История морских разбойников

фон Архенгольц Иоганн Вильгельм

Флот Дюкэна явился перед Алжиром около исхода августа 1682 г., но волнение несколько дней препятствовало атаке. Наконец открыли огонь. Дурно направленный сначала, он причинял мало вреда неприятелю, одна мортира метнула бомбу так неудачно, что она упала назад на галиот. Дюкэн приказал галиотам подойти ближе к городу, и пальба возобновилась с большей верностью и живостью. Обстреливание продолжалось всю ночь и причинило страшные опустошения в Алжире и порте. На следующий день дурная погода принудила адмирала разорвать свою боевую линию, но 3 сентября произошло еще страшнейшее против первого бомбардирование. На другой день отец Леваше, исполнявший в Алжире должность консула, подъехал к адмиральскому кораблю с одним турком и толмачом для переговоров. Дюкэн отказался принять его на корабль, куда допустил только турка и толмача, которым сказал: «Если алжирцы хотят мира, пусть приедут сюда вымаливать его на коленях и предадут себя мне безусловно». И, не ожидая, как примут это условие, он приказал удвоить пальбу.

5 сентября явились новые депутаты со стороны Баба-Гассана. Дюкэн потребовал прежде всего выдачи всех христианских невольников. Это условие было отвергнуто. Но как дурная погода начала угрожать безопасности флота, то адмирал был принужден отказаться от дальнейшего преследования своих успехов: 12 сентября он поднял паруса и отплыл в Тулон. Эта экспедиция, пагубная для пиратов, но успех которой далеко был неполон, имела однако сильный отголосок в Европе, как по поводу обновления

мортир на галиотах, так и по случаю почти совершенного разрушения одной части города Однако же турки нисколько не унывали, они хвалились, напротив, что довольно богаты для того, чтобы выстроить вновь весь город. Поэтому Людовик XIV решился весной следующего года приняться за дальнейшее исполнение своего плана. Зиму употребили на починку поврежденных кораблей и на усовершенствование галиотов д'Элисагаре.

Новая экспедиция вышла в море около конца июня 1683 года. Под Алжиром к ней присоединились еще пять кораблей под начальством маркиза д'Анфревиля. 28 июня галиоты утвердились под пушками города, открыли бомбардирование и завалили улицы горючими веществами. Смущение алжирцев было так велико, что диван поспешил отправить отца Леваше для новых переговоров. На этот раз ему посчастливилось: Дюкэн принял его и поручил ему объявить дивану и паше, что, прежде всякого открытия переговоров, он требует безотлагательной выдачи всех христианских невольников, французов или иностранцев, взятых под французским флагом, грозя немедленно возобновить огонь при малейшем споре об этом предмете. Диван, опасаясь возмущения при прочих смутах, поспешил согласиться на требование адмирала и на следующее утро часть невольников была выдана. Потом Дюкэн потребовал выдачи в виде заложников Меццоморте, адмирала алжирского флота, и Али, одного из знаменитейших капитанов, занимавшего место вроде морского министра Это новое требование, подкрепляемое грозным положением, было также исполнено, и притом тем с большей поспешностью, что бей Баба-Гассан очень тревожился ежедневно увеличивавшимся влиянием, которое приобретал Меццоморте над беспокойным и подозрительным духом турецкой милиции. Самое тягостное для алжирцев условие было произнесено последнее: Дюкэн требовал немедленной уплаты 1'500'000 франков за военные издержки и призы, взятые в последние годы. Баба-Гассан объявил адмиралу, что не имеет средств уплатить такую значительную сумму, но Меццоморте, желавший во что бы то ни стало выйти из своего неприятного положения, воспользовался минутой, когда удалялся алжирский посланный и просил Дюкэна отпустить его в город, обещая сделать более в час, чем Баба-Гассан в две недели. Оставляя корабль, Меццоморте пожал адмиралу руку, обещая ему быстрые вести об успехе своих намерений. Действительно, выйдя на берег, он прямо пошел во дворец бея и приказал четырем приверженцам своим заколоть его, потом надел кафтан убитого, приказал объявить народу о своем вступлении на престол, водрузить красный флаг на всех укреплениях и открыть пальбу из всех батарей по неприятельскому флоту. Наконец, он отправил к французскому адмиралу христианского невольника и поручил ему объявить, что если Дюкэн будет еще метать в город бомбы, то бей велит ставить христианских невольников перед жерла пушек.

