История любовницы короля

Эфф Юлия

— Ну, по крайней мере, мы знаем, что его пьянейшество находится у себя, — философски заметил Райан, отказавшись возвращаться. — Рано или поздно запасы, которые он стащил у Нерис, закончатся, а там пусть няньки следят за ним.

Тем не менее, своё вчерашнее намерение Райан выполнил. В кабинете рудника написал два письма и одну записку. Вызвали лодку, господин Уриэн с Элиасом уплыли, инквизитор пообещал вернуться к вечеру. А записка предназначалась мне. В ней Райан попытался объяснить про возможное сильное заклятие, наложенное на дворец, и попросил не уходить из него, а дождаться

вечера, мол, потом вместе с сиром Брисом они что-нибудь придумают.

Райан переживал зря: я поверила его записке, потому что с утра у многих во дворце в разной степени болела голова. Я полагала, что болела сильнее у тех, кто чаще вспоминал принца и пытался уловить причину чувства, будто что-то забыл. Даже Райан, с которым я провела ночь, пожаловался утром на лёгкое недомогание, а с сиром Брисом и остальными на эту тему я не разговаривала.

Часам к одиннадцати голова начала раскалываться, пришлось остановить уборку комнат на господском этаже. Эва была отправлена помогать на кухню, а я прилегла. Проснувшись через пару часов, почувствовала себя намного лучше, напилась отвара с душистым сухотравьем и вернулась было к прерванной работе, но Эва сообщила о записке от герцога.

Заклятье… Так вот оно что… Я обошла всех во дворце, спрашивая о самочувствии, и убедилась: дело точно нечистое. Но кто наложил чары и зачем? Его высочество научил меня одному магическому приёму, цель которого изначально была — абстрагировать эмпатоморфию от желаний партнёра. Я пробовала вызывать маг-защиту лишь в присутствии Генриха и никогда не проверяла во время ночей с Райаном или сиром Брисом — а зачем? Нам было хорошо, мы друг друга не обижали, самокопание же могло испортить только моё настроение, не чужое.

Сегодня я решила попробовать этот приём. Уселась в кресло, расслабилась и сосредоточилась на задумчиво плещущейся во мне магии. Обратилась к ней и попросила окутать меня охранным коконом, защитить от чужого вредоносного влияния… О, нахлынуло удивительное чувство, будто кто-то в холодную тёмную ночь укрывает твои плечи спасительным тёплым плащом! Вслед за этим я поняла, что осадок головной боли растворяется, и внезапно меня обожгло мыслью: что с Его высочеством?!

— Святые Белые Основатели! Дворец полон магов, инквизиторов и никто из них не догадался! — ругалась по дороге к комнате Генриха. Бежала туда, как угорелая. Толкнула дверь — заперта. На мой стук никто не ответил.

Холодея от фантазий о том, что могло случиться с принцем со вчерашнего вечера, я попыталась открыть замок отработанным приёмом, но пальцы закололо ответной магией: Генрих ещё и маг-печатью подстраховался!

— Засранец! — выругалась в сердцах. Может, лежит у себя опять располовиненный через портал или… и того хуже… — Спокойно! Успокойся, Ана!

От произнесённых вслух слов стало легче, нужна была холодная голова, а не эмоции. Из более-менее толковых во дворце оставался господин Дорман, но он не был магом, что мог посоветовать или предпринять? Даже если бы мы захотели, взломать дверь или снять с петель не получилось бы — печать бы не дала. Засранец принц!

Никогда этого прежде не делала — приложила руку к двери, вспоминая слова Его высочества

об уникальности магии метаморфа: «Если сила качественная, то она может заменить несколько слабых, разве что у неё другие задача и перераспределение потоков. Но если научиться управлять ею, то при смене личины может измениться даже аура, и ни один инквизитор не опознает в метаморфе другого человека. Ибо маг воды, чью личину наденет метаморф, примет не только внешнее обличье и голос, но и отпечаток магической сути…»

Решив начать с малого, я изменила только руку, потому что для полного превращения мне пришлось бы как минимум снять платье: фигура Его высочества не поместилась бы в него. Но руки, на удивление, оказалось достаточно. С неё я отправила призванную маг-силу метаморфа, давая ей задание продублировать магическую вязь принца. И чудо случилось — я чувствовала, как по руке струится сила, отделяется от ладони невидимое тепло и проникает в дверь, а потом возвращается с ощущением свободы. Вторая проба вскрыть металлический замок — и успешно, щелчок поднявшейся щеколды откликнулся торжествующим безмолвным воплем внутри меня. «Опасная ты необручница, Ана!» — похвалила я себя и сосредоточилась на мыслях о принце.

Страшно было зайти внутрь и увидеть тот ужас, но… меня встретила мирная картина спящего на кровати Генриха. Храпел, правда, он ужасно через открытый рот. И спёртый от пьяного угара воздух сдавил мне горло. Я торопливо направилась к закрытому окну, и за свою невнимательность едва не поплатилась — на полу валялось несколько пустых бутылок, одна из них была явно намеренно разбита об стену рядом с зеркалом, я споткнулась об бутылку, и только брошенная на пол подушка смягчила моё падение.

Отругав принца, продолжающего храпеть, при этом не выпуская из руки полупустую бутылку, уже более внимательно переступая через валяющиеся вещи, добралась до окна, залезла наверх, чтобы открыть замок, используемый во время штормов, и наконец распахнула настежь створки, впуская свежий воздух. Сама постояла рядом с окном, усмиряя тошнотворный порыв, и принялась наводить порядок.

Морской чистый бриз почувствовало тело, обутое и одетое, раскинувшееся на нерасправленной кровати. И только небрежно натянутые штаны с болтающимися завязками свидетельствовали о том, что их хозяину не хватило ловкости в пальцах, чтобы поправиться после посещения уборной. Собирая разбросанные бутылки по всей комнате и осколки, я с облегчением вздохнула, не найдя рвотных пятен. Пил Его высочество аккуратно, но прицельно, судя по оставшимся двум полным из шести бутылок. И даже не закусывал…

Расчистив пол для перемещения, я начала действовать по знакомому алгоритмусу — ничего лучше в подобных ситуациях, чем чистая вода, не было. Дождалась, когда по трубам пойдёт вода из колодца, подставила под ручку специальный зажим и вернулась в спальню. Его высочество забормотал, двинул рукой, бутылка накренилась, и на постель полилась красная жидкость. Я ахнула и силой забрала у моффина бутылку. Принц моментально очнулся.

Веки с трудом приподнялись, рот открылся — и всё, что я услышала — нечленораздельный звук то ли приветствия, то ли возмущения.