История любовницы короля

Эфф Юлия

— Ваш батюшка, да благословит его Владычица здоровьем, в курсе всего происходящего в Люмерии, — сухо кивнул сир Петран, сорокалетний «старичок», важный настолько, что его даже не переплюнул бы раздувшийся морской ёж.

Я поблагодарила за урок и спросила, как мы можем компенсировать затраченное время сира Петрана, о ценности которого лекарь упомянул несколько раз за пять дней. Мне было отвечено, что оплата гольденами уже произведена. Но если передадут наисвежайшие морские гостинцы для сира Николаса и его коллег, то наш долг бестолковых массажистов будет полностью погашен.

До меня

только в тот момент дошло, что сир Петран — шутник, с особой манерой шутить не улыбаясь. Взглянув в окно и заметив знакомый признак шторма на небосводе, я уверенно пообещала, что гостинцев отправим предостаточно.

— Вы не могли бы оставить нас наедине, сир Петран? — почти полностью одевшись, Его высочество обратился к хозяину комнаты.

— С превеликим удовольствием, тем паче время сиесты было безосновательно пропущено. Моё тело нуждается в восполнении энергии, — мужчина поклонился, прихватил свой сюртук и отправился восполнять энергию в столовую, где по традиции, сложившейся за неделю, всегда был накрыт стол лёгкими закусками для проголодавшихся гостей.

Стоило нам остаться наедине, Его высочество взял меня за руку:

— Я ни минуты не сомневался, что этот шутник одобрит тебя.

Колени мои и руки дрожали от усталости, я словно только что безостановочно помыла пол в коридоре, ползая на коленках.

— Тебе надо отдохнуть, сегодня у тебя получилось почти идеально, — заметил Генрих, убирая мой растрепавшийся локон за ухо.

— Я люблю Райана и не хочу причинять ему боль, — призналась тому, с кем мы вчера перешли на ты. — Пусть сир Петран скажет про Йару и Уриэна, а я, если хочешь, буду приходить помогать мыться и делать массаж…

— Как вчера, тайно? — зелёные глаза не улыбались. Запутанное положение вещей не устраивало никого из нас, разве что сир Брис относился к несказанному вслух, но отчётливо витающему в воздухе, равнодушно. — Не получится. Я не давал советов сиру Петрану, но он лишь тебе дал рекомендацию. Йара и Уриэн не сдали свой экзамен. Что скажешь?

— Что ты ещё успеешь на рудник, — я попыталась уклониться от ответа.

Сир Генрих улыбнулся. Ледяной принц оттаивал, менялся, по крайней мере, со мной наедине он казался обычным мужчиной. А ещё не проходило очень странное ощущение, что мы все, четверо, ждём очередного всплеска, чтобы встретиться в одной комнате, на одной кровати, и договориться. До чего? Не знаю. Дыв-Кариат и магия Аднода наверняка нашли бы, что сказать. А пока мы варились в этом непонятном котле, играя роли слепых и глухих обманщиков.

Прошлым вечером я постучалась к Его высочеству, чтобы узнать, комфортно ли ему, что принести — молоко или отвар. Меня же попросили помочь снять напряжение, из-за которого у принца болели мышцы на плечах и конечностях — невинная просьба искупать, как тогда, в ночь всплеска, и потом сделать массаж, хотя бы показать пока первые усвоенные уроки сира Петрана.

Он и в самом деле выглядел измученным, так что я пожалела его. Помогла помыться, не заставляя вставать в полный рост в лохани, вытерла сухой простынёй спину и волосы. От этих прикосновений Его высочество закрывал глаза. Я принесла масло, какое госпожа использовала именно для снятия напряжения в мышцах, с выжимкой согревающих

семян. Всё было хорошо, пока массаж делался на задней части, и была тайная надежда, что принц уснёт, а я, вопреки науке сира Николаса, вместо болевых прикосновений буду просто гладить, успокаивая. Принц не уснул. Перевернулся.

Тонкая влажная простыня, даже свёрнутая в несколько слоёв, не скрыла признака возбуждения. А мой массаж на груди, откуда я начала втирать масло по передней части тела, заставил бугорок на бёдрах увеличиться и заметно подрагивать. Мы оба старательно делали вид, будто это естественно и не требует внимания.

Я не смотрела на мужчину, чтобы не встречаться с его зелёным взглядом. И лишь его лёгкий стон заставил это сделать. Сир Генрих запрокинул голову и кусал губы, а его руки сжались с кулаки до побелевших костяшек пальцев.

— Что не так, Ваше высочество? Вы себя плохо чувствуете? — придушенным голосом спросила я, продолжая играть роль ничего не замечающего массажиста.

Веки приподнялись.

— Всё в порядке, Ана. Благодарю за массаж, — поморщился, опять сжимая и разжимая кулаки. — Благостной ночи. Не смею больше вас задерживать.

Я приподнялась, чтобы слезть с кровати:

— Хорошо, благостной ночи, Ваше высочество.

Благополучно убрала бутылочку, оставила её здесь, в комнате, на случай, если пригодится. Дошла до двери, когда ко мне в спину прилетело:

— Ваша эмпатоморфия сведёт с ума любого!

Я обернулась. Принц сидел на краю кровати, наклонившись и будто бы пытался глубоко дышать. Святые Основатели! Словно раненый! Неужели у мужчин так всё плохо?

Промолчать на слова, показавшиеся мне обвинением, я не смогла.

— Что я опять сделала не так? — мой собеседник молчал.

Подождала немного, ответ не прозвучал — и я взялась за ручку двери, собираясь уйти. Проблема Его высочества мне казалась надуманной, а его слова — отражением обиды на мою непонятливость.

— Ты не умеешь контролировать свой дар, потому что ты сама не знаешь, чего хочешь, Ана.

Вот это обвинение! Я вернулась и удобно опустилась на колени перед Его высочеством, чтобы не возвышаться над ним.

— Не понимаю, в чём вы меня обвиняете меня, Ваше высочество.

— Что ты делаешь сейчас, Ана? — он поднял изумлённый мутный взгляд. — Тебе мало? Почему ты на коленях?

— Чтобы видеть ваше лицо, сир.

— Разве за этим?

Повисла долгая пауза, во время которой сир Генрих смотрел на меня, я — на него и пыталась понять его намёк, но дело это оказалось мне не под силу. Призналась, мол, сдаюсь:

— Вы — мой будущий король, а я всего лишь глупая лумерка. Если у вас есть пожелание или приказ, только скажите!

Его высочество сглотнул, вздохнул как-то по-особенному, выпуская тонкую струйку воздуха из губ:

— Я прекрасно помню про твой первый урок, Ана. И мог бы взять тебя настойчивостью, но мне было интересно, как ты будешь приспосабливаться ко мне, если я предоставлю тебе свободу. Ты могла касаться меня во время купания по-другому, и делать массаж по-другому. И уйти сразу, не возвращаться. И не опускаться на колени, а высмеять меня стоя, возвышаясь надо мной. Ты всё ещё не понимаешь, Ана, свою ошибку?