Так как переговоры были прерваны, то бомбардирование возобновилось, но новые опустошения, причиняемые галиотами, до того разъярили милицию и народ, что один англичанин, человек с влиянием, воспользовался этим, чтобы привести в действие кровавые казни, которыми угрожал Меццоморте. Служители отца Леваше развесили белье для сушки на террасе дома консула. Англичанин уверил народ, что это сигналы, делаемые флоту. Двери консульского дома были немедленно разломаны яростной толпой, и дом разграблен. Несчастный консул был очень стар и лишен употребления всех членов с тех пор, как был поражен в Тунисе чумой. Отыскав его, бешеные алжирцы привязали его на стуле, снесли на мол, обернули спиной к морю и, зарядив пушку порохом, привязали служителя Божия к жерлу ее, нанесли ему в этом положении тысячи обид и оскорблений и наконец принесли его в жертву своей ярости и отчаянию. Пушку разорвало, но она произвела все действие, которого ожидали от такого неслыханного варварства, ибо взрыв уничтожил большую часть плачевной жертвы, остатки тела и клочки платья его были тщательно собраны несколькими христианами и хранимы как святыня, многие турки желали также иметь свою долю в дележе в память человека, добродетели которого заслужили ему даже уважение диких разбойников. За консулом последовали еще двадцать два христианина, которые погибли той же смертью. Между ними находился молодой человек, спокойный и решительный, по имени Шуазель. Служа во французском флоте, он в счастливейшие времена взял в плен одного алжирского рейса и оказал ему самый радушный прием и человеколюбие. Последний, освобожденный в 1670 году, сохранил память об этом, и в ту минуту, когда Шуазеля привязывали к жерлу пушки, он узнал его. Немедленно бросился он к нему, крепко обнял несчастного француза, объявляя, что умрет с ним, если не пощадят его. Это братское самопожертвование должно было бы спасти обоих (как и рассказывается в общеизвестном анекдоте во всех хрестоматиях), но ярость алжирцев была до того воспламенена убийством, что они не обратили даже внимания на просьбы своего соотечественника и, вместо одной жертвы, выстрел сделал две.

В таком положении находились дела, когда вдруг у французов обнаружился недостаток в бомбах. Около 60 домов и несколько мечетей были разрушены, улицы усеяны обломками, погибло 400 человек и потоплены три больших корабля на рейде, но необузданные пираты все еще оборонялись: чем несноснее становились их муки, тем менее казались они склонными к переговорам, которые могли предохранить их от конечной гибели. Г. де Сеньеле отправил к бею парламентера, чтобы узнать его намерения. Меццоморте с гордостью объявил, что как Дюкэн не продолжал переговоров после выдачи ему христианских невольников, то он погребет себя скорее под развалинами Алжира, чем заведет новые переговоры. Французская эскадра, истощившая воинские снаряды и будучи от того не в состоянии продолжать свои операции, возвратилась 25 октября в Тулон, куда привезла множество освобожденных невольников.

В следующем 1684 году, г. Дюссолю поручена была политическая миссия при Меццоморте, дикая смелость и изобретательный ум которого заставляли опасаться, чтобы он не протянул на бесконечное время сопротивления, которое обошлось бы французам слишком дорого. При приезде уполномоченного, он находился в борьбе с разными заговорами, он был даже ранен в лицо в одном восстании, произведенном интригами тунисского бея. Это критическое положение много способствовало к тому, чтобы посбить у него спеси, он так был расположен к миру, необходимому для его интересов, что объявил г. Дюссолю, что если король французский желает мира раз, он желает его десять раз, но несмотря на его усилия, совет милиционный, который со дня на день приобретал большую независимость новыми затруднениями, останавливал заключение договора. Наконец 1 апреля явился перед Алжиром де-Турвилль с многочисленной эскадрой, чтобы поторопить заключением договора. После двадцатитрехдневных переговоров почти сошлись насчет условий, и мир был подписан 25 апреля к величайшей досаде англичан и голландцев, которые, завидуя успехам Франции и преимуществу, которое она желала приобрести над политикой Европы, употребляли все возможные средства, чтобы продлить враждебные действия. С обеих сторон выдали невольников и бей отправил посла в Париж. Но пираты с трудом могли решиться на бездействие. Несколько месяцев после договора

