История морских разбойников

фон Архенгольц Иоганн Вильгельм

Когда, после первого вторжения варваров, все узлы общественные были насильно расторгнуты, людям остался один Бог спасителем посреди бедствий, их окружающих. Нищенствующие общества заживо погребли себя в местах неизвестных и почитаемых недоступными, и обработанные поля не замедлили сделаться бесплодными под шалашами дикарей, умевших только опустошать. На месте произведений земли, иссушенных дыханием пожаров, снова явилась пустыня, между тем как на высотах, оспариваемых у ледников, остатки изгнанной цивилизации в страданиях ждали дня, назначенного для прекращения этого бича. Нравы Востока, расположенного к созерцательной жизни, населили уединения Кармели, Ливана, Фиваиды; труд характеризует религиозные общества Запада. Исчисление услуг, оказанных ими земледелию, одно уже составило бы длинную повесть. Они сгладили следы варваров, и, говоря об одной только Франции, колонизировали целые провинции. Бретань, Анжу, Берри, Овернь, Гаскония, Лангедок первоначально были необъятными монастырскими фермами. В недрах этих работ частности

цивилизации начали снова возникать под тенью первых монастырей. После строгого исполнения постановлений орденских, между молитвами и умерщвлением плоти, полезные искусства занимали досуги. Монастырь представлял семейство, живущее в беспрерывном совершеннолетии. Ему принадлежало время для приготовления, созерцания и исполнения предприятий, которые потребовали бы содействия великого числа людей и многих генераций. Сколько людей не знают, или не помнят, читая нынче Гомера или Виргилия, Плутарха или Тацита, что только тяжкому труду нескольких отшельников мы обязаны этими драгоценными сокровищами литературы, с которыми ни один народ до сих пор не мог еще сравниться.

Но монастыри не ограничивались сохранением: они становились средоточиями всех умственных сокровищ Гражданские школы, уничтоженные нашествием, заменились училищами духовными. С VI до половины VIII столетия, славнейшие училища этого рода во Франции находились в Пуатье, Париже, Мане, Бурже, Клермоне, Вьенне, Шалон-сюр-Соне, Арке и Гапе. Монастырские школы были не менее цветущи. В школе сен-ванбрильской или фонтенельской, в Нейстрии, считалось около 300 учеников. В монастыре Св. Цезаря Арльского, в начале VI столетия двести духовных беспрерывно занимались переписыванием древних рукописей. Аббатства Ситин (впоследствии столь прославившееся под именем Сен-Бертенского), в Сент-Омере, Св. Медаря в Суассоне, уже обращали на себя взоры всех. Между тем как в епископальных школах обучали городских жителей, все большие монастыри открывали школы в селах, и в них приходили издали. Та же рука, которая только что держала заступ, во время отдохновения держала кисть или перо. Современная хроника собирала запасы в свои архивы и молча отмечала события каждого дня. Большие аббатства мало-помалу становились для наук, искусств и литературы живыми энциклопедиями, и мы до сих пор остаемся только их компиляторами.

Среди таких достопамятных событий, доходим мы до Карла Великого. Он германец, он верен языку, поэзии, духу своего племени; он пишет франкскую грамматику и приказывает собирать народные песни германцев, но он видит также, что цивилизация живет в воспоминаниях о римском мире. Этот мир, почти совершенно исчезнувший, он отыскивает, собирает по мелким частицам и зоссоздает. Он приказывает обучать всех чтению и списыванию уцелевших рукописей. В то же время, ему известны все потребности эпохи; он законодатель: взгляните на его Капитулярии; он богослов: вот Каролинские книги. Он призывает монаха Алкуина, который предсказывает великие судьбы монашеских орденов. Карл Великий с помощью Алкуина учреждает школы, образование становится народным; происходит мена вопросов литературных, философских, религиозных, научных. Из них возникает свет. Карл находит время не только для всего этого, но и для пятидесяти трех походов. Карл Великий был первым полководцем своего века.

Одной из ошибок Карла Великого было его завещание, разделявшее империю. Сын Карла Великого, Людовик Аквитанский, государь слабый, видит вокруг себя искателей престола; внутри государства смуты; вне его возникают возмущения, и слухи о нашествиях иноплеменных приходят с отдаленных границ. Партии становятся смелее, во главе их сыновья Людовика, и вся эта борьба имеет результатом двукратное свержение и двукратное восстановление. Людовик, который умирает от огорчения в 840 г. с именем Debonnaire, Добродушного. Франция при Карловингах приходит в упадок. Не имея силы утвердить в недрах ее мощные учреждения, короли этой фамилии остаются без сил и для отражения внешнего врага, всегда пользующегося общественными раздорами стран, которыми желают овладеть. Набеги нортманнов [24] , испугавшие уже предусмотрительного Карла Великого, освещают пожарищами все берега Франции. Они являются в одно время от Сены до Луары, от мелей Бретани до берегов Гаронны; Тулуза дрожит при их приближении, и Пиренеи, согнув под стопами их свои гранитные выи, бросают их в Испанию.

24

Мы сохраняем это правописание, потому что оно настоящее, от Northmanns. Название норманнов присвоили им французские писатели уже после поселения их во Франции. — Примеч. пер.

