватившись в перилла. — Ааа!
Вике потребовалось пару секунд, чтобы вновь услышать веселый голос подруги, а затем и её смех.
Без жертв не обошлось. Ими стали люди, что совсем забыли про свою тележку, которая укатилась на середину широкого коридора. Чуть её задев, тележка развернулась и упала, молодая пара стала возмущаться, и Вике с Эллой оставалось лишь крикнуть «Простите!»