они уже нападали на английские корабли, и в 1686 году без всякого зазрения совести начали брать корабли французские. Около конца того же года экспедиции их сделались столь многочисленными, и потери, которые понесла французская торговля, столь значительными, что морской министр приказал донельзя преследовать всякого алжирского пирата, встречаемого в Средиземном море. Царствовавший тогда паша в отместку приказал разграбить дом консула, а самого консула, г. Пюлля, бросить в тюрьму. Меццоморте готовился к войне, он начал сооружение форта на мысе Матифу, но, чтобы выиграть время, написал к начальнику тулонских морских сил и предлагал мирные переговоры. Франция не поддалась этой уловке. Когда получили письма его, эскадра, под начальством маршала д'Эстре, выступила в море, и ничто не остановило исполнения. Эскадра бросила якорь в виду Алжира в конце июня 1688 года. Маршал объявил немедленно бею следующую декларацию: «Маршал д'Эстре, вице- адмирал французский и вице-король Америки, объявляет властям и милиции королевства Алжирского, что если в продолжение этой войны, употребят те же жестокости, которые прежде позволяли себе против подданных короля французского, он поступит точно так же с подданными алжирскими, начиная с знатных лиц, которые у него в руках и которых для этой именно цели приказано взять с собой». Кажется, что употребление бомб сильно поразило алжирцев, ибо Меццоморте отвечал собственноручно на обороте этого послания: «Вы говорите, что если мы будем ставить христиан пред жерла пушек, вы привяжите наших к бомбам, хорошо же! Если вы будете метать бомбы, мы привяжем консула вашего к жерлу. Я буду действовать так не по случаю войны, но потому что вы стреляете огненными бомбами. Если у вас достанет духа, выходите на берег или ограничивайтесь метанием ядер с ваших кораблей».

Огонь с галиотов не прерывался в продолжение двух недель и произвел в Алжире страшные опустошения. 10'000 бомб были брошены в него в это время, они опрокинули множество домов, убили большое число жителей, потопили пять кораблей и сбили маяк. Меццоморте сам был поражен в голову осколком бомбы. Эти опустошения, вместо того чтобы привести покорность алжирцев, произвели новые бесчеловечия. Отец Монмассон, прежний версальский священник, сделался первой жертвой, потом предали одного за другим смерти пред жерлами пушек консула Пюлля, одного священника, семь капитанов и 30 матросов. Узнав об этих неистовствах, д'Эстре не вытерпел и приказал казнить 17 знатных турков, находившихся на корабле его, потом велел сбросить тела их на плот и подтолкнуть к пристани. Затем возвратился он в Тулон. Но все эти обоюдные жестокости нисколько не приближали мира и безопасности, столь необходимых для французской торговли. Правительство хорошо понимало это и в следующем же году, опираясь на письма, написанные к начальнику тулонских морских сил, сделало новые попытки, которые, на этот раз, имели полный успех. Заключили мир, и Мухаммед-Эмин-Ходжа отправился в 1690 году в Париж в звании посланника бея с поручением испросить у короля ратификацию мирного трактата.

Несколько времени спустя Меццоморте, наскучив властью, беспрестанно у него оспариваемой, и не осмеливаясь отречься от престола, тайно покинул Алжир. Преемник его, Шаабан, уверил французское правительство в своем добром расположении. В эту эпоху смут и тревог в Европе Франция вздумала искать точки опоры в Алжире, она хотела, чтобы новый бей объявил войну Англии и Голландии, но английский консул показал такое искусство и так ловко у мел сыпать золотом, что г. де-Сеньеле добился от дивана только разрыва с Голландией и обещания захватывать все английские корабли, которые не будут снабжены свидетельствами за подписью Иакова II. Далее содействие Алжира не простерлось, тем более, что он был занят тогда экспедицией для увеличения своей территории. В 1698 году при Гассане-Чиауше был восстановлен мир с Англией без нарушения связей с Францией.