Европа представляла тогда хаос, в котором сильнейший поднимался на трупе слабейшего, чтобы потом быть, в свою очередь, низвергнутым другими. Вся история — история нескольких варварских предводителей, споривших об обладании тем или другим участком земли, людям не доставало разума и мужества. Все было разделено, все было несчастливо и слабо. Этот беспорядок открыл путь народам скандинавским и жителям балтийских прибрежий. Эти слишком многочисленные дикари, обрабатывая бесплодную почву, не имея мануфактур, лишенные искусств, заботились о том, как бы убраться подальше

из своей родины. Грабежи и морские разбои были им так же необходимы, как кровь диким зверям. В Германии их называли нортманнами (Northmanns) (северные люди) без различия. С IV столетия они вмешались в потоки других варваров, которые прошли опустошителями до Рима и Африки. Леса, покрывавшие родину их, доставляли им лес для построения двухпарусных и гребных судов. В них помещалось до ста человек с провизией пива, морских сухарей, сыра и копченого мяса. Они разъезжали около берегов, высаживались там, где не находили сопротивления, и возвращались домой с добычей, которую разделяли потом.

Эта мрачная драма скандинавских набегов доставила поэтам и составителям хроник средних веков рассказы, похожие на плачевную эпопею. Некоторые из лучших новейших историков прибавили к этим воспоминаниям свои розыскания, вносящие свет в каждый поворот этого лабиринта. После столь плодовитых трудов, остается только почерпать в прошедшем.

«Народы севера, — говорит Гельмольд Нигель, поэт IX века и панегирист франкского короля Людовика Благочестивого, — носили прежде и до сих пор носят название данов или датчан. Их называют также нортманнами на франкском языке. Они живы, поворотливы и храбры до излишества, слава их проникла в отдаленнейшие страны. Живя близ моря, они ищут себе пищу на ломких судах; высокий рост, красота лица и благородство движений заставили заключить, что франкская нация происходит от них». Но франки происходили столько же от нортманнов, сколько нортманны происходили от франков. Принадлежа к одному семейству, эти народы должны были иметь сходство, выйдя из одной и той же страны, но в разные эпохи, они поселились — одни на север, другие на юг от Германии, и когда встретились на полях Галлии, желание походить на своих победителей напомнило франкам родственное происхождение с ними.

Прежде, чем распространение германского племени населило Кимврию и Скандинавию, на этих двух полуостровах находились обитатели, которым трудно было бы назначить еще древнейшую родину. Первая сохраняла имя кимры или кимвров, завоевавших бельгийскую Галлию и впоследствии населивших остров Альбион, где племя их сохранилось без примеси в Камбрии или Валлисе (Уэльсе. — Примеч. ред.). Финны первые заняли Южную Скандинавию, откуда были оттеснены на крайние северные пределы, в Финляндию и Лапландию, вследствие германской эмиграции, время которой нам так же неизвестно, как причины, ее произведшие, и последствия ее. Не без некоторой достоверности полагают, что скиф Один или Водан, покинув страну Асгард и пройдя через Сарматию, увлек находившиеся на пути готские племена Германии и завоевал с ними Херсонес Кимврический и Скандинавский полуостров. Так объясняется тевтоническое происхождение датчан, норвежцев и шведов, доказываемое сходством нравов, языка и учреждений.

Один, дав законы народам прибалтийским, передал им религию, совершенно сообразную с потребностями, удовлетворяемыми одной только войной. Законодатель Севера сделался главным божеством его; его обожали как отца убийств, истребителя народов, зажигателя. Он вперед назначал воинов, долженствовавших погибнуть в бою, и за душами их являлись на поле битвы девы, его посланницы. Он приуготовлял для храбрых награды Валгаллы (Вальхаллы. — Примеч. ред.), где девы Валькирии наливали им волны пива в черепа убиенных врагов. Трусам назначалась обитель в Наструде (царстве смерти), где Гела принимала их во дворце Томления за стол Голода и в постель Истощения. Двенадцать богов и столько же богинь составляли двор Одина. Между этими божествами главнейшими были Фрейя или Фригга, богиня любви; Локи или злое начало; Тор, бог грома и Ниорд, царствовавший на море и предводительствовавший бурями. Божества эти любили человеческие жертвы и через каждые девять лет было торжественное собрание в Леире, на острове Зеланде, где приносили богам двойную гекатомбу из людей и лошадей.

Эта воинственная религия внушала обитателям Севера презрение к жизни, заставлявшее их слепо бросаться в самую очевидную гибель и искать смерти как конца трудов своих и начала жизни за гробом. Товарищи, о которых говорит Тацит и которые посвящали себя воинственным начальникам Германии, были известны на Севере под названием кэмперов (koemper) или бойцов. Узы, привязывавшие их к господам своим, разрывались только смертью. Этот образец варварского рыцарства имел также свои правила: кэмперу запрещено было похищать женщин и детей, искать убежища от непогоды и перевязывать раны свои прежде окончания битвы. Когда воинственный жар этих бойцов выступал из границ, они вступали в ряды берзекеров (berseker) или неистовых бойцов. Мужество этих воинов подвергалось ударам врагов и ярости бурь, морской разбой был для них необходимостью.

Датчане и скандинавы повиновались высшим начальникам, называемым овер-конгар (over-kongar), и начальникам — данникам, или вассалам, унтер-конгар (unter-kongar), которые по большей части вели свое происхождение от Одина. Наследование их, как в Германии, зависело частью от выборов, частью от права происхождения. Первых было по четыре в Дании, т.е. двое в Ютландии, один в Леире и один в Скании. В Норвегии считалось до восемнадцати, а в Швеции меньше. После низших начальников следовали ярлы (jarls) или графы, которые имели под своей властью вассалов, называемых (по-немецки herren, бароны) и вели на войну людей свободных, известных под названием бендсов (bends).