Беи следовали один за другим по воле необузданных янычар, всегда готовых к восстанию против того, кто пытался уменьшить самовольство их. Во все царствование Людовика XV пираты продолжали свои грабежи. 16 января 1764 года де-Фабри, начальник эскадры, заключил с ними договор, в силу которого все прежние жалобы предавались забвению, французам, поселенным в Алжире, предоставлялся трехмесячный срок для обезопасения себя в случае нового разрыва. Эти и некоторые другие незначительные условия были неважны, но, за недостатком решительных мер, это было единственным средством к обузданию морских разбойников. В 1770 году Дания, желая освободиться от покровительственной дани, наложенной на нее царствующим беем, отправила значительный флот, но действия его совершенно не удались, и датское правительство должно было купить мир за подарок в 100'000 талеров и два корабля с военными припасами. Большая часть государств, содержавших в то время консулов в Алжире, платила владыке его разного рода подати. Так Королевство Обеих Сицилий платило бею ежегодную дань в 24'000 пиастров, и, кроме того, подарками до 20'000 пиастров. Тоскана не была подвергнута никакой дани, но должна была давать подарок в 25'000 пиастров при каждой перемене консула. Сардиния, через посредничество Англии, получила ту же привилегию; папские владения были обязаны тем же Франции. С Португалией поступали как с Сицилией; Австрия, поддерживаемая Турцией, посылала ежегодные подарки, и даже сама Англия, после бомбардирования Алжира лордом Эксмоутом в 1816 году, была принуждена присылать подарок в 600 ф. стерлингов (более 2000 р. сер.) при каждой перемене консула. Голландия, участвовавшая в деле 1816 года, подверглась той же участи. Соединенные штаты, Ганновер и Бремен приняли те же условия. Швеция и Дания подчинились довольно значительной ежегодной дани, которую выплачивали военными снарядами. Все эти государства, кроме того, каждые десять лет при возобновлении договора делали подарок в 10'000 пиастров, и консулы их не иначе вступали в исправление своей должности, как снабженные подарками для всех алжирских министров.

Одна Франция, при таком всеобщем почти унижении европейских флагов, никогда не платила ничего, что доказывают все ее договорные грамоты.

Несмотря на все эти договоры, дани, подарки Алжир все-таки казался ненасытимым, и пираты доводили донельзя дерзость своих набегов, от которых более всех страдал испанский флот. Дела дошли до того, что в царствование Карла III предприняли большую экспедицию против Алжира. Какой-то ирландский офицер, искатель счастья и приключений, О'Рейли, служивший с некоторым отличием во французских и австрийских войсках, получил начальство над нею, и 1 июля 1775 года явился перед варварийским городом. Флот его состоял слишком из 300 судов всяких размеров, на нем находилось 22'000 человек десантного войска и значительный осадный парк. Вместо того, чтобы немедленно высадить свою армию, О'Рейли парадировал перед Алжиром целую неделю, чтобы напугать неприятеля. Беи Константины, Медеа и Маскары воспользовались этим потерянным для испанских воинов временем, чтобы поспешить на помощь Алжиру. Наконец 8 июля произведена высадка. Алжирцы сначала не противопоставляли никакой обороны, казалось, они бежали перед испанцами, дали им проникнуть в дефилеи и крытые дороги, и когда вся армия рассеялась так, что не могла уже соединиться вовремя, напали на нее и произвели страшное кровопролитие. Одного дня было достаточно для того, чтобы отбить у испанцев охоту к дальнейшим попыткам. О'Рейли и совет его решили — садиться на следующее утро на корабли. На произвол неприятеля оставили весь материал, больных и раненых. Испанское правительство хотело исправить этот неуспех: новые попытки бомбардирования последовали за несчастной экспедицией 1775 года, но не имели никакого результата, и в 1785 году Испания принуждена была заключить с алжирцами мир, который никогда не обеспечивал ее от оскорблений и нападений.